Ряд волшебных изменений милого лица - Сергей Абрамов

— Одна считает, что я плохой муж. Другая — что я равнодушный отец. Третья — что я эгоист, эготист, эгоцентрист…

— Умная девушка: сколько иностранных слов знает!.. Но если все правда — изменись.

— Ты что, Ленк, спятила?

— Изменись, Стасик, изменись. Как в песне: стань таким, как я хочу. Как все хотят.

— Это невозможно!

— Почему?

— Сорок лет.

— Далась тебе эта чертова цифра! Подумаешь, возраст! Только что круглый… А вспомни себя в пятнадцать. В двадцать. В тридцать. Только по-серьезному вспомни, до мелочей. Ну, поднатужься, дорогой… То-то и оно! Другим ты становился. С каждым годом. Потихонечку, не вдруг, но другим. Обстоятельства хочешь не хочешь, а ломают нас, меняют характер, только мы этого не замечаем, и те, кто рядом с нами, тоже не замечают. Как с детьми: родители не видят, что их чадо растет. А со стороны видно… Вот и надо суметь взглянуть на себя со стороны…

— Я, наверно, не умею, — признался Стасик.

— Ты не умеешь, — согласилась Ленка. — Ты для этого слишком самолюбив. Как так — «Я» с большой буквы, личность самостоятельная, и вдруг ее что-то ломает! Или кто-то. Невозможно представить, а, Стасик?.. Однако ломает, ломает, деться некуда. И личностей ломает и неличностей. Всех. И окружающим от этого легче: ты к ним притираешься, они к тебе, поскольку тоже соответственно меняются. И не без твоего влияния, заметь. Только до-олго это тянется. Всю жизнь… А вот придумать бы такой хитрый трюк — как в цирке, у Кио! — чтобы стать другим. Сразу стать: алле-оп! И без вреда для собственной гордости: трюк есть трюк.

— Что значит «трюк»?

— Не знаю. Просто так. Фантазирую.

— Нет, ты что-то имеешь в виду.

— Да ничего, успокойся. Ну подумай сам, голова садовая, как можно стать другим сразу? У тебя же психика не выдержит, надорвется. Не веришь мне, спроси своего Игоря.

— Игорь в отпуске, — машинально ответил Стасик. Он обдумывал услышанное. Остраненное слово «трюк» ему сильно нравилось. Трюк — это из области искусства. Трюк в цирке. Трюк в кино. Трюк — дело артиста. Придумать трюк… Какой? И вообще зачем? Чтобы все кругом были довольны: ах, как он мил, как добр, как прекрасен? А ему, Стасику-то, в сущности, плевать на всех. Лишь бы он был доволен — и ладно. А он доволен?..

— Когда приедет, поинтересуйся, — сказала Ленка, выходя из машины у своего дома.

— Чем? — не понял Стасик.

Он уже забыл, про что они говорили, не шел из головы Ленкин «трюк».

— Состоянием психики. У Игорька… Чао!

— Какао, — традиционно ответил Стасик и укатил. И по дороге домой вспомнил по странной ассоциации собственную давнюю-предавнюю импровизацию. Сидели, пили, ели, трепались о чем-то, «об умном», два каких-то неведомых физика в компанию затесались, кто-то пустил слушок — лауреаты, засекреченные, «великие без фамилий», как выразился поэт-современник.

Вот к ним-то Стасик и обратился с ерническим монологом:

— Всякой ерундой, граждане милые, занимаетесь, давите человечка, ломаете, крутите. А нет бы наоборот! Изобрели бы какую-нибудь умную и добрую машинку: ты в нее входишь одним, а выходишь другим… Ну, я не знаю, что там делается! Сами решайте… Перестраивается биопсиполе, например… Ну, был человек вором, а вышел честнейшим членом общества. Был злыднем, а вышел сама доброта. Был нищим духом, а вышел Вильям Шекспир! Слабо?

Физики тогда сказали, что слабо. Что наука умеет еще очень мало гитик. Что руки коротки.

А Ленка спросила:

— Фантастикой увлекся?

Ответил:

— Мечтаю, подруга!

Усмехнулась:

— Ну, помечтай, помечтай…

Неужто с того вечера все запомнила?

А что? Память у нее, как у девушки, роли с третьего прочтения — назубок…

И сейчас куснула легонько, думала — не проассоциирует Стасик. А Стасик не лыком шит, у Стасика с логикой полный порядок…

«Стань таким, как я хочу…» Ну, станет. Ну, найдет ученого братца, который изобретет-таки умную машинку по незапатентованной идее Политова. Ну, войдет туда Стасик. Ну, выйдет иным.

А каким?

Стасик ехал-ехал, в ус не дул, заправился под завязку, седанчик его ходко шел, отлажен на совесть, да и водительский стаж у Стасика — семнадцать лет, зим, весен и осеней — шутка ли! Но вдруг ни с того ни с сего он почувствовал, как на него страшно наваливается что-то тяжелое, темное, рыхлое, как оно застит ему свет, выключает звуки, останавливает время…

Поскольку в описываемое мгновение на крутой поворот Яузской набережной выехал на дежурство старший лейтенант милиции… фамилия в принципе для повествования неважна, но ради удобства общения назовем его условно Спичкиным, Валерианом Валериановичем Спичкиным… поскольку остановил он свой желто-синий «жигуль» как раз у кромочки тротуара, у зеленого откоса безымянного московского кургана, поскольку направил он бдительный прибор-скоростемер на трассу с ограниченной скоростью движения и там на нее внимательно уставился, то все происшедшее он описал в протоколе с хроникальной точностью и похвальным бесстрастием, вообще характерным для доблестных работников Госавтоинспекции.

Не откажу себе в удовольствии и процитирую указанный протокол: «9 сентября 19… (год роли не играет, хотя у Спичкина он указан точно!) года в 18 часов 23 минуты я занял вверенный мне пост у поворота от бензоколонки N13, где скорость ограничена до 40 км/час. В 18 часов 27 минут я заметил, что от бензоколонки N13, которая находилась не очень далеко, но все было отлично видно, потому что погода стояла жаркая, сухая, что и доказано отсутствием следа торможения, отъехал автомобиль марки «ВАЗ-2105», цвет «коррида», государственный номерной знак У00-17МЕ, и когда я взглянул на счетчик прибора, то увидел его скорость 38,5 км/час, но он ее заметно увеличивал. Я уже приготовился сделать нарушителю сигнал остановиться, как он вдруг неожиданно быстро поехал прямо к решетке заграждения от падения в р. Яуза, на полном ходу примерно 50 км/час, на счетчик в этот момент я не глядел, пробил решетку и плашмя упал на воду, но сразу не утонул, потому что оставался на плаву, а потом немного погрузился в воду, но тоже не утонул, потому что мелко. Сначала я бросился к решетке заграждения, где ее пробил автомобиль, номерной знак У00-17МЕ, и хотел спуститься вниз, чтобы оказать первую помощь водителю транспортного средства, но пока я добежал до пролома, после промера рулеткой дистанция оказалась 93 м, а московское время 18 часов 28 минут, водитель выбирался из бокового окна, весь в одежде, и когда он влез на крышу автомобиля и увидел меня, то закричал: «Что случилось, товарищ старший лейтенант?»

Протокол на сем не кончался, там еще много всего наличествовало (термин из арсенала Валериана Валериановича), но продолжать его бессмысленно и малопродуктивно, потому что все дальнейшее Стасик сам помнил прекрасно. А предыдущее, выходит, не помнил?..