Мафиози - Алексис Парнис

Он взял щипцами уголек из камина и зажег свою сигару. Его потные руки покраснели от отсветов пламени и блестели, будто обагренные кровью. Большое полено трещало, искры взметались, как плодородные семена сатанинского посева преисподней внутри его души. Марио инстинктивно отодвинул кресло подальше от камина.

- Я погорел... - сказал он отцу и себе одновременно.

- Думал ли ты, мой мальчик, над тем, что в эти дни, пока ты живешь жизнью принца, сколько людей ежедневно тебя убивают?

- Меня убивают? Меня?

- Тебя... Сына Игнацио Паганини. Перешагивают не колеблясь через твой труп в своих мыслях. Носят, как трофеи, твои костюмы, занимают твое место в комнатах «Плазы», гладят кожу твоего дорогого бумажника, шелковую кожу твоей любовницы, сдирают с наслаждением твою шкуру и делают из нее ковер перед своей кроватью. Какая разница, дорогой Марио, что тебя убивают не руками, а в мыслях? Преступление состоялось, так или иначе.

Марио отодвинулся еще дальше от камина.

- Согрелся?

- Обжегся... - выразительно сказал сын.

Однако отец вновь не заметил намека. Он начал вышагивать взад и вперед с глубокомысленным видом профессора, наслаждающимся творческими оргазмами своего мозга. Высокая зала стала наполняться нечеловеческим величием и преобретать академическую официальность. Марио фанатически любил учение, закончил с отличием гимназию, и его до сих пор, как пламенная, но безответная любовь, мучило стремление к высшему образованию. Боже! Каким искривленным способом судьба осуществила это его желание. Было ясно, что он находится в одной из высших школ мафии. Ее ректор - его отец - интенсивно преподает ему особые предметы...

- О, как хорошо я научился различать врожденную преступность в человеческих глазах. Даже в самых невинных, бамбино мио... Когда ты также научишься это различать, то поймешь, я с тобой сейчас говорю о естественном человеческом предназначении. – Он погладил его со львиной нежностью по склоненной кудрявой голове - Конечно, потребуется время и интенсивное изучение жизни, чтобы ты понял. Да, слова мои тебе сейчас кажутся странными, может быть, чудовищными... Ты прожил, напичканный этическими принципами несчастных, которые хотят, но не могут жить естественно. Знаешь, что такое их этика? Утаивание жалкой развращенности. Си, си, бамбино.

Теперь, по существу, началось просвещение. Сегодня вечером Марио прослушает вступительную лекцию «Введение в теорию и практику мафии».

Спустя какое-то время отец довел его и до основного применения этой теории - бегло, так сказать...

- Миссия наша проста и ясна, как природное явление... Мы помогаем прирожденным преступникам совершить преступление по-настоящему. Что должен делать, допустим, человек, который хочет стать миллионером самым быстрым способом? Первое дело -уничтожить конкурентов, которые горят тем же желанием. И вот наша организация помогает ему в этом. С прибылью, конечно. Что должен делать какой-нибудь гражданин, когда он пылает благородным честолюбивым замыслом служить своей стране в качестве конгрессмена или сенатора? Расчистить свой путь от других, со столь же благородным честолюбием. И здесь мы помогаем - не бескорыстно, естественно. Что должен делать человек...

Отец перечислил целый ряд случаев, с гордостью ученого, который освобождает других от этических заблуждений и вредных укоров совести, чтобы повести по естественному пути к счастью. Глаза его были пепельными - в их глубине таился прах тысячи умерших сентиментов, их сатанинский блеск гипнотизировал Марио целый час, пока не превратил в послушного, пассивного акцептора. Но и это отупение внезапно прекратилось, и сердце энергично забилось от ужаса и стыда, когда Игнацио Паганини решил привести живой пример из арсенала мудрых способов уничтожения.

- Скажем, ты, Марио, стоишь на пути у какого-нибудь нашего клиента. Простой способ нейтрализации заключается в приглашении тебя на дионисову пирушку на какую-нибудь роскошную яхту. Марио, жаждущий полного расслабления, прибывает охотно. И что происходит там? Автоматические фотоаппараты и замаскированные магнитофоны фиксируют его поведение. С фантастической точностью, в деталях, вот подтверждение...

Он вытащил кз стенного сейфа, который был как рог Амалфеи, наполнен драгоценными тайнами, несколько фотографий и положил их на колени Марио, игриво ухмыляясь.

- Посмотри, ловелас, как ты кутил в ту ночь в Лос-Анджелесе.

- О, нет... - встрепенулся Марио, увидев на первой фотографии себя, совершенно голого, танцующего чифтетели. Он ухарски, вместо четок, держал женский лифчик, а вокруг безобразничала, хлопая в ладоши, толпа собутыльников, без штанов. Другие фотографии были еще хуже. Каждая из них представляла собой ступеньку лестницы, ведущей ко злу, которая доводила до эротического уединения с Клаудиа в незабвенной каюте.

- Неужели я действительно вытворял такие вещи на палубе? При свете стольких огней? Ничего не помню. За исключением Клаудиа, конечно...

Он чувствовал себя скверно, разглядывая фотографии, будто занимался сладострастным самолюбованием.

- Ты много выпил, - сказал отец со строгим, научным выражением, словно изучал фотографии космической экспедиции к обратной стороне Луны. - Виски в сочетании с марихуаной совершенно распоясывает...

- Я курил марихуану?

- Ты ее попробовал, немного... Тебе это позволил Валентино, чтобы ты почувствовал вкус. Вообще-то он за тобой следил бдительно. Был готов сбросить в море всякого, кто бы попытался поиграть с тобой больше, чем следует... Я дал строгие указания...

- Ты хочешь сказать, что ты организовал мое посещение яхты?

- Я так хотел, чтобы ты развлекся, Марио... Но под моим контролем, естественно. Беда была бы, если б я оставил тебя без присмотра в этом грязном борделе для выскочек...

- Значит, ты знал заранее и о Клаудиа?

- Я лично выбрал ее из лучших женских кадров «семьи». Ты должен признать, выбор мой удачен. Доказательством является то, что ты взял ее в Нью-Йорк.

Он не оставил своего важного, педантичного тона даже теперь, когда открыл ему столь неожиданно секрет - свое отцовское сводничество. Позже Марио понял причину. Клаудиа была для отца простой деталью, клапаном в сложном механизме организации. Ее употребляли как приманку для высокопоставленных лиц: постель - лучший источник информации.

- Клаудиа не просто винтик! С ее данными она могла бы стать непревзойденной шпионкой какой-нибудь из великих держав мира. Но и на нашей работе у нее не меньше обязанностей. В конце концов, ведь и мы сверхдержава...

- И вы мне подарили для игры столь дорогой инструмент? - испугался Марио, узнав, что обнимал так долго настоящий фугас, сам того не зная.

- Речь идет не только об игре... Ты ведь, в конце концов, ее завтрашний хозяин и должен знать, как работает оружие, которым ты располагаешь. – Он потрепал его по щеке, прищурившись. - Признаюсь, как отец я был несказанно польщен, когда она мне сказала, что в любви ты неутомимый проказник. Ты похож в этом, черт побери, на меня...

- Ишь ты, - надулся с затаенной обидой Марио. – Я в этом вырос. Могу ли я не знать всего? Мать Италия, зачем ты меня родила, и ты, тетка Греция, зачем меня вскормила в таком случае?

- Можешь держать ее, сколько тебе захочется, - продолжал отец. - Впрочем, у нее в это время отпуск...

- Любопытно... - сказал Марио. - Хотя я и приобрел в силу своей профессии большой опыт в такого рода женщинах, Клаудиа меня провела Я ее считал современной, роскошной Нана... и ничем иным. Она же, однако, сложный, шпионский механизм.

- Виды ее тайного оружия бесконечны. Она может изобразить что угодно. Даже переодетого кардинала, сменившего пол и превратившегося в девочку... Она очень сложный механизм, эта Клаудиа. И телом и разумом. Настоящий университет. Она тебя посвятит во многие тайны нашей работы. Смотри же, извлекай пользу из этой опытной преподавательницы. Она тебе будет всюду гидом. От художественных музеев до конгресса. У нее там достаточно дружков.

- В конгрессе?

- Даже в сенате... Не удивляйся, если однажды увидишь, как Киссинджер любезничает с ней на каком-нибудь приеме, на каком-нибудь важном благотворительном празднике в Бостоне с ней танцует один из молодых Кеннеди.

- С Клаудиа?

- С Клаудиа! С человеком из «семьи» Паганини. О, бамбино мио! Ты еще не понял, какую великую силу мы представляем... Мы являемся государством в государстве... - Он возвысил голос, так что эхо, отразившись от высокого потолка залы, возвратило звук в уши Марио словно рык целого стада львов.

Неожиданно отец встал, простирая руку.

- Вот взгляни хорошенько на мой перстень, - велел он.

- В первый раз его вижу, - сказал Марио.

- Я ношу его только в торжественных случаях... При смерти или при рождении какого-нибудь важного мафиози, например... Как сейчас.

Марио наклонился, чтобы рассмотреть черный драгоценный камень с микроскопическим серебряным стилетом в центре.