Преодоление - Михаил Одинцов

― Ксюш, поди-ка, милая, Иванушке-сиротинушке медку принеси, пусть он со мной мятного чайку попьет. Мужики-то с бабами не скоро с поля возвернутся, а ему науку надо постигать.

А сколько он услышал и узнал от старших сказов и поверий про войну и богатырей, про зверей и Иванов, про царевен, царевичей, злых духов и Иванушек. И везде Иван был добрым и смелым, сильным и справедливым, делающим добро и в конце концов добивающимся торжества справедливости. Если же ему делалась приставка "балда", то и в этом случае Иван был "себе на уме", хитрющий да знающий и только с виду дурачок.

Вот так и деревенский мужик свой житейский опыт и сметку часто прятал за наигранной, показной непонятливостью, подчас глуловатостью, чтобы выговорить какое-то облегчение в подати или налоге, выторговать лишнюю копейку на базаре.

В долгие зимние вечера с печи, бывало, добрый голос звал его:

― Ваняшка, иди-кось сюда! Сказать тебе хочу про Ивана-копейщика да волчью стаю оборотней. Мне раз-думка, а доброму молодцу в урок…

Сказ ― не поучение, не совет, а думы вслух. Сказка вовлекала Ивана в мир невероятных событий, заставляла сопереживать успехам и неудачам героев, проходить вместе с ними через зло и ложь, принимать чью-то сторону, совершать ошибки, может быть, из-за скрытой в глубине души жадности, а потом глубоко сожалеть об этом…

Детский ум его не всегда мог сразу разобраться в хитросплетениях поступков людей и зверей, чтобы определить ― с кем быть, ведь непременно хотелось оказаться в лагере справедливых.

И сейчас, по прошествии многих-многих лет, справедливость всего дороже генералу, и сейчас тянется он к людям с открытой душой, доверчивым и незлобивым. А ведь случалось в жизни всякое, судьба ему досталась не из легких.

Первый летный день.

Сохатый-учлет в праздничном настроении, Он ощущает в себе необыкновенную легкость движений и волнующее нетерпение. Каждый новый взлет самолета с очередным курсантом приближает для него заветный момент: он впервые поднимется в небо не во сне, не в сказке на ковре-самолете, а на реальной крылатой машине.

Наконец он сел в кабину, пристегнулся привязными ремнями, присоединил шланг переговорного устройства к шлему и доложил:

― Товарищ инструктор, курсант Сохатый к ознакомительному полету готов!

Инструктор Никита Бодров запускал мотор, а в голове Сохатого метались тревожной воробьиной стаей мысли: "Только бы не испугаться. Ведь раньше вроде бы не боялся высоты. На деревья, на колокольню лазил. Был на "Семи Братьях" под Нижним Тагилом. Прыгал с парашютной вышки…"

Вырулили. Стартер взмахнул белым флажком, и У-2 побежал вперед. После небольшого разбега самолет неожиданно повис в воздухе, и земля стала быстро проваливаться вниз. Иван почувствовал себя на качелях, подбрасывающих его вверх, в новый для него мир. С волнением ему удалось кое-как справиться, и только после этого он уже осознанно посмотрел на небо и на землю. Небольшая солнечная дымка создавала физически ощутимую толщу голубоватого слоя воздуха под крылом, отчего казалось, что он смотрит на землю через огромное прозрачное цветовое стекло. Поля и леса, дороги, игрушечные поселки, мозаика светотеней внизу по бескрайней, всхолмленной невысокими горушками земле породили в нем сохраненные на всю жизнь удивление и восхищение.

Послушная воле инструктора зеленокрылая птица продолжала набирать высоту. Парение самолета над огромной землей казалось Сохатому столь поражающе невероятным, что он усомнился в изученных им законах аэродинамики и решил убедиться, действительно ли способен воздух держать на себе огромную тяжесть.

Чтобы испытать плотность воздушного потока, Иван осторожно высунул из-за козырька кабины руку, и его враз ударило по ладони, больно, закинув кисть руки назад. Ойкнув от неожиданности, он спрятал руку в кабину и начал рассматривать крылья, которые несли его над землей.

Иван увидел, что обтягивающая верхнее крыло перкаль от напора воздуха так сильно вдавливается внутрь, что через материю просматривается весь силовой набор крыла, все составляющие его стригнеры, нервюры и лонжероны, которые можно было спокойно посчитать. Верх же нижнего крыла, обращенный к нему зеленой стороной, был спокойно-гладким и не создавал впечатления производимой им работы. "Да, крыло, видимо, действительно больше опирается на воздух своей нижней поверхностью, нежели подсасывается вверх", ― подумал он, хотя теория говорила наоборот.

Но на этом его "исследовательские" размышления закончились. Их сменили совершенно неожиданные, волнующе-тревожные ощущения ― учитель привел самолет в зону и начал пилотаж.

Все, о чем говорил Сохатому инструктор на земле, чему учили его преподаватели, что зубрил и запоминал он сам, мгновенно вылетело из головы. Бодров что-то громко говорил в переговорную трубку, но смысл слов не воспринимался. Руки Ивана намертво вцепились в борта кабины, а широко открытые глаза не узнавали мир. Голова отказывалась понимать, когда У-2 делал вираж, а когда ― боевой разворот, какой из маневров называется петлей, а какой ― штопором.

Сначала земля показывалась ему то с одного, то с другого борта кабины, а тело прижимало к сидению. Затем, как в дикой пляске шамана, все завертелось перед глазами. Меняясь местами, проносились по очереди земля небо, небо ― земля, и он потерял представление, что из них он видит вначале… То дух захватывало от крутого спуска, то натужно гнулась спина от наваливающейся на плечи тяжести…

Наконец пилотаж кончился. Земля вернулась на свое обычное место и оказалась, как и прежде, ниже самолета.

Успокоившись, отдышавшись и придя в себя, став способным вновь видеть и понимать окружающее, Иван вдруг увидел в смотровом зеркальце смеющееся лицо инструктора.

"Наверное, такого раззяву, как я, он еще не встречал", ― подумал Иван. А пока разбирался в своих ощущениях, У-2 оказался на аэродроме.

Выключен мотор. Сохатый расслабленными, неувереннми движениями выбрался из самолета и остановился на крыле. Держась за борт кабины, приложил старательно руку к летному шлему.

― Товарищ инструктор, разрешите получить замечания.

Ритуальный доклад выполнил. Сил все же хватило. И настороженно замолчал, с тревогой ожидая, что же скажет ему учитель.

― Хорошо, Сохатый! Сегодня замечаний нет. Держался ты хорошо. Поздравляю с первым полетом. ― Инструктор крепко пожал Ивану руку, тряхнул ее, пристукнув о борт. ― Лиха беда начало: дальше пойдет легче. Будь здоров. Зови следующего.

― Есть, товарищ инструктор!

Душа Сохатого ликовала: "Экзамен выдержал!"