Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

С комфортом устроившись в кресле и задрав ноги на стол, он закурил. Чуть позже он учинит в квартире разгром, а затем отправится покупать подарок для дочери, но пока можно немного посидеть спокойно и неподвижно, предаваясь тихим размышлениям обо всем том, что пишут в духовной литературе. Кевина всегда удивляло, до чего просто можно лишить человека жизни. Если сбросить с жизненной карусели такую хлипкую штуковину, как мораль, то для убийства понадобится всего какое-то мгновение — при минимуме усилий, как волевых, так и физических. Поехать на автомобиле по улице и невзначай заехать на тротуар, встать позади кого-нибудь на платформе метро и легким движением локтя отправить человека прямо под колеса приближающегося поезда, навести пистолет и нажать на курок — все это плевое дело, и сегодня будет точно так же.

О чем думает человек в ожидании жертвы, которую ему предстоит убить за деньги?

Чаще всего о деньгах. В данном же случае Кевин думал о своих башмаках. Он разглядывал их, лежащие на кофейном столике. С внешней стороны они были поношены больше, чем с внутренней, — наверное, дело в его походке, ведь и с предыдущей парой было то же самое. Может, стоит сходить к остеопату и проконсультироваться с ним по этому вопросу или, во всяком случае, купить новую пару. Дорогую хорошую обувь с Бонд-стрит, ничего слишком шикарного, хотя выглядеть элегантно было бы, пожалуй, полезно для его бизнеса. Можно бы сделать для себя поблажку и приобрести что-то по-настоящему классное, итальянское. Теперь он может себе это позволить.

Он все еще был погружен в мечты о новых туфлях, когда услышал, как хлопнула входная дверь. Все в порядке, он же профессионал — опустить ноги на пол, взять пистолет и направить его на Ивонну Фостер, когда она войдет в гостиную и включит свет.

Она не застыла от ужаса и не вскрикнула, и, надо отдать ей должное, первой ее реакцией было схватить вазу с буфета рядом с дверью и использовать в качестве оружия. «Он какой-то заморыш, да к тому же старше меня, — подумалось ей, а потом в голове промелькнула совсем уже абсурдная мысль: — Да как ты смеешь курить в моем доме?»

Кевина восхитило, что инстинкт побуждает ее бороться за жизнь, но тем не менее он прошипел:

— Стой и не шевелись, не то прикончу на месте.

Ивонна замерла. Она была хорошо одета, с безукоризненными белокурыми волосами, аккуратно зачесанными со лба назад и открывающими красивое загорелое лицо. Она выглядела на свой возраст: сорок с хвостиком. А еще она выглядела как женщина, привыкшая руководить.

— Входи, подойди ближе, — скомандовал Кевин и почувствовал, что у него пересохло во рту. — Так, теперь стоять. Не двигаться. Сейчас я задам тебе вопрос. Если ты ответишь на него правильно, меня не будет здесь уже через четыре минуты. Если ответишь неправильно, я останусь, тебе будет больно и начнется черт знает что. Понятно?

Ивонна кивнула, думая о том, что запросто справится с ним, но потом увидела пистолет.

— Где ты держишь свои драгоценности?

Она вздохнула с облегчением. «Вот дуреха», — подумал Кевин.

— В спальне, в шкатулке. Забирайте все, что там есть. Все равно они застрахованы… только…

— Только что?

— Там есть кольцо, которое мне подарил сын, оно ничего не стоит, но я буду очень благодарна, если вы его оставите. С синим камнем. На самом деле это стекло. Он купил его на базаре в Индии. Дело в том, что…

— Заткнись. Оставлю я тебе твое чертово кольцо. А теперь повернись и встань лицом к двери.

— Зачем?

— Просто выполняй!

Ивонна повернулась. Он хочет, чтобы она провела его в спальню? Приятного мало, но ведь не оставит же он ее одну в гостиной? Почему тогда он не велит ей идти вперед? И что означают эти звуки?

А слышала она, хотя и недолго, как Кевин взял в руки пепельницу, которая оказалась даже тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд, и подошел к своей жертве сзади. Больше Ивонна уже ничего не услышала. В частности того, как проломился ее череп, когда Кевин изо всех сил ударил ее по голове пепельницей. Только он один слышал другие четыре удара, которые с прежней яростью нанес ее уже проломленной голове.

Он отшвырнул ставшую более не нужной пепельницу на диван, собрал свои окурки, сунул их в карман и быстро, не оглядываясь, прошел в спальню. Спальня была просто огромная. С улицы трудно представить, как велики комнаты в подобных домах, подумалось ему, пока он шел к дубовому туалетному столику. На столике сбоку, перед фотографией молодого мужчины с мальчишеской улыбкой, сидящего в лодке, — скорее всего, ее сын — стояла обитая бархатом шкатулка для ювелирных украшений. Кевин открыл ее и вывалил все содержимое на пол. Его взгляд привлек серебряный браслет из соединенных друг с другом опалов, и он сразу понял, что Кристине эта штуковина очень понравится, вернее, ему самому очень понравится ее подарить, потому что он не имел ни малейшего представления о том, что Кристине нравится, а что нет.

Конечно же, он должен взять и все остальное, иначе не будет похоже на ограбление. Он вернулся в гостиную. Ну и кровищи же натекло из этой Ивонны! Он перешагнул через лужу густой темной крови, медленно расползающейся по полу рядом с диваном, взял свой кейс, так и стоявший у кресла, вернулся в спальню и наполнил его цацками. Он огляделся по сторонам и решил, что комната выглядит чересчур опрятно, а потому без всякого энтузиазма пинком опрокинул кресло. При этом он чувствовал себя как-то по-дурацки. «Вот уж действительно странно», — промелькнуло в мозгу. Размозжить череп ему ничего не стоило, а перевернуть кресло стесняется. Но он был профессионалом, а потому открыл платяной шкаф и, достав оттуда несколько платьев, разбросал их по полу.

Затем он вернулся в гостиную и, взяв сумочку Ивонны, также высыпал все, что в ней было, на пол, неподалеку от лежащего тела. «Ловкий ход, — подумал он, внимательно рассматривая содержимое сумочки, — полиция решит, что действовал наркоман». Он взял ее кошелек, вынул всю наличность, сунул в карман, а кошелек швырнул на пол, в лужу крови. Потом вышел в коридор и, пройдя по нему, попал в кухню. Именно здесь, будь Кевин действительно каким-нибудь опустившимся наркоманом, он и проник бы в дом. К задней двери шли какие-то провода — вероятно, сигнализация, которая вполне могла бы поднять на ноги местное отделение полиции при попытке взломать дверь. И при попытке разбить окно с внешней стороны. Он взял кухонное полотенце, приложил его к толстому стеклу двери у самой ручки и ударил по нему локтем. Стекло не поддалось. Но локтю стало чертовски больно. Рядом с плитой висел огнетушитель. Он схватил его и снова ударил — стекло разлетелось, а из огнетушителя вырвалась струя пены, заливая кухонный пол.

«Ну и ладно», — подумал он. Беспорядка стало еще больше, а это главное.

Возвращаясь по коридору, он остановился перед богато украшенным зеркалом, желая убедиться, что выглядит достойно и что у него в волосах не застряло осколков разлетевшегося черепа. Одобрительно кивнув самому себе, Кевин Спайн еще раз огляделся по сторонам, взял свой кейс и покинул особняк.

Воздух на улице был холодный и какой-то вкусный. Каким бы грязным он ни был, лично ему нравится. Кевин пошел берегом Темзы. «Здесь так тихо, — подумал он, — и луна висит так высоко». Он вдохнул грязный сырой воздух полной грудью, как делают люди после хорошо выполненной работы. Достал из кармана сигарету, зажег ее и стал курить на ходу. Спешить некуда, решил он, присел на скамейку и принялся разглядывать далекие огни на Воксхолльском мосту и Колесо Тысячелетия.[12]

«Люблю Лондон, — подумалось ему, — здесь легко затеряться».

Он докурил сигарету и пошел дальше. Наконец он дошел до спуска, где высокая стена набережной расступалась и лестница вела к небольшой пристани. Вход на ступеньки закрывали старые ржавые ворота — видимо, место считалось опасным, — но если все-таки пролезть, то окажешься под самой стеной набережной, где тебя никто не увидит. Он огляделся — вокруг никого не было — и полез вниз, причем отнюдь не с кошачьей грацией и совсем не как отлично натренированный ниндзя, но как немолодой высокооплачиваемый киллер, свободный от угрызений совести. Спотыкаясь и тяжело дыша, он одолел часть каменной лестницы и уперся в заграждение из колючей проволоки. За ним оставалось всего пять ступенек, ведущих на деревянный причал, к которому, похоже, уже много лет не швартовались никакие суда. Кевину не требовалось идти дальше: черная вода плескалась справа и слева от лестницы, и он знал, что течение утянет на дно где-нибудь в стороне отсюда все, что он бросит. Он открыл кейс, засунул в него руку, вытащил столько ювелирных изделий, сколько смог ухватить, и бросил в реку, после чего снова засунул руку в кейс, и так, пока кейс не опустел.

И только тут он вспомнил про браслет. Он проверил карманы пиджака, но там ничего не было. Может, в брюках? Тоже пусто.