Мятная сказка - Александр Полярный

с игрушками, кто с книжками, – особого внимания на нас не обращали. Тут бурлила жизнь, маленькая жизнь вдали от огромного мира. В комнату зашла девушка лет двадцати, и к ней тут же подбежал один из мальчиков. Он громко плакал, показывал на свое, по всей видимости, красное горло.

– Все пройдет, успокойся, малыш. Ложись в кроватку, а я тебе принесу чай с лимоном, и мы тебя вылечим. Ты только не расстраивайся…

Она заметила нас и, поздоровавшись, спросила: «Чем могу помочь?». У меня немного перехватило дыхание, и я ответил что-то невнятное: «Я, точнее, мы хотели бы увидеть мадам Илону, здравствуйте…». Девушка посмотрела на меня с печалью в глазах и произнесла: «К сожалению, ее уже нет в живых, она умерла два года назад. Теперь о детях забочусь я». Она говорила что-то еще, как будто не давая возможности ответить. Мне было больно… День 39-й

Мы с Сойером остались переночевать в приюте. Когда дети ушли спать, взрослые сели у камина. Новую воспитательницу звали Лора. Ей было всего девятнадцать лет, но она справлялась со своими обязанностями не хуже, чем мадам Илона, а, может быть, даже лучше. Лора сказала, что попала в приют, когда ей было восемь лет.

Мы беседовали долго, около двух часов. К нам присоединился старый дворник, которому не спалось. Он пил странное пойло из своей фляги и ближе всех сидел к камину. Мальчики с кухни принесли нам жареную картошку и горячий чай. По ночам здесь работали только старшие ребята: они трудились ночью на кухне, чтобы приготовить для всего приюта завтрак.

Я все же осмелилась спросить: «Лора, не знаешь, жила ли тут девочка по имени Патриция?» Она с недоумением посмотрела на меня и покачала головой. А дворник усмехнулся и, выдержав паузу, стал рассказывать: «У одного ребенка, лет тридцать назад, был щенок по имени Патриция. Мальчик очень переживал, когда собачка сбежала, по крайней мере, ему так сказали. Он удирал по ночам и искал ее, но никто из взрослых не осмелился ему даже намекнуть, что кто-то из детей в этом чертовом приюте утопил его щенка в ведре. Мальчик верил, что однажды найдет свою Патрицию, а потом сбежал и не вернулся». «Его звали Джек?» – спросил Сойер. Дворник молча продолжил отхлебывать из своей фляги…

День 40-й

Лора

Сюда, в приют, редко кто заезжает, поэтому Лора была рада познакомиться и поговорить с Сойером и Зои, но они уехали несколько часов назад. Девушка уложила детей спать, убрала разбросанные книжки и игрушки по местам, заварила себе чай.

У Лоры были красивые, немного рыжеватые волосы, милые веснушки весной и чуть печальный взгляд. Она стояла на кухне. В руках чашка чая, а в голове – очередь из тяжелых воспоминаний…

Папа погиб еще до моего рождения. Он был достойным человеком, но не очень везучим. Его застрелили на военной операции – так говорила моя мама. Мы с мамой всегда спали в одной комнате в нашей маленькой квартирке. Маме часто было плохо, и она плакала, а я не знала, чем ей помочь. Когда плакала она, плакала и я. Плач, так же как и смех, может быть заразительным. Она начинала успокаивать меня и сама приводила себя в порядок.

Однажды я вернулась из школы, когда мамы не было дома. Там меня ждал незнакомый дядя, который сказал, что мама попала в больницу и у нее немного болит голова. Когда я навещала маму в клинике, она всегда держала в руках плюшевого зайчика и разговаривала с ним. Она плакала, зажимая в руках игрушку в ожидании, что зайчик тоже начнет плакать и она станет его успокаивать. Кажется, мама называла игрушку моим именем, а меня не замечала. Она жаловалась зайчику, что у нее очень твердая подушка. Я пообещала маме, что достану для нее самую мягкую подушку, которая только существует. Уже и не помню, каким образом я ее тогда думала достать, ведь мне было всего восемь лет. Обещание свое я не успела выполнить: мама умерла через две недели – не знаю, отчего, мне не сказали. Наверное, виной всему была слишком твердая подушка, а ведь у нее так сильно болела голова…

Следующие несколько лет я жила в приюте. И однажды написала доктору письмо о том, что тут совсем нет игрушек и я хочу того плюшевого зайчика, с которым играла моя мама в больнице. У меня совсем не осталось вещей из моей прежней жизни. Дома сохранилось много интересных папиных вещей: он хорошо зарабатывал, но мама не хотела продавать ничего из того, что принадлежало ему. Думаю, сейчас эти вещи уже не получится вернуть. Зайчика мне так и не прислали. Фотографий родителей тоже не было, и я начала забывать, как они выглядели. По воскресеньям наша воспитательница, мадам Илона, водила нас в храм, где мы читали молитвы. Я не задавала вопросов, но была обижена на Бога, что он не спас моих родителей. Потом мы возвращались в приют.

Спустя несколько лет умерла наша воспитательница. Я в какой-то момент хотела сбежать из приюта, но как это сделать, когда у одного из ребят помладше болит горло, а другой не поделил машинку с девочкой, которая постоянно плачет?

Я и сама иногда плачу. Жалеть себя легче, чем держать боль внутри…

День 49-й

Идет снег… Это такое утро, которое приветствует тебя снегопадом. Зои спит дома, а я иду в поисках подарка для нее – просто так, без повода. Дарить подарки приятнее, чем получать их.

Я прошел мимо собаки, которая ела у помойки. Мне стало ее немного жаль.

Увидел толпу детей, которые направлялись в школу, мне вдруг захотелось вновь стать ребенком: книжки, тетрадки, учебники – это же так весело и беззаботно!

Я проходил мимо прилавков и ярко освещенных витрин, которые демонстрировали и буквально просили прохожих купить все эти никому не нужные побрякушки.

Я стал думать, не взять ли нам билеты в кино или театр, но это показалось мне слишком банальным. Цветы она не любила… Духи? Запахов слишком много – тут не угадаешь, тем более что от нее и так всегда чудесно пахнет. Надо бы найти что-нибудь особенное…

Купил ей шарф, потом замерз и надел его сам. Я проходил весь день, но так ничего и не выбрал. Возвращаясь, встретил собаку, которую видел утром, у той же помойки: голодная, грязная, замерзшая и несчастная. Забавно получается…