Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации - Пол Кривачек

Я предпочел писать об идишской цивилизации, отказавшись от черно-белого взгляда на отношения евреев и неевреев, на угнетение и выживание. Мой рассказ касается более тонкого соревнования внутри самого народа, говорящего на идише. Это игра напряжения и конфликтов между Востоком и Западом, между говорящими по-немецки и на славянских языках, между интеллектом и эмоциями, между ортодоксальностью и синкретизмом, между теми, кто идентифицировал себя как представителей еврейского народа, и теми, кто считал себя представителями еврейской веры среди другого народа, – борьба, в которой одна из сторон попеременно праздновала победу над другой, а победители проигрывали побежденным, пока соперники окончательно не были разделены судом истории; это длительная борьба, потребовавшая новой интерпретации того, что значит быть евреем.

Я описываю, как это состязание разыгрывалось на сцене Центральной и Восточной Европы в суете и толкотне, усиливавшихся при каждом кризисе и при любой возможности. Соперники боролись перед толпой зрителей-католиков, иногда похожих на футбольных фанатов-хулиганов, которые выбегают на поле, чтобы напасть на игроков.

Это рассказ о возникновении нового народа, зачатого в Римской империи, последовательно созревавшего в утробе нескольких государств, рожденного в Центральной Европе и достигшего зрелости в государствах Восточной Европы. Идишская цивилизация была одной из основополагающих наций Европы, ее религия и образ жизни были настолько привлекательны для окружающих, что на протяжении столетий неисчислимое множество людей обращалось в ее веру. Это была цивилизация, которая, как писал историк Сесиль Рот, «оказала неизгладимое влияние на историю западного мира».

Евреи Рима

Место действия – римский Форум, старая рыночная площадь за пределами (собственно forum на латыни обозначает «снаружи») изначальной территории города, расположенный под одним из семи зеленых холмов, Палатином. И сегодня с него видны развалины императорских дворцов, торчащие из фундаментов, как разрушившиеся зубы. Вокруг – обломки колонн, разбитых бюстов, откопанные сто лет назад руины храмов, судебных зданий, ассамблей и других римских религиозных, административных и общественных зданий.

Когда я последний раз был в этом знаменитом месте и проходил положенный туристический маршрут, к своему удивлению, я неожиданно услышал еврейскую молитву. Повернувшись, я увидел перед аркой Тита группу длиннобородых ортодоксальных евреев в черных костюмах, черных шляпах и молитвенных покрывалах на плечах. Тут же один за другим проходили возглавляемые женщиной-гидом японские туристы, старательно и вежливо разглядывая то, что им показывали.

Я был поражен контрастом между теплотой современной еврейской веры и холодной классической строгостью древнего памятника. Иудеи римских времен были бы изумлены северными европейскими повадками евреев нашего времени. Была своего рода ирония и в том, что мои единоверцы скорбели о событии, давшем начало их собственному народу. Ведь этот памятник запечатлел память о происхождении идишской нации, о дне, когда началась ее настоящая история, это был день конца древнего Иерусалима и его Храма, когда в 70 году нашей эры город был сожжен, а его жители покорены римской армией. Тогда прародители идишского народа – рассеянные по Римской империи евреи – неожиданно оказались сиротами и начали скитаться, не имея земли, в которую они могли бы вернуться, осужденные на то, чтобы последующие два тысячелетия быть меньшинством на чужой земле. Это был момент, когда образовалась истинная диаспора, и, к сожалению, это была та самая точка, на которой коллективная память народа неожиданно замолкает.

Описание того дня подробно изложено на Триумфальной арке Тита, которая мощно и основательно, как и сама власть римских императоров, возвышается над остатками Священной дороги (Via Sacra), проходящей через нагромождение остатков империи. Тронутый временем мрамор с пятнами от дыма на каждой стороне арки отражает сцены торжественного шествия, которое по решению римского сената произошло в июне 71 года в честь императора Веспасиана и его сорокалетнего сына Тита, с триумфом возвращавшихся с Ближнего Востока; процессия проходила по этой самой дороге. Барельеф вырезан глубже в центре панелей, чем у краев; фигуры шествующих повернуты к зрителю, чтобы он убедился: цель достигнута, Иерусалима, столицы евреев, более не существует.

Нетрудно представить себе раздирающий уши рев полумиллиона римлян, приветствующих главу процессии, облаченных в белые тоги магистратов и сенаторов, медленно и невинно бредущих вслед за ними быков-альбиносов, предназначенных для жертвоприношения рядом с храмом Юпитера Величайшего в конце Священной дороги. Затем следует целый флот кораблей, поставленных на колеса, – кораблей, которые перевезли победоносную армию через море. Вслед за ними несут военные трофеи: священный семисвечник[11] (двое носильщиков склонились под тяжестью груза), две серебряные трубы[12] и покрытый золотом стол для двенадцати хлебов приношения[13].

Иосиф Флавий (настоящее имя Иосиф бен Маттитьяху), римско-еврейский историк, перебежчик, вначале командовавший иудейскими войсками в Галилее, затем управлявший защитой крепости Иотапата, а в решающий момент перешедший на сторону римлян, оставил описание этого шествия, свидетельствующее о том, что он своими глазами наблюдал его. Он писал восторженно, как школьница:

Невозможно достойным образом описать разнообразие этих показывавшихся зрелищ и великолепие во всем <…>. Ибо почти все драгоценное и достойное удивления, что приобретали когда-нибудь зажиточные люди и что считалось таким отдельными лицами, – все в тот день было выставлено напоказ, чтобы дать понятие о величии Римского государства[14].

Следом за трофеями, перед победителем-императором и его сыном-военачальником, увенчанными лавровыми венками и одетыми в одежды императорского пурпурного цвета, на посмешище толпе вели пленных. Самых важных из них несли на носилках, устроенных настолько сложно, что, как вспоминает Иосиф Флавий, зрители «боялись за безопасность тех, которые их носили. Многие из них имели по три, даже по четыре этажа».

Некоторые знатные люди, такие, как Иоханан бен Леви из Гискалы, одно время командовавший восставшим Иерусалимом, находились в деревянных клетках на колесах, трагедия их падения подчеркивалась тем, что на них были надеты их лучшие одежды. Иоханан должен был пожизненно содержаться в тюрьме. Шимон бар Гиора, которого римляне считали вождем восставших евреев, ковылял пешком, в оковах, с веревкой на шее, под конвоем конных легионеров, избивавших его плетьми до самой площади перед величественным храмом Юпитера Капитолийского, где Шимона первым после пыток повесили в жертву богам, после чего «поднялось всеобщее ликование». Многие из тех, кто остался в живых, через отверстие в полу были брошены умирать в подземную камеру Карцер Туллианум под мрачным зданием римской тюрьмы из кирпича и бетона.

Жестокость наказания была обусловлена не религией, а сопротивлением восставших. Вероятно, среди огромной толпы, которая приветствовала шедшую по Священной дороге триумфальную процессию и аплодировала ей, было много экспатриантов из евреев. Римские евреи не выражали ни одобрения, ни поддержки антиимперскому восстанию Иерусалима. Они жили в столице империи на протяжении полутора столетий, а некоторые поселились здесь еще до того, как в 63 году до нашей эры, после римского вторжения в хасмонейский Израиль, полководец Помпей привез в Италию из Иудеи первую еврейскую общину.

К середине I века в Риме уже было много синагог. Это были роскошные здания – если судить по одной из них, в Остии – римском порту в устье Тибра, остатки которого сохранились до наших дней. Ранняя часть здания синагоги датируется временем Клавдия, правившего за два императора до Веспасиана. Лицом на юго-восток, то есть в сторону Иерусалима, обращены роскошные пропилеи, монументальные ворота с четырьмя изящными колоннами из белого мрамора, ведущие в вестибюль, который переходит в молитвенный зал со скамьями вдоль стен. Внутри зала находится апсидообразный кирпичный арон, или святилище, где хранятся священные свитки Торы, по-видимому сменивший деревянную конструкцию, подаренную, как гласит надпись, неким Миндусом Фаустусом («везучим» Миндусом), возможно, в знак своего успеха. Имелся также триклиниум – зал для праздничных трапез со встроенными ложами. Позднее к зданию были добавлены кухня с красивым мозаичным полом и большой зал для учения.

Персий, римский поэт-стоик, живший в I веке нашей эры, так описывал наступление субботы:

…Иродов день наступил, и на окнах стоящие сальныхКопотью жирной чадят светильники, что перевитыЦепью фиалок; когда на глиняном плавает блюдеХвостик тунца и вином горшок наполняется белый…[15]

Многие кварталы города были неестественно тихими, когда евреи что-то «шептали про себя» и «бледнели – ради субботы» (как и многие римляне, Персий, вероятно, считал, что евреи по субботам постятся).