Экспериментальная космическая станция на орбите - Николай Каманин

А в Прокопьевск летели письма:

«Учусь летать, мама. Ой, как это здорово! Бывали дома дни, что промелькнут неприметные, будничные, в цепочке таких же обычных. И лишь шелест сорванного листка календаря напоминает – прошел, А такие, как у нас в школе, пролетают на крыльях солнца и прозрачного неба, оставляя за собой ощущение радости и как бы поднимая выше на одну ступеньку летной азбуки…»

«Летаю, мама. Сегодня принимали присягу. Скажу тебе, не просто дать слово трудиться и нести службу, как этого требуют уставы. Армейская жизнь трудная. Но не было в нашей клятве жертвенности, отрешенности от будничных забот и настроений. Это и не было борьбой с самим собой, колебанием, сомнением. Все было просто, как дыхание. Мы клялись знамени и себе…»

Пролетела осень, за ней зима. Серые дни с холодными ветрами сменились солнечными, по-весеннему светлыми. Снег почернел, стал ноздреватым, низины досиня набухли водой. День и ночь летели над степью журавли, гуси, утки, и казалось, никогда не кончится этот перелет с радостно возбужденным криком и гомоном.

«Вот и мы, мама, как перелетные птицы. Скоро разлетимся по строевым частям, кто куда…»

…Широкоплечий, мускулистый, с красивым волевым лицом лейтенант Волынов производил впечатление сильного и мужественного человека. Сказывалась закалка шахтерского детства. В полку не было сомнения, что он станет неплохим летчиком. Но подполковник Федорец не привык судить о людях по первому впечатлению. Каждому из вновь прибывших он устраивал экзамен в воздухе. Наступила очередь и Бориса, Над летным полем клубились облака. Пошел легкий снежок. Подобно майским мотылькам, хлопья ударялись в стекло кабины, вспыхивали и искрились в лучах блеклого солнца.

Спарка вырулила на старт, раскатисто загудела двигателем и, промелькнув над взлетной полосой, решительно полезла вверх. Федорец сидел, откинувшись к спинке, не спуская взгляда с приборов. Показания их не вызывали тревоги. Самолет шел с набором высоты. Волынов пилотировал уверенно, реагировал на малейшее отклонение от заданного режима и вел машину строго по маршруту. За облаками Федорец несколько раз создавал ему сложные положения, но молодой летчик действовал расчетливо и хладнокровно. Борис старательно демонстрировал все свое умение, все, что познал и приобрел в училище. Весь полет Федорец молчал. Когда зарулили на стоянку, удовлетворенно заметил:

– Неплохо. Учил вас в училище опытный инструктор. Так?

– Верно, – удивился Борис. – Вы знаете Шилова и старшего лейтенанта Решетова?

– Нет. Незнаком с ними. Но почерк их чувствую, Хороший ученик впитывает в себя характер учителя. Это вроде известной поговорки: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

…Полеты, полеты, полеты… Днем и ночью, в ясные, солнечные дни, когда видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, и в непогоду, когда свинцовое небо кажется суровым и неприступным. Каждая встреча с небом – новая ступенька на пути к летному мастерству. Много таких ступенек на лестнице в небо, крутых и высоких.

Борис был летчиком-перехватчиком, искал и находил в небе условную цель, атаковал, фиксируя стрельбу на ленте фотопулемета. По этим данным на земле выставляли оценки. О тех, кто пришел в часть вместе с ним и попал под «опеку» дяди Вани, говорили: «Молодые перенимают почерк Федорца». Твердый, уверенный почерк.

Потом он учился у нового командира – майора Иванова. Случалось, что вдвоем они попадали в сложные ситуации. Осенняя погода капризна. Закроет облачность землю, разбушуется снежный заряд, ничего не видно, сплошная тьма. «Как поступить?» Спокойный голос комэска – «Пошуруй в голове» – вселял уверенность в своих силах. Майор не любил подсказывать: «Помни, что небо не столбовая дорога. В случае чего на обочину не свернешь, не отстоишься у края. Решай. Решай быстро. В запасе у летчика только секунды».

Учился Борис в небе, учился на земле. Ребята избрали его комсомольским секретарем. Появились новые хлопоты, новые заботы. Днем – аэродром, занятия в классах, спортивные соревнования, репетиция в клубе… Вечером – университет марксизма-ленинизма. Каждая минута на счету. Всюду успевать нужно.

Он успевал. И дружил с ребятами так, что в любую трудную минуту именно ему они доверяли право помочь, посоветовать, ибо так понимают дружбу летчики.

На полках холостяцкой комнатки теснились книги. С письменного стола из рамки фотографии смотрело улыбающееся девичье лицо. Когда-то с Тамарой Савиной, дочерью шахтера, вместе учились в школе. Тогда и подружились. Потом Тамара приехала к нему. Маленькая чердачная каморка – почти под крышей старого купеческого дома – преобразилась, заиграла чистотой, согрелась уютом.

Однажды пришла в Прокопьевск телеграмма:

«Мама, береги Тамару. Ты скоро будешь бабушкой. Если родится сын, назовите Андреем. Я по-прежнему летаю. Все хорошо».

Но он в то время уже не был летчиком в обычном понимании этого слова. В тот год Борис Волынов вместе с первой группой будущих космонавтов приехал в Звездный. Начался новый этап в его жизни, жизни необычной, трудной, наполненной особым содержанием: рождалась новая профессия – космоплаватель. Те, кто готовил себя к встрече с космосом, познавали новые науки, проходили сложные тренировки на различных стендах, закаляли тело и волю.

В дневнике Бориса есть такие строчки:

«Почему мы стремимся в космос? В авиацию нас привело неудержимое желание летать, штурмовать скорости и высоты пятого океана. Если ты летчик, то небо и полеты для тебя главное, если хотите, вся жизнь. Небо… Оно бесконечно, как будущее. На него нельзя смотреть как на потолок планетария. Настоящий летчик все воспринимает гораздо глубже и тоньше.

А самолет… Теперь он пронизывает небо, словно артиллерийский снаряд. Крылья? Их нет. Маленький треугольник – вот и все. Огромнейшие высоты и скорости. Летчики знают небо от голубого до фиолетового. И как бы ни была сложна техника, она послушно подчиняется человеку.

Все мы немножко романтики, влюбленные в летное дело и небо, стремящиеся увидеть в труде поэзию жизни, ее смысл. Каждый из нас может припомнить свои промахи и горькие неудачи, Но если ты по-настоящему любил небо, то не отступал перед трудностями, шагал напрямую, а если и падал, то поднимался и снова шагал. А не мог шагать сам, опирался на руку товарищей и всеми силами, всей волей стремился в небо…

Те, кто собрался в нашей группе, пройдя через все преграды многочисленных отборочных комиссий, решили посвятить свою жизнь освоению космоса, стать «человеком, штурмующим черное небо». Нет, не ради простого любопытства. И, честное слово, ни у одного из моих друзей – я-то их хорошо знаю – даже в самых отдаленных уголках души не таится жажда легкой жизни, стремление к славе. Таких людей космос к себе не подпускает…

Иногда я мысленно прослеживаю все наши тренировки и задаю себе вопрос: что же было самым трудным? Может быть, бешеное вращение центрифуги, когда на тебя наваливается жуткая тяжесть, глаза заволакивает туманом, а кровь пульсирует в висках? Или изнуряющая жара термокамеры, когда, облизывая языком пересохшие губы, чувствуешь всю соленость своего пота? Или тягостное одиночество первого пребывания в камере тишины? Проигрывание всего полета на корабле-тренажере или сдача государственных экзаменов?

Вспоминая пройденное, я останавливаюсь на том, что самое трудное – ждать возвращения из космоса своих товарищей».

Павел Попович: «Борис Волынов был моим дублером, когда готовился старт корабля «Восток-4». Если бы он полетел тогда, – я уверен в этом, – он сделал бы все, что предусматривалось программой. И наверное, лучше, чем я. У Бориса мы многому учились, когда прыгали с парашютом. Он умел внести этакую веселость в наши тренировки. В то же время сам всегда был собран, сосредоточен.

Борис очень добр душой, поэтому к нему не раз приходили наши ребята советоваться по сложным вопросам не только работы, но и личной жизни.

И еще. Характер у него такой, что он никогда не покажет свои невзгоды. Трудно ему, кошки на душе скребут, а он не подает и виду. Словно все хорошо, все нормально.

Человек он сильный. Делать шаг назад, отступать, киснуть – это не в его характере…»

* * *

Итак, в космосе два корабля: «Союз-4» и «Союз-5». Они установили между собой прямую радиосвязь, и началась перекличка «Амура» с «Байкалом» (позывные Бориса Волынова). Еще несколько сложных маневров в космосе, и вот уже вдалеке командир корабля «Союз-4» Владимир Шаталов увидел яркую теплую живую звездочку – космический корабль «Союз-5». Свет этой рукотворной звезды невозможно было спутать с холодным, колючим светом далеких космических солнц.

Начался один из самых сложных этапов новой космической эпопеи – сближение кораблей, причаливание, а затем и стыковка.