Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова

Открывает работу диалог «Возвращение блудного сына», в котором, как уже отмечалось, многие критики усматривали биографические отсылки:

МАТЬ: он приехал, чтобы повидаться с тобой

СЫН: привет, пап

ОТЕЦ: привет (пауза). А ты кто?

СЫН: я твой сын, пап

ОТЕЦ: о, мой сын

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: а зовут-то тебя как?

СЫН: Питер

ОТЕЦ: ты мой сын Питер

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: ты мой сын Питер

СЫН: да, пап, я твой сын Питер

ОТЕЦ: а, ты жил вместе с моей женой я не думал, что увижу тебя когда-то еще

СЫН: да, но я здесь, пап

ОТЕЦ: рад тебя снова видеть, Питер

СЫН: и я рад, пап

ОТЕЦ: Питер, а ты женат?

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: и дети есть?

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: а отчего же ты вернулся?

СЫН: я был поблизости

ОТЕЦ: а твоя жизнь удалась?

СЫН: тьфу, тьфу, тьфу, пока да

ОТЕЦ: хорошо, что хорошо

ОТЕЦ: Питер, а ты женат?

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: и дети есть?

СЫН: да, пап

ОТЕЦ: чем занимаешься?

СЫН: я музыкант

ОТЕЦ: Питер всегда увлекался музыкой

СЫН: да уж

ОТЕЦ: ты надолго?

СЫН: да нет, через несколько минут уезжаю

ОТЕЦ: что ж, был рад с тобой повидаться, Питер

СЫН: я тоже был очень рад, пап

(пауза)

СЫН: как ты- то поживаешь?

ОТЕЦ: я хочу, чтобы она умерла раньше меня

СЫН: ты не должен так говорить

(пауза)

ОТЕЦ: ты музыкант

СЫН: да

ОТЕЦ: мой сын Питер – фокусник ты не знаешь его?

СЫН: вряд ли

ОТЕЦ: он много гастролирует он очень знаменитый, ты точно уверен, что не знаешь его?

СЫН: это я и есть

ОТЕЦ: это ты

СЫН: я твой сын Питер

ОТЕЦ: ты мой сын Питер я даже и не думал, что увижу тебя еще это здорово, ты слышишь, это мой сын Питер

СЫН: ты нашел своего сына Питера?

ОТЕЦ: да, моего мальчика

СЫН: а что бы ты сказал об отце Питера?

МАТЬ: хватит!

СЫН: почему?

МАТЬ: ты заходишь слишком далеко

СЫН: да успокойся, все нормально

МАТЬ: ты всегда так говоришь

СЫН: не вмешивайся

МАТЬ: нет, это мое дело

СЫН: что ты думаешь о Питере?

ОТЕЦ: ( улыбается ) он негодяй

МАТЬ: ( закрывает рот отца ладонью и говорит сыну ) довольно этого вздора

СЫН: (с силой убирает ее руку ото рта отца, она, насколько хватает силы, сопротивляется, пока не кладет руки на колени) все будет хорошо (целует ее) поверь мне, мне нужно идти (поворачивается к отцу) я Питер, пап, я должен идти

ОТЕЦ: хорошо, рад был повидать тебя, Питер не думаю, что когда-нибудь снова увидимся

СЫН: пока, пап рад был повидаться

ОТЕЦ: пока, Питер, всего хорошего

СЫН: пока, мам

(целует ее)

МАТЬ: не пропадай опять

СЫН: не буду

(целует ее) [429]

Здесь мы встречаем уже знакомых по другим книгам Лэйнга, в частности, по «Узелкам», Джека и Джилл:

Джек и Джилл женаты и любят друг друга

Иногда Джек думает, что у Джилл интрижка

с Томом, Диком или Гарри, но он ошибается

Джон – лучший друг Джека

от Джона ушла жена, и Джек пригласил Джона

пожить с ним и Джилл

Джек утешает Джона, Джон спит с Джилл

так Джилл понимает, что Джек больше не может доверять Джону

Возмущенная предательством Джона по отношению к Джеку,

она говорит Джеку, что тот больше не может ему доверять, но не объясняет, почему

Джек понимает, что Джилл ревнует его к Джону и хочет

разбить их дружбу

Джек бросает Джилл

Джек и Джон остаются друзьями [430]

Те же коллизии отношений передают и стихи, включенные в это издание. Завершает его диалог влюбленных:

ОНА: ты меня любишь?

ОН: да, я люблю тебя

ОНА: больше всех?

ОН: да, больше всех

ОНА: больше всего на свете?

ОН: да, больше всего на свете

ОНА: я нравлюсь тебе?

ОН: да, ты нравишься мне

ОНА: тебе нравится быть со мной?

ОН: да, мне нравится быть с тобой

ОНА: тебе нравится смотреть на меня?

ОН: да, мне нравится смотреть на тебя

ОНА: ты думаешь, я говорю глупости?

ОН: нет, я не думаю, что это глупости

ОНА: я кажусь тебе симпатичной?

ОН: да, я думаю, ты симпатичная

ОНА: я наскучила тебе?

ОН: нет, ты мне не наскучила

ОНА: тебе нравятся мои брови?

ОН: да, мне нравятся твои брови

ОНА: очень?

ОН: очень

ОНА: а какая из них больше?

ОН: если я скажу об одной, второй будет обидно

ОНА: ну скажи

ОН: они обе очень изящны

ОНА: честно?

ОН: честно

ОНА: а ресницы, у меня красивые ресницы?

ОН: да, очень-очень красивые ресницы

ОНА: и все?

ОН: они просто восхитительны

ОНА: тебе нравится мой запах?

ОН: да, мне нравится твой запах

ОНА: а мои духи

ОН: и твои духи

ОНА: как ты думаешь, у меня хороший вкус?

ОН: да, у тебя хороший вкус

ОНА: а как ты думаешь, я талантливая

ОН: да, я думаю, ты талантлива

ОНА: тебе не кажется, что я ленива?

ОН: нет, мне не кажется, что ты ленива

ОНА: тебе нравится прикасаться ко мне?

ОН: да, мне нравится прикасаться к тебе

ОНА: а я забавна?

ОН: только в хорошем смысле

ОНА: ты что, смеешься надо мной?

ОН: нет, я над тобой не смеюсь

ОНА: ты и в самом деле меня любишь?

ОН: да, я на самом деле тебя люблю

ОНА: скажи я люблю тебя

ОН: я люблю тебя

ОНА: и ты хочешь обнимать меня?

ОН: да, я хочу обнимать тебя и сжимать тебя в объятиях

ОНА: и это хорошо?

ОН: это замечательно

ОНА: поклянись, что никогда не бросишь меня

ОН: я клянусь, что никогда-никогда не брошу тебя, ей богу, не сойти мне с этого места, если я лгу

(молчание)

ОНА: ты действительно меня любишь? [431]

Эта книга была принята очень плохо, и одна разгромная рецензия следовала за другой. Однако некоторым знакомым Лэйнга книга понравилась. Так, очень высоко ее оценил Энтони Берджес, чем Лэйнг очень гордился.

Вообще, Лэйнга теперь не очень волновало мнение о его книгах. После поездки на Восток он знал, что такое преходящность, и не реагировал на мелочи жизни, но среди реакций были и приятные. Эдвард Питербридж, известный театральный актер, читавший радиопостановку «Узелков», высказал желание поставить «Ты любишь меня?» в театре. Эта пьеса была успешно поставлена и не один сезон шла на сценах не только Лондона, но и Парижа, Рима, Мюнхена, Франкфурта и других городов Европы.

В сентябре 1977 г. Лэйнг также вынашивал идею своего рода балета, представляющего оплодотворение: это должен был быть танец сперматозоида, внедряющегося в яйцеклетку, сначала соревнующегося с другими сперматозоидами, а потом добирающегося до цели и переживающего экстаз вторжения. Он был полностью охвачен этой идеей и поделился ею с музыкантами и продюсерами Кеном Хауардом и Аланом Блэйкли, но, к сожалению для него, идея их не впечатлила. Зато у них созрела другая: они хотели соединить свою музыку и слова Лэйнга. Она-то и была реализована. В итоге в 1978 г. вышла пластинка «Жизнь перед смертью», где Лэйнг читал и пел под музыку Хауарда и Блейкели. Выход этой пластинки, к сожалению, остался практически незамеченным, хотя маленькие обзоры и вышли в «Observer», «Music Week », «National Student», «Gay News» и «The Yampsteat and Highgate Express ».

В это же время Лэйнг работает над своей следующей книгой «Беседы с Адамом и Наташей», которая выйдет в 1977 г. [432] Книга строится на основании записей разговоров Лэйнга с детьми от Ютты и проводит идею свободного межпоколенческого общения. В ней Лэйнг, как это было свойственно ему в поздних работах, не развивает никакой теории, не проводит обобщений, а всего лишь представляет на суд читателя простые диалоги, поднимающие проблемы воспитания и общения с детьми.

Диалоги, представленные в книге, – это результат шестилетних записей из дневника, который вел Лэйнг. Он всячески настаивал, что никак не редактировал их, не подправлял и не структурировал. Все диалоги были записаны им не более чем в течение двадцати четырех часов после того, как они состоялись.

Эта книга бесед стоит особняком по отношению ко всем более ранним работам Лэйнга не только потому, что написана в другом стиле и жанре. Она отражает все тот же старый интерес Лэйнга к межличностной коммуникации, однако в этом интересе он заходит с совершенно другой стороны. Это первая книга в его творчестве, в которой он говорит об успешной, ненарушенной, обоюдной, не патологическом коммуникации, он впервые описывает взаимный и подлинный диалог. Можно сказать, что здесь он наконец-то реализует свою мечту начала 1960-х, которая тогда должна была воплотиться во втором томе «Здоровья, безумия и семьи», в исследованиях нормальных семей. Тогда он собирался сопоставить две разновидности коммуникации, но до сопоставления, как мы помним, дело так и не дошло. Теперь, пятнадцать лет спустя, он восполняет этот пробел, вынося на публику отношения в собственной семье:

Я всегда получал немалое удовольствие от диалога, от остроумной беседы, от взаимодействия и вообще от взаимности. Однако большую часть своей жизни я исследовал не доставляющую удовольствия, нарушенную коммуникацию или вовсе отказ от коммуникации в рамках семейного контекста, стремясь показать их формы, описать и теоретически осмыслить это разрушенное пространство. Я делал это во многом потому, что считаю очень важными те пути, благодаря которым мы приближаемся или отдаляемся от людей, с которыми мы живем. Они затрагивают все сферы; как интеллектуальное, духовное и физическое, так и биологическое и социальное бытие. <…> Однако по другую сторону этой истории я практически никогда не заглядывал. Язык успешного диалога понимающих друг друга людей удивительным образом запутан и сложен [433] .