Последний аватар - Александр Зорич

Он шел не торопясь. Он охранник, а не беглец. В случае чего – наденет противогаз и его лицо скроется под маской со стеклянными глазницами. Под потолком завывали сирены.

В точности такой же вой он слышал только что в ВР, когда его нога ступила на край ледяного поля.

Где-то совсем близко шел бой. Но ему не было до этого дела. Участие в чужих войнах – занятие бесперспективное.

Августин искал лазейку, через которую можно улизнуть. И он нашел ее.

13

Пьеро склонился над капсулой входа, в которой лежал его босс. Его папаша. Его повелитель. Стальной Венедикт.

Лицо Щюро было белым. Веки едва заметно подрагивали.

До того, как Пьеро пришлось пережить экстренную регенерацию, он умел неплохо анализировать входные данные и знал, что подрагивание век чаще всего сопровождает кошмарные сны разума. Теперь его интеллектуальный индекс ощутимо понизился, но память осталась.

Пьеро не умел беспокоиться. То, что люди ощущают как беспокойство, Пьеро воспринимал в виде системного сообщения "непорядок". Он попробовал связаться с боссом по экстренному каналу виртуальной связи, но тщетно.

Пьеро вызвал операторов, но они лишь развели руками.

"Господин Щюро категорически против вмешательства", – бубнили они. Если бы Пьеро уложил их на месте, его блок симуляции эмоций выдал бы системное сообщение "радость-восторг-наслаждение". Но блоком принятия решений такая реакция на слова операторов предусмотрена не была.

Но что-то не так. Не так...

Пьеро принимал решения так же быстро, как стрелял. Однако ссылка на самого босса, на то, что тот "категорически против вмешательства", заставила Пьеро гонять циклы бессмысленных силлогизмов еще пять минут.

Наконец Пьеро разбил опломбированную крышку альфа-станции ударом стального кулака и выковырял четыре статина из ячеек пульта стабилизации. Эта операция давала такой же эффект, какой давало нажатие тумблера "выход", помещаемого в локальной ВР ВИН на левом запястье аватаров.

Крышка капсулы входа открылась. Вместе с нею открыл глаза и Стальной Венедикт.

Если бы Пьеро мог читать по глазам своего босса, он бы прочел в них строки католического песнопения, посвященного видению Апокалипсиса. "Dies irae, Dies illae..."

Пьеро не умел читать по глазам. Поэтому он сказал:

– Автоматика работает нестабильно. И все-таки Мак-Интайра удалось отрезать от группы!

Но Щюро не слушал его – его больше занимало другое. Родился ли он заново или уже умер? Сквозняк из глубин не имеющей конца ночи шевелил волосы на его голове.

– Доктора. Быстро, – прохрипел Щюро и знаками приказал немедленно очистить помещение.

14

Надпись "Гараж №2" с вездесущей эмблемой ВИН.

"Предъяви карту доступа", – сказала панель возле двери.

– Хер тебе на рыло, а не карту доступа, – ответил Августин, подкрепив свои слова очередью из "Мистраля".

Двери распахнулись, не выдержав столь дерзкого хамства. Четыре армейских джипа "Хаммер GI" стояли рядком внутри небольшого бокса. Четыре пыльных машины. То, что нужно для беглеца.

"Если они запылились и на их колесах свежая глина, значит, им было где запылиться и запачкаться. Значит, они совсем недавно колесили по заштатным дорогам Подмосковья. Если они ездили, значит они как-то сюда заехали", – рассуждал новоявленный Холмс, устраиваясь в кабине особенно грязной машины.

Ключа зажигания, разумеется, не было. Но заводить машины "на арапа" умеют все, кто в свое время увлекался интерактивными боевиками. Августин в детстве – пока не пускали в мировую ВР – был как раз из таких. Он провозился с проводами каких-то двадцать минут. Поверещав для острастки сигнализацией, джип завелся.

15

Кабинет Воронова был больше похож на банкетный зал средненького ресторана.

Шампанское в подряпанном леднике, посредственной изысканности блюда под мельхиоровыми колпаками. Салфетки стопкой. Хлеб, в который воткнут тупой ножик для фруктов. Фрукты – килограмма три. Но главное, что все это ни к селу ни к городу!

Генерал-майор Шельнова остановилась на пороге, в недоумении обозревая сервированный как попало стол. Ей отчего-то вспомнилась странная манера Августина называть сервированный стол "поляной".

Обед на двоих. Контрастируя с бардаком, что царил среди блюд, сервировка была хорошо выверенной. По три разновеликих бокала. По три ножа, по три вилки подле двух закусочных тарелочек. Цветы. Ксюша была умной женщиной и быстро сообразила, что это означает.

– Вуаля! Маленькая импровизация в честь ваших успехов, генерал-майор Шельнова, – замаслился Воронов и поцеловал тонкие длинные пальцы прекрасной руки, протянутой, впрочем, для официального рукопожатия.

– Я дорожу вашим вниманием, генерал. Но, как мне кажется, все это выходит за рамки уставных отношений, – Шельнова была холодна, словно понедельник в феврале.

– Похоже на то, Ксюша. Похоже на то. Но будем говорить начистоту. Вы – полностью в моей власти. Ваши действия в зависимости от моего произвола и моей интерпретации последних, могут подпадать в равной мере и под повышение по службе и под военный трибунал. В зависимости от точки отсчета, которой как раз и являюсь я. Какая из этих двух альтернатив вам нравится больше?

– Повышение по службе, – не моргнув глазом, ответила Шельнова.

– Ответ правильный. Но это еще не все. Только мое вмешательство спасло вас от гибели прошедшей ночью. В противном случае ваш обгоревший труп сейчас лежал бы в морге, ожидая опознания. Или вот к примеру последнее ваше задание. Вы утаили от нас важную информацию! Те люди, в пользу которых вы работали, узнав об этом, не глядя подписали вам смертный приговор! И только благодаря мне он не был приведен в исполнение.

Шельнова набрала в легкие воздуха. Задержала дыхание... и, наконец, медленно выдохнула через обе ноздри.

– Я вам благодарна, Анатолий Андреевич. Это очень благородно с вашей стороны, – с расстановкой сказала Ксюша.

Воронов знал, что Шельнова ответит именно так.

– Поэтому я предлагаю нам перейти на "ты", – и ее бокал зашипел шампанским. – А кроме того, я хочу, чтобы здесь и сегодня вы почувствовали себя в первую очередь женщиной, а уж потом – генерал-майором. Ведь это очень приятно – почувствовать себя женщиной, – скабрезно улыбнулся Воронов и, подсев к Шельновой, положил руку ей на талию.

Терпение Шельновой не было резиновым и даже ее самообладание иногда давало сбои. Она оттолкнула руку Воронова и вскочила.

– Да откуда вы, черт возьми, знаете, насколько это приятно – чувствовать себя женщиной!.. – вспылила она, не договорив фразу до конца. В конце должно было прозвучать одно важное уточнение: "В постели с таким идиотом, как вы."

Но Воронов воспринял это как должное и ничуть не обиделся. Ему так даже больше нравилось. И потому он продолжил разглагольствования.

– Уж поверьте мне, я знаю. Существует ведь такая вещь, как ВР. А там, как известно, любой мужчина может чувствовать себя кем угодно, в том числе и царицей Клеопатрой. Признаюсь, я этим грешил. То есть Клеопатра – это было бы слишком пошло, но...

Воронов откинулся на спинку дивана и отвел поднятый бокал в сторону.

– Я предпочитал быть молоденькой трогательной англичанкой. Если бы вы, Ксения, видели мои рыжие кудри и замечательное платье зеленого бархата, чей смелый вырез был украшен дюжиной виртуальных топазов! – Воронов мечтательно закатил глаза. – У меня был замечательный любовник, который, наверное, в тон мне, предпочитал морфы из английского средневекового цикла. Это было очень романтично. Английский йомен и его рыжеволосая подружка...

– И что потом? – спросила Шельнова, в надежде перевести разговор со своей женственности на более нейтральные темы.

– А потом меня убили до смерти. Его, по-моему, тоже. Впрочем, это не беда. Это проблема решаемая, – мечтательно сказал Воронов. – Да и не главная. Главное – это то, что побывать женщиной мне удалось.

Ксюша положила себе в тарелку фруктового желе и стала методично поедать его, нарочито неуклюже орудуя ложкой.

"Ни один мужчина не станет клеиться к женщине, пока она ест", – это Ксения Шельнова знала абсолютно точно.

16

Задняя стена гаража отползла в сторону. Августин вырулил в тоннель.

Работало только аварийное освещение. Разгоняться было опасно.

"Здорово их потрусили", – злорадствовал Августин.

Он всматривался вперед, но ничего, кроме очередного восходящего витка тоннеля, не было видно. Августин не знал куда едет. Принципиальным был лишь сам факт побега.

Тоннель оказался довольно длинным. Он проходил под защитным куполом и выводил на поверхность уже за пределами охранного периметра. Но выехать наружу можно было только миновав контрольно-пропускной пункт, где по традиции дежурили отборные головорезы Венедикта Щюро.