Поколение победителей - Павел Дмитриев

Так как плитка была достаточно легкой, каждый лист немногим тяжелее двух килограммов, можно было строить подвесные потолки[242]. Гнутые из полуторки уголки производились промышленностью. Чуть толстовато для поставленной задачи, но вполне сносно. Из них контактной сваркой по шаблону делались опорный Т‑образный профиль и перемычки. Правда, подгонять его при монтаже приходилось на абразивном круге, но это не слишком дорогая плата за удобство.

Рабочие сами удивлялись, как быстро за панелями исчезали страшнющие стены, нелепая кабельная разводка, телефонная «хлорка»[243], сваренные из проволоки кабельросты и коммутационные коробки. Подобным образом мы закрыли вентиляционные короба, которые оказалось куда проще сделать заново, чем разбираться в сюрреалистических вывертах сознания строителей. Реальный облом вышел только с евророзетками, их в СССР совсем не было. Пришлось установить обычные советские, надеюсь, ненадолго. Заземление при необходимости договорились вывести отдельным проводом.

Но, несмотря на все препятствия, комнаты одна за другой превращались в роскошные белые залы, в которых реально чувствовалась свежесть моря![244]

Придумывать новое решение пришлось и с лампами. Поставить обычные «хребты» светильников на подвесные потолки в теории можно было, но это значило испортить весь эффект. Поэтому из анодированного алюминия мы сделали специальные «корытца», которые должны были встраиваться в потолок вместо трех плиток. Пришлось изрядно помучиться, в дело пошли лампы ЛБ смоленского завода, с кодом цветовой температуры 735 и голубоватые ЛД на 765. Поставили их «через одну», получилось очень симпатично.

Полы оказались неожиданно хорошими, вышла ощутимая экономия. Их потребовалось только перетрясти, плотно сбить и прошлифовать, затем покрыть паркетным лаком (долой отвратительную коричневую половую краску). Окна и двери заменили на новые, как ни странно, весьма неплохого качества. При этом выполнение программы исследований практически не прекращалось, на переезд ушла только пара недель.

Ремонт первой очереди закончили в первых числах декабря (почти на месяц позже срока), как раз перед днем рождения товарища Брежнева[245]. Работу приехал принимать сам Шелепин. Быстрым шагом пролетел по кабинетам, не снимая пальто, задал пару вопросов из серии: «А зачем?..» – и отбыл, не выказав особых чувств. Зато в деятельный шок впал Федосей Абрамович, видимо, от сознания открывающихся перспектив по манипулированию фондами. Не зря члена Президиума ЦК КПСС он узнал еще в машине.

За Александром Николаевичем «делиться опытом» явился Косыгин, через день прибыла бригада грузчиков – забирать производственную линию по резке ракушечника (благо, плиток успели заготовить с запасом). Мои заявления, мол, выкиньте вы ее, проще сделать новую, не помогли[246]. После этого делегации как прорвало. Был Шокин, потом набежало еще десятка три плохо знакомых партийно‑хозяйственных деятелей разного уровня. Синьки эскизов технологической оснастки и элементов подвесного потолка пользовались дикой популярностью[247]. Судя по всему, строительство в среде руководителей СССР было горячей темой.

В ожидании периферии баловался с нуль‑модемом. Напряг память и соединил между собой два имеющихся COM‑порта. Добился связи через них между двумя открытыми окнами стандартного HyperTerminal’а. Потратил около часа, потом коммуникационные эксперименты остановились.

Зато озадачил кучу окрестных ученых.

Самый серьезный вброс – панелька от жидкокристаллических часов, выпаянная из магнитолы RAVчика. Тут про ЖК в научно‑популярной литературе что‑то уже вовсю мелькало, американцы какой‑то патент получили. Поэтому совсем уж дикой и непонятной эта технология показаться не могла. Насколько помнил принцип действия, там вся проблема, в сущности, сводилась к подбору или синтезу соответствующего материала[248].

Значит, это не к электронщикам, а… Что есть в СССР кристаллического? Аж целый Институт кристаллографии, да еще имени А. В. Шубникова. Вот и прекрасно, нам с Анатолием туда надо попасть (без поддержки КГБ никак нельзя). Сначала в первый отдел, и уже с ответственным работником – напроситься на визит к директору, Борису Константиновичу Вайнштейну.

Изобразил из себя большого и секретного начальника без должности, при дружеской кагэбэшной подтанцовке это не слишком сложно (жалко, что Анатолий носил погоны капитана, майор смотрелся бы куда солиднее). После соответствующих ситуации реверансов и предъявления верительных грамот с цекашными шапками попросили пригласить лучшего в институте специалиста по жидким кристаллам. Дождавшись прихода молодого и всклокоченного ученого по имени Михаил, достал из портфеля артефакт и продемонстрировал его возможности.

Плата управления и светодиодная подсветка были аккуратно отпаяны и заперты в шкафу НИИ «Интел». Вместо этого на куске гетинакса я собрал небольшую схему с батарейкой, позволяющую кнопкой включать парочку элементов. Смотреть «стекляшку» размером с ребро спичечного коробка надо было на просвет. Вид затемняющихся в глубине стекла секторов впечатлил товарищей примерно так же, как тигра – свежезадранная косуля. Демкомплект практически вырвали из рук.

Излишне говорить, что предложение создать соответствующую лабораторию и через три месяца изготовить аналог Борис Константинович принял с восторгом. Поэтому особист немедленно принял объект инвентарный №… на хранение и проникся задачей обеспечить его секретность и сохранность. Дополнительно я объяснил, что лучше, если бы никто не знал, откуда вообще взялось устройство. Но, если результатов через три месяца не появится… «Нам бы не хотелось просить вас передать образец для исследований в другой институт»[249].

Конечно, за такой срок им не справиться. Но работать будут с энтузиазмом. Дураки среди ученых повывелись еще во времена Сталина, перспективы понимают с первого взгляда. Хорошо хоть, МЭП не подозревает, что их министерское НИИ «отдает» на сторону потенциальные ордена и медали. Это я по наивности раньше думал, что конкуренции в СССР нет. Как бы не так! Она среди коммунистов была дикая, яростная, иногда пещерно грубая. Глотки тут за награды и ресурсы драли с энтузиазмом, шерсть и куски мяса летели во все стороны. Например, через запрет ТУ на производство у недавнего смежника[250]. Или велась утонченная игра на грани фола, вернее, благосклонности соответствующего завотдела ЦК. Целая зверская экосистема сложилась, куда там капитализму.

А‑336, оно же НИИ «Точной технологии», я выделил «для опытов» микросхему RS‑232, выпаянную из консольного порта коммутатора. Такой интерфейс в мире уже имелся, схема не должна была показаться особо сложной. Надеюсь, при исследовании ядерного взрыва не получится (а к обычным уже не привыкать). Как бы ни хотелось сузить круг разработчиков, полагаться на один «Пульсар» не имело смысла.

Кирпичики ОЗУ, выпаянные с планок RAM маршрутизатора Cisco, лежали мертвым грузом. Минимальный объем, имевшийся в наличии, составлял двести пятьдесят шесть килобайт. Осторожно наведя справки среди спецов, выяснил, что желанной, но пока недостижимой мечтой электронщиков являлся «хотя бы один килобайт» на кристалле. Поэтому вброс этой «бомбы» был признан преждевременным, несмотря на колоссальный соблазн. К этому вопросу придется вернуться только после повторения НИИ «Пульсар», он же а/я‑35, логики с парктроника и обретения при этом веры в свои силы.

С текстолитом Шелепин вообще предложил не суетиться. Задача решалась на самом высшем уровне, велись переговоры о закупке нескольких производственных линий за рубежом. Несмотря на непонимание производителем «странных» требований «диких» советских инженеров, существенный прогресс в этом деле уже был достигнут. Первая продукция «made in the USSR» ожидалась к лету следующего года.

Остальные «мелочи» типа десятков электролитических и керамических конденсаторов разных номиналов, коллекции резисторов, индуктивностей, диодов и силовых транзисторов ушли в родное министерство. Неделю их описывал, клеил номера, заносил все в журнал. На каждый элемент – по странице текста, без copy‑past – что это такое, зачем оно, как можно использовать, каков «электролит» на вкус и запах. И все это под грифом секретности хранилось в большом двухсекционном несгораемом сейфе, который нужно было запереть и опечатать личным штампиком. Бюрократия – штука полезная: больше бумаг – чище задница.

Как эти «подарки» распределял Шокин, не знаю, но сильно довольным его назвать было нельзя. Проблем от деятельности странного НИИ «Интел» ему явно прибавилось, а эффект на первый взгляд казался весьма сомнительным. Но особых вариантов, по‑моему, не имелось. Товарищ Шелепин заставит работать даже чертей в аду.

В середине октября прибыл здоровенный, забитый досками ящик, из которого достали тяжеленную пишущую машинку с электроприводом. Почти черное основание, светло‑серая верхняя часть, по которой широко раскинулось слово Consul. Чуть позже пришел новейший, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года выпуска фотосчитыватель ФСМ‑3 Брестского завода и перфоратор ПЛ‑150М яростно‑синего цвета. Последний был упакован в симпатичный ящичек (жалко выбрасывать) защитного цвета с коричневой изнанкой. Чисел и букв на нем обнаружилось в достатке, но ничего вразумительного о производителе сказано не было.