Крестный отец - Марио Пьюзо

В это утро они шли по пыльным деревенским дорогам, мимо ослов, впряженных в разукрашенные веселыми красками повозки. Кругом цвели апельсиновые деревья, миндаль и маслины, вся земля была покрыта розовыми цветами. Майкл думал увидеть здесь голую пустыню, а встретил плодородную землю, покрытую цветами, издающими аромат лимона. Земля была так красива, что он перестал понимать людей, оставляющих ее. Видимо, люди слишком плохо относились друг к другу, раз им приходилось покидать этот рай.

Майкл собирался пройтись пешком до прибрежной деревеньки Мазара, а вечером вернуться на автобусе в Корлеоне. Утомившись, он легче уснет. У пастухов были полные котомки с сыром и хлебом; свои люпары они даже не пытались спрятать.

Майкла охватило такое же чувство, какое бывало у него в детстве, когда он выходил в летний день поиграть в бейсбол. Сицилия была покрыта цветами, а аромат лимонных и апельсиновых цветов был так силен, что действовал на невосприимчивое после ранения обоняние Майкла.

Рана давно залечилась, но кости срослись неправильно и давили на левый глаз. По той же причине у него постоянно текли из носу сопли, он часто наполнял слизью носовые платки, но еще чаще сморкался прямо на землю по крестьянскому сицилийскому обычаю, который в детстве вызывал у него глубокое отвращение.

В этот день они так и не дошли до берега моря. Пройдя двадцать пять километров, Майкл и пастухи присели в тени зеленых апельсиновых деревьев, чтобы отдохнуть, съесть свой обед и выпить вино. Фабрицио болтал о том, что в один прекрасный день поедет в Америку. Когда они, поев и выпив вина, все трое растянулись на траве, Фабрицио снял рубашку и напряг мышцы живота, чтобы «вдохнуть жизнь» в татуировку. И тут Майкла поразило то, что сицилийцы называют «градом».

За цитрусовой плантацией тянулись зеленые сады помещичьих усадеб, а невдалеке виднелась вилла, словно извлеченная из-под обломков Помпеи. Это был настоящий маленький дворец с мраморными колоннами, среди которых вдруг показалась стайка деревенских девушек в сопровождении двух толстых одетых в черное матрон. Следуя старинному обычаю, девушки, видимо, выполняли свой долг по отношению к местному помещику: чистили усадьбу и готовили ее к приближающейся зиме. Теперь они вышли за цветами, чтобы наполнить ими комнаты усадьбы. Они собирали букеты из розовой суллы и синей вистерии, перемешивая их с цветками апельсина и лимона. Девушки не замечали мужчин, расположившихся в тени деревьев, и шли прямо на них.

На них были дешевые цветистые платья, плотно облегающие их тела. Им не было и двадцати лет, но палящее солнце, ускоряющее любое цветение, заставило их рано созреть и вдохнуло в них женственность. Трое или четверо из них пустились вдогонку за девушкой, которая побежала в направлении цитрусовой плантации. Она держала в руке крупную гроздь винограда и, отрывая по виноградине, обстреливала своих преследовательниц. У нее были иссиня-черные волосы, и тело ее, казалось, рвалось из плотно облегающего платья.

Вдруг девушка заметила незнакомых ей мужчин и остановилась. Она поднялась на цыпочки и походила теперь на оленя, готового в минуту опасности сорваться с места и убежать.

Все в ней было овальным — глаза, лоб, лицо. У нее была молочно-белая кожа, большие темно-синие глаза с длинными ресницами, которые бросали тень на прелестное лицо. У нее был сочный, но не вульгарный рот и губы, вымазанные темно-синим виноградным соком. Она была так хороша, что Фабрицио в шутку промямлил: «Иисус Христос, возьми мою душу, я умираю», но в его голосе чувствовалось подозрительное волнение. Будто услышав его, девушка повернулась и побежала к своим подругам. Подбежав к ним, она повернулась, и лицо ее красотой своей затмило покрытые цветами луга. Девушки засмеялись и побежали. Подгоняемые одетыми в черное матронами.

Майкл Корлеоне стоял неподвижно, и сердце гулко стучало в его груди; он чувствовал легкое головокружение. Кровь вскипела в его теле и билась о кончики пальцев рук и ног. Все ароматы сада — запах апельсина, лимона, винограда и цветов — смешались и нахлынули на него. Казалось, тело отделилось от души. Потом он услышал смех пастухов.

— Тебя побил град, а? — спросил Фабрицио, похлопывая Майкла по плечу.

Даже Кало сделался дружелюбнее. Он притронулся к руке Майкла и сказал:

— Спокойнее, человек, спокойнее.

Фабрицио протянул бутылку вина, и Майкл сделал несколько больших глотков. Вино рассеяло туман в его голове.

— О чем вы, козолюбы, говорите? — спросил он.

Пастухи засмеялись.

— Град не спрячешь, — сказал Кало. — Когда тебя ударяет, это видят все. О, иисус, не стыдись ты этого, многие молят бога, чтобы послал им град. Тебе, парень, повезло.

Майкл не был в восторге от того, что его мысли и чувства читаются с такой легкостью. Но с ним такое случилось впервые в жизни. Это не было похоже на влюбленность в пору созревания, это не напоминало его любовь к Кей. Он страстно желал эту девушку и понимал, что она будет преследовать его вечно, если он ее не получит. Вся его жизнь мгновенно упростилась, сконцентрировалась в одной точке, все остальное было забыто. Во время своего добровольного изгнания он все время думал о Кей, хотя и понимал, что они никогда не смогут быть вместе. Ведь он убийца, мафиози, «сделавший кости». Но теперь и Кей исчезла из его сознания.

— Пойду в деревню, узнаю, кто она, — спешно проговорил Фабрицио. — Кто знает, может она свободнее, чем мы думаем. Существует лишь одно лекарство от града, и вы знаете, что я имею в виду.

Второй пастух опустил голову. Майкл не сказал ничего. Он пошел за пастухами, которые направились к ближайшей деревеньке.

Деревня была расположена вокруг обычной для этой местности площади с фонтаном. На этой площади было несколько лавок, винный магазин и маленький трактир с тремя стульями на крошечной веранде. Деревня казалась вымершей, и на дороге не было никого, кроме нескольких ребятишек и заблудшего осла.

Вышел хозяин трактира — низкорослый и жирный человечек, почти карлик, который с радостью поставил перед посетителями тарелку с горохом.

— Вы нездешние, — сказал он. — Поэтому осмелюсь вам кое-что посоветовать. Попробуйте мое вино. Его сделали мои сыновья из выращенного мной винограда. Они смешивают его с апельсинами и лимонами. Это лучшее вино во всей Италии.

Они позволили ему принести кувшин вина, которое в действительности оказалось даже лучше, чем на словах: темно-синее и крепкое, как водка.

— Ручаюсь, что ты знаешь всех местных девок, — сказал хозяину трактира Фабрицио. — По пути мы встретили нескольких красоток, и одна из них поразила градом нашего приятеля, — и он показал на Майкла.

Хозяин трактира с интересом взглянул на Майкла. Рассеченное шрамом лицо было явлением обычным и не заслуживало особого внимания. Но человек, пострадавший от града — дело другое.

— Советую прихватить с собой несколько бутылок, дружище, — сказал он. — Они помогут тебе заснуть.

— Ты не знаешь случайно девушки, у которой все волосы в кудряшках? — спросил Майкл. — У нее очень светлая кожа, очень большие и очень темные глаза. Есть в вашей деревне такая девушка?

— Нет, такой девушки я не знаю, — коротко ответил хозяин трактира и ушел с веранды.

Трое мужчин медленно пили вино и, осушив кувшин, хотели заказать еще, но хозяин трактира не появился. Фабрицио отправился на розыски. Вернувшись, он скривил лицо и сказал Майклу:

— Это, как я и думал, его дочь, и теперь он кипятит свою кровь, чтобы причинить нам зло. По-моему, лучше всего немедленно отправиться в сторону Корлеоне.

Месяцы, проведенные Майклом на острове, не смогли заставить его привыкнуть к особой чувствительности сицилийцев в вопросах пола. Но обоим пастухам ситуация казалась совершенно естественной.

— Старый ублюдок сказал, что у него два сына, крупные и здоровые парни, — сказал Фабрицио. — Пошли поскорее.

Майкл окинул его холодным взглядом. До этого он был для этих пастухов типичным молодым американцем, тихим и спокойным. Правда, он скрывался в Сицилии — значит, совершил что-то стоящее. Теперь они впервые увидели взгляд Корлеоне. Дон Томасино, который знал о Майкле больше, проявлял в своих отношениях с ним осторожность. Но у пастухов сложилось свое мнение о Майкле, не очень для него лестное… Холодный взгляд, суровое лицо и гнев, который исходил из него, как пар изо льда, положили конец их смеху и бесцеремонности.

Увидев, что отношение к нему изменилось, Майкл сказал:

— Приведите ко мне этого человека.

Они не колебались. Сняли с плеч свои люпары и вошли в темную прохладу трактира. Через несколько секунд они появились с хозяином трактира. Карлик не казался испуганным, но в его гневе была уже капелька осторожности.

Майкл откинулся на спинку стула и с минуту внимательно смотрел на приведенного человека. Потом тихо произнес: