Игорь Святославич - Виктор Поротников

Ему подвели чалого жеребца с длинной гривой.

Игорь нахмурился:

— Это не мой конь! Где мой?

Конюх растерянно хлопал глазами. Как сказать князю, что лошади, истомленные жаждой, еще вчера вечером вырвались из кольца охранявших их ковуев и умчались к реке. По всей видимости, и княжеский арабский скакун ускакал вместе со всем табуном.

Конюха выручил гридничий Вышата, который донес Игорю, что сбежал Ольстин со своими дружинниками, захватив лучших лошадей.

Игорь сверкнул глазами:

— Коль ты это видел, почто не задержал изменника?

— Ольстин со своими ковуями погнал поганых, которые норовили отбить своих пленных, — ответил Вышата. — Было это уже ночью. Половцев прогнали. Ковуи вернулись обратно, но Ольстина с ними не было. Начальник ковуев сказал, что Ольстин и его люди потому отстали, что стали ловить наших разбежавшихся лошадей. Дозорные видели вдалеке Ольстиновых конников вскоре после того, только направлялись они не к войску, а к реке.

— Хитер Ольстин, — усмехнулся Всеволод. — Знал, в какую сторону податься. Не на север пошел и не к востоку, а за реку — на юг. За рекой-то поганых нет, ибо не думают ханы, что мы можем обратно двинуть. За рекой сделай петлю по оврагам да увалам, так, чтобы половецкие дозоры миновать, и смело двигай к русским рубежам. Хитрый лис Ольстин!

— Тогда и мы к реке будем пробиваться, — заявил Игорь, почувствовав, что изнемогает от жажды, — но не на юг, а на юго-восток. Там степь посуше и топей нет.

Речка Каяла, извиваясь на бугристой солончаковой равнине, несет свои воды к реке Самаре. В верховьях Каяла течет прямиком на северо-запад, затем резко поворачивает к югу, пробив русло в пластах известняка. За известняковым ложем реки, после ее поворота на запад, находились броды, через которые Игорь проходил несколько дней тому назад, двигаясь к реке Сюурлий.

Поняв, что путь к Малому Донцу закрыт, Игорь решил повернуть к Северскому Донцу, до которого было гораздо ближе. Часть пути можно было пройти, прикрывая один из флангов рекой Каялой.

Половцы были изумлены тем напором и решимостью, с какими русские полки ударили на стан хана Тоглыя и его брата Бокмиша. Из-за множества раненых и из-за того, что накануне были израсходованы почти все стрелы, степняки не смогли оказать должного сопротивления. Русичи прошли через их стан, устроив страшную резню.

Затем Игорева рать углубилась в степь, покрытую норами сусликов и желтыми цветами весеннего горицвета.

По совету Вышеслава, Игорь отпустил пленных женщин и детей, дабы те не замедляли движения войска. Половчанки, измученные и испуганные, какое-то время стояли на месте, сбившись в кучу, прижимая к себе детей-подростков. Мимо них проходили русские ратники. Когда замыкающий отряд конных ковуев на рысях прошел стороной вслед за пешими полками пленницы, наконец уверовали в то, что им подарили жизнь и свободу. Плача от радости и от перенесенных страданий, они поспешили к видневшимся невдалеке половецким шатрам.

Донские ханы поздно спохватились и не успели вовремя прийти на помощь своим лукоморским собратьям.

Тоглый, желтолицый, горбоносый, с жидкой рыжей бородкой, встретил Кончака и Гзу, идущих к нему во главе конных дружин, упреками и бранью.

Кончак, пытаясь успокоить разбушевавшегося Тоглыя, кивал на идущие вдогонку за русичами конные отряды донских половцев.

Вот пролетел мимо, нахлестывая белого коня, удалец Чилбук. За ним скачут его чауширы: сотни и сотни наездников в чешуйчатых панцирях и шлемах с плоским навершием. Пронесся, что-то прокричав, хан Копти в черном плаще. Его телохранители мчатся за ним в таких же черных плащах, похожие на демонов смерти. Вот показался стяг хана Тайдулы. Неподалеку от знаменосца скачет на рыжей лошади с белыми бабками сам Тайдула, аварский шлем с личиной скрывает его лицо. Не отстает от супруга храбрая Каскулдуз. Одетая по-мужски, спрятав под шлемом свои длинные косы, ханша неотличима от беев и беков, окружающих ее мужа. Узнать Каскулдуз можно только по длинногривой буланой лошадке, которая любит взбрыкивать задом.

Широко растекаясь по степи, несутся конные сотни Тулунбая и Елдечука. Реют на ветру бунчуки из конских хвостов. Скачут орды Токсобичей, Колбичей, Етебичей и Улашевичей…

Русичи еще издали увидели облака пыли и блестевшие в буро-серых клубах острия копий и сабель. От гула половецкой конницы дрожала земля.

До реки было уже рукой подать, но пришлось изготовляться к битве, чтобы не быть сметенными конной лавой.

Восходящее солнце слепило половцам глаза, поэтому ханы норовили ударить с восточной и северной сторон. Орды шли в атаку чередуясь, одна за другой, давая лошадям передышку и пополняя колчаны стрелами.

Русский строй, обрамленный склоненными копьями и заостренными книзу червлеными щитами, где-то вдавливался под натиском степной конницы, где-то, наоборот, выгибался дугой. Особенно жаркая сеча была там, где сражался Всеволод, посадивший своих курян на оставшихся лошадей. Он бесстрашно врывался с неполной сотней своих гридней в самую гущу врагов. Там, где он рубился, степь была густо усеяна мертвыми телами и покалеченными лошадьми.

Многие половецкие храбрецы, пытавшиеся обезоружить Всеволода и взять его в плен, нашли свою смерть от его меча. Один раз Всеволод бился сразу против троих врагов и зарубил всех. Пораженные силой и отвагой русского князя, степняки уже не рвались к нему, но старались поразить его издали из лука либо заарканить петлей.

Солнце поднялось к зениту. Половцы ослабили натиск.

Пользуясь затишьем, русские полки выбрались наконец к реке.

Ратники вместе с конями гурьбой ринулись к воде, не обращая внимания на стрелы, которые выпускали державшиеся в отдалении степняки.

Видя, что порядок в русских полках нарушен, половцы, конные и пешие, устремились на русичей с ближнего холма и со стороны равнины, решив одним мощным ударом сбросить Игорево войско в реку.

Всеволод, Игорь и Бренк пинками и тумаками принуждали ратников становиться в строй.

Перемешавшиеся дружины были похожи на стадо испуганных овец. Навалившиеся всей массой половцы в первые минуты рассекли Игореву рать на несколько больших отрядов. Однако русичи сумели вновь сплотиться все вместе, стиснув в своих порядках несколько десятков наиболее зарвавшихся степняков.

Перелома в битве не наступило.

Наоборот, русичам стало легче сражаться, ибо спину им прикрывала река. Теперь уже Игоревы воины бились попеременно, имея возможность налиться воды и перевязать раны.

Ханы, посовещавшись, решили оттеснить Игоревы полки от реки на равнины с тем, чтобы вновь взять их в кольцо.

У могучего Омели сломался меч. Он схватил топор на длинной рукоятке и принялся орудовать им с такой яростью, что вскоре навалил перед собой целую груду из порубленных степняков, убив сгоряча и пару лошадей. В Омелиной сотне уцелело не более сорока человек, и те почти все были изранены стрелами.

На Вышеславе вся кольчуга была изодрана, на теле было множество ран, но ни одной серьезной. Он сражался поблизости от Омели и слышал у себя за спиной изумленно-восхищенные возгласы воинов:

— Сотник-то наш весь в кровище, а дерется как зверь!

— Живого места на нем нету. И откель силы берутся?

— Да, такого храбра поискать!

После полудня половцам удалось-таки оттеснить Игорево войско от реки.

Но русичи, нащупав слабину в половецких отрядах, с неожиданным проворством двинулись вперед, гоня врага перед собой. Кончак и Гза, сообразив, что те хотят закрепиться на холме, двинули к его подножию лучших своих батыров.

Сошлись половецкие батыры с отважными курянами, коих возглавлял Всеволод Святославич.

Нашла коса на камень! Так и гремят о шлемы аварские харалужные мечи русичей, кладут куряне степных витязей одного за другим. А позолоченный шлем Всеволода сияет, будто звезда, впереди русской дружины. Двух коней под ним убили, а на самом князе ни единой раны нет, так крепка сарацинская бронь, так умела рука и остер меч.

Шаг за шагом, ведомые Всеволодом, взобрались куряне на вершину холма и установили там желто-черный стяг своего храброго князя.

Русичи, видя знакомое знамя, воспрянули духом.

— Вот как сражаться надо, вот как! — кричит Кончак на ханов.

Гза слез с седла, когда к нему принесли на скрещенных копьях его самого храброго бея. По степному обычаю Гза сорвал несколько сухих травинок и положил убитому на лицо, прошептав короткую молитву для духов-предков. Став на одно колено подле мертвеца, Гза опустил голову на грудь, чтобы скрыть набежавшие слезы. Он потерял уже половину войска. И какого войска…

Изнемогают ратники с той и с другой стороны. Медленней становятся удары, тают силы. Кони от жары языки высунули, клонят морды к земле. Дрожит от зноя воздух.