Джек Ричер, или Я уйду завтра - Ли Чайлд

– Хорошо.

– На улицах говорят, что все дело в файле из Пентагона, который записан на флешку.

– Это близко к истине.

– Ты знаешь, где она?

– Примерно.

– И где же?

– В любом месте между Девятой авеню, Парк-авеню, Тридцатой и Сорок пятой улицами.

– Наверное, другого ответа я не заслужила.

– Ты сообразишь.

– Ты действительно знаешь? Доэрти считает, что нет. Он думает, ты блефуешь и таким способом рассчитываешь справиться со своими проблемами.

– Похоже, Доэрти очень циничный человек.

– И этот циничный человек прав?

– Я знаю, где флешка.

– Ну, так пойди и забери ее. Предоставь разбираться с Хосами другим.

Я не стал ей ничего отвечать. Вместо этого спросил:

– Ты поддерживаешь спортивную форму?

– Не особенно, – ответила она. – А что?

– Прикидываю, насколько сложно будет применить к тебе силу.

– Не слишком, – ответила Тереза Ли.

Я промолчал.

– Когда ты планируешь выйти?

– Через два часа, – сказал я. – И еще два часа уйдут на поиски. Атака начнется в четыре утра. Мое любимое время. Этому мы научились у Советов. У них данной проблемой занимались врачи. В четыре часа утра у людей заторможенные реакции – универсальная истина.

– Ты врешь.

– Вовсе нет.

– Тебе не найти их за два часа.

– Я уверен, что справлюсь.

– Исчезнувшее досье связано с Сэнсомом?

– Частично.

– Он знает, что флешка у тебя?

– У меня ее нет, но мне известно, где она находится.

– Он это знает?

Я кивнул.

– Значит, ты заключил с ним сделку. Решил проблемы Доэрти, Джейкоба Марка и мои и собираешься привести к флешке Сэнсома.

– Сделка заключалась для того, чтобы снять с крючка меня самого – это моя основная задача.

– Но в твоем случае получилось не до конца. Федералы все еще точат на тебя зубы.

– Во всяком случае, все вопросы с полицией Нью-Йорка решены.

– И для всех нас – за это я тебе благодарна.

– Не за что.

– Как Хосы планируют выбраться из США? – спросила Тереза Ли.

– Не думаю, что у них есть такая возможность. Они лишились последних шансов несколько дней назад. Полагаю, они рассчитывали, что задуманная ими операция пройдет более гладко. Теперь речь идет о том, чтобы довести дело до конца или погибнуть.

– Самоубийственная миссия?

– Это у них хорошо получается.

– Но для тебя все усложняет.

– Если они хотят свести счеты с жизнью, я буду только рад помочь.

Тереза Ли поменяла позу, ткань рубашки натянулась, и под шелком я увидел у нее на бедре очертания пистолета. «Глок 17», догадался я, в плоской кобуре.

– Кто знает, что ты здесь? – спросил я.

– Доэрти, – ответила она.

– Когда он ждет твоего возвращения?

– Завтра.

Я ничего не сказал.

– Что ты хочешь сделать прямо сейчас? – спросила Тереза Ли.

– Честный ответ?

– Пожалуйста.

– Я хочу расстегнуть твою рубашку.

– Ты это говорил многим полицейским офицерам?

– Такое случалось. Мои знакомые по большей части были полицейскими офицерами.

– Опасность тебя возбуждает?

– Меня возбуждают женщины.

– Все женщины.

– Нет, – ответил я. – Далеко не все.

Тереза Ли довольно долго молчала.

– Не самая хорошая мысль, – наконец заявила она.

– Ладно, – ответил я.

– И ты согласен принять такой ответ?

– А разве должно быть иначе?

Тереза Ли снова надолго замолчала.

– Я передумала, – сообщила она после некоторых раздумий.

– Относительно чего?

– Относительно не самой хорошей мысли.

– Замечательно.

– Знаешь, я целый год работала в отделе нравов, и мы занимались подставами. Нам требовались доказательства, что парень действительно собирался что-то сделать. Поэтому мы сначала заставляли его самого снять рубашку. Чтобы он продемонстрировал свои намерения.

– Это я могу, – сказал я.

– Думаю, именно так тебе и следует поступить.

– И ты меня арестуешь?

– Нет.

Я снял новую футболку, отбросил ее в сторону, и она приземлилась на стол. Ли некоторое время изучала мой шрам, совсем как Сьюзан Марк в поезде. Жуткий ряд поднимающихся стежков, оставшихся после ранения шрапнелью, когда взорвался начиненный бомбами грузовик возле казарм в Бейруте. Я с минуту подождал.

– Теперь твоя очередь. Я про рубашку.

– Я девушка, склонная уважать традиции.

– И что это значит?

– Сначала ты должен меня поцеловать.

– Это я могу, – повторил я.

И доказал на деле, поначалу медленно, нежно и осторожно, словно изучал ее, что позволило мне насладиться ощущением нового рта, нового вкуса, новых зубов и языка. Было просто здорово. Наконец мы переступили какой-то порог, и все стало жестче. Еще через минуту ситуация полностью вышла из-под контроля.

После всего Тереза приняла душ, и я вслед за ней. Она оделась, я тоже оделся. Тереза Ли еще раз меня поцеловала, сказала, чтобы я ей позвонил, если она мне понадобится, пожелала удачи и ушла. Черную сумку она оставила у входа в ванную комнату.

Глава 71

Я взвесил сумку, держа ее над кроватью, и решил, что в ней около восьми фунтов. Потом разжал пальцы, и она упала с приятным металлическим стуком. Расстегнув молнию, я заглянул внутрь.

И сразу увидел папку, в каких хранятся досье.

Она была стандартного размера и сделана из толстой бумаги или тонкого картона – тут все зависит от точки зрения. В ней находилась двадцать одна печатная страница. Иммиграционные сведения о двадцать одном человеке. Две женщины, девятнадцать мужчин. Граждане Туркмении. Они въехали в Соединенные Штаты из Таджикистана три месяца назад. Общий маршрут. Прилагались цифровые фотографии и отпечатки пальцев, сделанные во время досмотра в аэропорту Дж. Ф.К. Цветные фотографии были с легкими искажениями объектива «рыбий глаз». Лилю и Светлану я узнал легко. А также Леонида и его напарника. Остальных семнадцать видел в первый раз. У четверых имелись отметки о выезде. Они уже улетели. Я выбросил сведения о них в мусорную корзину и разложил оставшиеся тринадцать, чтобы получше их изучить.

Все тринадцать лиц выглядели скучными и усталыми. Местные самолеты, пересадки, долгий перелет через Атлантику, разница во времени, длительное ожидание в аэропорту. Мрачные взгляды в камеру, застывшие черты, глаза смотрят вверх. Из чего следовало, что все тринадцать не слишком высокого роста. Я взглянул на страничку Леонида. У него был такой же хмурый и усталый вид, как у остальных, но взгляд направлен горизонтально. Значит, он самый рослый боец в отряде. Я проверил Светлану Хос. Она оказалась самой низкой. Остальные располагались между ними; жилистые мужчины с Ближнего Востока, чьи тела состояли из костей, сухожилий и мышц – результат воздействия климата, питания и культуры. Я внимательно изучил каждого из тринадцати, пока выражения всех лиц не запечатлелись в моей памяти. Затем я вернулся к сумке.

В худшем случае я рассчитывал на приличный пистолет. В лучшем – надеялся на короткий автомат. Обращенные к Спрингфилду слова о мешковатой куртке означали, что у меня будет возможность спрятать у себя на груди оружие на коротком ремне, большой же размер позволит сделать его незаметным. Я очень надеялся, что он поймет мой намек.

Так и получилось. Он все понял. И выполнил мою просьбу с настоящим изяществом.

Лучше, чем по минимуму.

И даже лучше, чем я мог надеяться.

Он прислал короткий пистолет-пулемет с глушителем. «Хеклер и Кох МР5SD». Уменьшенную версию классического МР5, без ложа и приклада. У него имелись только пистолетная рукоять, спусковой крючок, гнездо для изогнутой обоймы на тридцать патронов и шестидюймовое дуло, заметно утолщенное из-за корпуса глушителя. Калибр девять миллиметров, быстрое, точное и бесшумное оружие. Превосходный автомат. К нему прилагался черный нейлоновый ремень. Ремень был подтянут и укорочен, словно Спрингфилд хотел сказать: «Я тебя слышал, дружище».

Я положил оружие на кровать.

Кроме того, Спрингфилд обеспечил меня патронами. Они лежали тут же, в сумке, – единственная изогнутая обойма на тридцать штук. Короткая и толстая, с блестящим латунным корпусом, который поблескивал в ярком электрическом свете, полированные головки пуль притягивали взгляд. Патроны девять миллиметров «парабеллум». От латинской пословицы: «Si vis pacem para bellum». «Хочешь мира – готовься к войне». Мудрая мысль. Но тридцать пуль – это не слишком много. Ведь мне предстояло сразиться с пятнадцатью врагами. Однако Нью-Йорк сложный город. Не для меня – для Спрингфилда.

Я положил обойму рядом с автоматом. И еще раз проверил сумку, вдруг там завалялась еще одна обойма.

Выяснилось, что не завалялась.

Зато я нашел небольшой подарок.

Нож.

«Бенчмейд 3300» с черной рукояткой, обработанной на станке, и автоматическим выбросом клинка. Такие запрещены во всех пятидесяти штатах для тех, кто не состоит на военной службе или не работает в полиции. Иными словами, для меня. Я нажал на кнопку, и клинок выскочил мгновенно, быстрый и твердый. Обоюдоострый кинжал с острым кончиком. Четыре дюйма длиной. Я не большой любитель ножей, и у меня нет никаких предпочтений. Но если бы меня спросили, какой именно я бы выбрал для серьезной работы, я взял бы нечто близкое к тому, что прислал мне Спрингфилд. Автоматический выброс, острие, обоюдоострое лезвие. Подходит и для правой, и для левой руки, хорош для колотых и резаных ударов, как для нападения, так и для защиты.