Скобелев - Борис Костин

Чувствуя холодное отношение к себе официального Петербурга, Скобелев испрашивает отпуск и уезжает в Спасское.

...Его память возвращалась к началу 1880 года. Внезапная болезнь и не менее внезапная смерть Дмитрия Ивановича повергла семью Скобелевых в глубокое горе. Отец завещал похоронить его в Спасском. Завещание было в точности выполнено, а по Петербургу прошел слух, что умер он не своей смертью. Явных врагов Дмитрий Иванович не имел, груз недугов, способных в одночасье свести в могилу, был невелик. И лишь не многим пришла в голову мысль, что удар сей направлялся против Скобелева-сына, деятельно готовившего Ахал-Текинскую экспедицию. Но догадка эта так и не превратилась в подлинный факт. Телеграмма о смерти отца надолго выбила Скобелева из колеи. Может быть, на этом и строился расчет...

Мог ли предположить тогда Михаил Дмитриевич, что несколько месяцев спустя он лишится и матери при обстоятельствах, породивших в России новую волну слухов?

Во время русско-турецкой войны Ольга Николаевна одной из первых включилась в деятельность по созданию санитарных отрядов. Ее стараниями в Болгарии была создана сеть приютов, больниц, где размещались сироты, вдовы, калеки. Совсем не случайно Российское общество Красного Креста делегировало ее в качестве начальницы лазаретов, а некоторое время спустя она возглавила Болгарский отдел общества Красного Креста. За чрезвычайно короткий срок ей удалось, зачастую вкладывая свои собственные средства, наладить трудное, хлопотное, но столь необходимое дело. Авторитет ее рос. Ежегодно Ольга Николаевна совершала поездки в Болгарию и, как правило, навещала основанный ею в Филиппополе приют на двести пятьдесят детей, родители которых были вырезаны башибузуками.

И если с именами мужа и сына связывали героические дела и военные успехи, то ее имя олицетворяло извечную доброту и сострадание русских женщин.

В одной из столичных газет сообщалось: «Когда она была в Софии, болгары сделали ей овацию, какая едва ли где-нибудь выпадала на долю женщины. Г-жа Скобелева зашла в парламент в сопровождении г. Кумани – дипломатического агента. Президент палаты депутатов г. Икономов обратился к ней с приветственной речью, которую депутаты встретили стоя и аплодисментами. Г-жа Скобелева сказала несколько слов».

Сын этой поездки не приветствовал: «Матушка поехала в Болгарию. Я ей, впрочем, послал на днях телеграмму, чтобы она вернулась. Чего она там лазает по парламентам – только раздражает моих врагов...»

Тем не менее Ольга Николаевна поездку не прервала. Она намеревалась основать школу и заложить церковь в память о муже.

Занимаясь благотворительными делами, она отказывалась от жандармского конвоя, говорила: «меня и без того в этой стране хорошо знают». Ее сопровождали Смолякова – директор одного из госпиталей, служанка, офицер Петров и унтер-офицер Иванов. Когда же она пересекла границу Восточной Румелии, то к ним присоединился Николай Узатис. Характеристики поручика настолько противоречивы: от «храброго и милого офицера» до «бесчестного и пошлого человека с натурой авантюриста», – что, как писалось в газетах, «какою-то психической загадкой кажется это дело. Какие соображения могли руководить преступником, вся карьера которого создана сыном зарезанной им жертвы?»

Узатис знал, что Скобелева кроме дорогих икон и церковной утвари везет и большую сумму денег, по одним данным – один миллион рублей, по другим – восемь тысяч фунтов стерлингов. Очевидно, он уговорил Ольгу Николаевну ввиду сильной жары отправиться в путь вечером. В половине девятого на коляску, в которой ехали Скобелева и ее спутница, напали вооруженные грабители. Узатис убил Ольгу Николаевну ударом сабли, а нанятые им убийцы расправились с горничной и офицером, и лишь Иванову, дважды раненному, удалось ускользнуть он нападавших и добраться до Филиппополя. Спешно было организовано преследование, и отряд настиг убийц возле села Дермедере. В перестрелке подручные Узатиса были убиты, а сам он застрелился. Денег при них не оказалось.

В Спасском одной могилой стало больше. К горю семьи Скобелевых прибавилось горе всех честных людей, оскорбленных до глубины сердца в самых лучших своих чувствах. В печати появилось стихотворение поэта Г. А. Лишина, посвященное Ольге Николаевне:

Вместе внимали давно ль в умилении,Что отдаленный народЖенщине русской в ее воплощенииДивную честь воздает.Жертвой тебя назовут искупления.Сына за то – всем врагам в изумлениеБог сохранил в дни войны.

Узатис унес с собой и истинную цель убийства. Известие о гибели матери поразило Скобелева настолько, что он долгое время не мог прийти в себя. Определенно, это был какой-то рок. Его корпус медленно, но верно отвоевывал у пустыни жизненное пространство, стоял на пороге решающего столкновения с текинцами, а в спину одна за другой судьба нанесла глубочайшие раны. И предположение, что это не обычное стечение обстоятельств, высказывали в то время многие.

Претендент на престол?

Человек, мало-мальски знакомый с обстановкой российского императорского двора после покушения на Александра II, без труда мог засвидетельствовать, что страх и испуг, словно паутиной, оплели резиденцию Александра III. В дневнике предводителя санкт-петербургского дворянства графа А. А. Бобринского есть такая запись: «Окружающие Александра III будто бы отсоветовали ему всякие конституционные меры: „Нельзя уступать силе“. О, эти окружающие! О, ограниченные, несчастные, безумные люди. Осторожные люди боятся теперь только одного – нового покушения... Беспокойство это большое и общее».

На фоне мелочности и ничтожности личностей, скудных на ум, на поступки и деяния, достойные государственных деятелей, резким контрастом выделялась фигура Скобелева. И вовсе не потому, что генерал от инфантерии оставался верным своей привычке носить белую форму. Русский народ имел возможность для сравнения.

Популярности Скобелева в то время мог позавидовать любой из европейских правителей. Сложной и неординарной натурой обладал «белый генерал», и не оттого ли его постоянно окутывала дымка противоречивых суждений и характеристик?

Для родных Михаил Дмитриевич всегда оставался большим ребенком, не в меру шаловливым, мечтательным и жадно тянувшимся к новизне.

Офицеры и солдаты, знавшие Скобелева по его делам, считали генерала боевым товарищем, отцом-командиром, который ставил свою жизнь вровень с жизнями подчиненных.

Облагодетельствованные Скобелевым отставные воины в минуты застолья непременно поднимали чарку за «белого генерала».