Фантом - Сергей Дубянский

– Наверное, ты права, – Дима кивнул, – надо собираться.

Он оделся и остановился перед шкафом в той же позе, в какой застал его Валин приход. Аккуратно вынул вещи, по нескольку раз сворачивая и разворачивая их, прежде чем опустить в сумку, а Валя сидела на неубранной постели и молча смотрела на его спину.

За время своих мытарств она очень устала, сначала живя по подругам и чувствуя, что напрягает всех своим присутствием, но не решалась вернуться к матери, догадываясь, какая встреча ее ожидает. Она все надеялась, что Дима позвонит, извинится и скажет, что все произошло по пьянке, что это была случайная уличная проститутка, а гадостей наговорил, потому что с похмелья болела голова и его раздражал ее громкий голос. Она готова была поверить даже в такую идиотскую версию, но Дима не звонил. Иногда она сама снимала трубку, но не набирала номер, боясь нарваться на ее голос. Это бы означало, что проститутка вовсе не уличная, а вполне домашняя.

В конце концов, она все-таки переехала к матери и в первый же вечер выслушала все, что та думает о ней, о Диме (о ней, конечно, гораздо хуже, так как, в ее понимании, если мужчина бросает женщину, значит, виновата сама женщина). И это продолжалось изо дня в день, с небольшими вариациями, но она терпела, зная – спорить бесполезно, а идти некуда. И, вот, этот звонок, словно вознаграждение за все пережитые муки. Значит, несмотря на те злые слова и другую женщину в постели, он не бросил ее! А если так, она будет бороться до конца!

Даже в этот убогий, ненавистный дом она летела, как на крыльях. А уж когда вошла в полутемный коридор, то чуть не расплакалась, почувствовав знакомый запах, и в благодарность за все, начала целовать Диму, не думая, что за дни, прошедшие с того счастливого звонка, ситуация могла измениться.

Теперь она сидела, смотрела, как он укладывает вещи, и думала: …Все-таки хорошо провожать человека и знать, что он обязательно вернется к тебе… а разве могло быть по-другому?.. Если б он надумал оставаться с той женщиной, то не стал бы мне звонить, а просто вычеркнул из жизни…

Вечером Дима ушел, и она даже не спросила, куда. Это входило в правила игры – он уезжал в никуда и должен был вернуться другим человеком. На прощанье он лишь поцеловал ее в щеку, но Валя не придала этому значения, решив, он очень спешит на поезд… или на самолет. Дверь закрылась. Повернувшись, Валя увидела перед собой два темных дверных проема, словно ведшие не в разные комнаты, а в одну огромную черную пустоту, и только тут истинно осознала, что осталась один на один с домом, который ее ненавидел. Но выхода не было – она сама попалась в ловушку.

С одной стороны, это был как бы и ее дом, в котором она прожила много лет; знала практически все, кроме, пожалуй, бабкиной комнаты, но, с другой, само это знание пугало ее своей мрачной тишиной и какой-то постоянно присутствовавшей в нем необъяснимой тревогой. Она уже не могла припомнить того ощущения, после которого пришла к выводу, что дом живой и ищет только удобного случая, чтоб избавиться от нее, однако трезвый ум принял эту гипотезу как некий фундаментальный постулат. Осталась конечная память – это не ее место. Но она любила Диму и, значит, должна была доказать груде кирпича свое право на существование, именно, здесь. Еще она подумала, что впервые находится в доме по-настоящему одна, не ожидая, когда проснется бабка или Дима вернется с работы. Она была хозяйкой этого злого, необъезженного мустанга.

Валя вошла в бабкину комнату, в эту святая святых, на запретную территорию… но ничего не произошло. Огляделась. За время ее отсутствия здесь ничего не изменилось, даже пыль на шкафах лежала таким же ровным слоем.

…Убрать, и то не могла, – подумала Валя, – может, это, действительно, была шлюшка-однодневка?.. Хотя в душе она знала, что это не так; что та жила здесь, и просто ей все эти домашние заботы были не нужны и не интересны.

Прошлась по комнате, равнодушно глядя на фотографии, которые ей ни о чем не говорили. На одной она увидела двух маленьких детей. Пригляделась, но не смогла определить, который из них Дима, да и был ли он там вообще. Пошла дальше к стеклянному шкафу, заклеенному газетами. Ей всегда было интересно, что там находится, но она никогда не проявляла любопытства к чужим вещам. Сейчас они стали ничьи. Она б с удовольствием покопалась в них, как всякая женщина, но не знала, где лежит ключа. Поэтому только ласково провела рукой по полированным бокам, толстым холодным стеклам и вздохнув, перешла к шифоньеру, который никогда не запирался. Со скрипом открыла дверцу, выпустив резкий нафталиновый дух; аккуратно передвинула вешалки, разглядывая платья. Судя по фасонам, им было никак не меньше шестидесяти лет, но ткань не выцвела, и они висели совершенно новенькие, составляя некую ретро-коллекцию (ведь мода возвращается!)

Достала крепдешиновое – желтое с оранжевыми разводами. Несмотря на обилие современных тканей, ничего подобного она не видела. Прибросила платье на себя и оказалось, что оно весьма гармонировало с ее рыжеватыми волосами; и длина вполне современная – что называется, «миди». Неожиданно для себя самой, она стянула свитер, джинсы и юркнула в платье …в талии великовато, но ведь это ж можно ушить!..

Ей очень захотелось увидеть себя со всех сторон, но сколько она ни крутилась перед зеркалом в коридоре, это никак не удавалось. Тогда она пошла в ванную и принесла второе зеркало, поставив его на полку для обуви. Теперь она чувствовала себя, как в примерочной кабине – два зеркала друг против друга… Поправила прическу; повернулась несколько раз так, что подол поднялся, перекатываясь волнами цвета осенних листьев.

Платье ей шло. К тому же было очень приятно ощущать на теле тонкую шуршащую материю, вместо кусачей шерсти свитера. Валя подумала, что никто не запрещает ей ходить в этом платье до возвращения Димы, а это будет, наверное, не скоро.

Вернулась к шкафу. Снова перебрала платья, но больше ей ничего не запало в душу так, как это. Потом она попыталась подобрать туфли. Видимо, мода, действительно, развивается циклично, потому что невысокие толстые каблуки – это было как раз то, чем сегодня завалена вся «толпа». Но размер у бабки оказался больше, и туфли пришлось отложить в сторону. Зато она подобрала вполне современную сумку из натуральной кожи и шляпку, которую на улице, конечно, носить нельзя, но, тем не менее, она ей очень приглянулась.

Вырядившись таким образом, она вернулась к зеркалам. Себе она нравилась, и игра в переодевание, тоже нравилась. Она решила примерить еще что-нибудь. Сбросила крепдешиновое платье, оставшись в трусиках и лифчике… и почувствовала чей-то взгляд. Резко обернулась. За спиной у нее находилось черное окно, и взгляд – липкий, как прикосновение немытых рук. Валя испуганно попятилась к стене. По логике вещей, там не могло быть никого, ведь за последние дни выпало столько снега, что подобраться к окну, не утонув по пояс, было просто невозможно.