Манхэттен - Джон Дос Пассос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой он толстый!
— Он такой здоровый, что, по-моему, будет идиотом… Ай-ай-ай, я забыла позвонить папе!.. Семейная жизнь — ужасно сложная вещь.
Эллен поставила спиртовку на край умывальника. Мальчик принес стаканы, лед и сельтерскую на подносе.
— Ну, Боб, состряпайте нам коктейль. Надо выпить все, а то спирт разъест резину… А потом пойдем в кафе «Д’Аркур».
— Вот вы не понимаете, девочки, — сказал Гилдебранд, — самое трудное при наличии сухого закона — это оставаться трезвым.
Эллен рассмеялась. Она склонилась над маленькой спиртовкой, от которой исходил уютный, домашний запах нагретого никеля и горящего спирта.
Джордж Болдуин шел по Мэдисон-авеню, перекинув легкое пальто через руку. Его утомленные мозги оживились в искрящемся осеннем сумраке улиц. Из квартала в квартал, под рокот автомобилей, в облаках бензина, два адвоката в черных сюртуках и крахмальных стоячих воротничках спорили в его мозгу. «Если ты пойдешь домой, в библиотеке будет уютно. В тихой сумеречной комнате ты будешь сидеть в туфлях в кожаном кресле под бюстом Сципиона Африканского, читать и есть поданный туда обед… Невада будет веселой и грубой, она расскажет тебе массу смешных историй… все городские сплетни… их полезно знать… Нет, ты больше не пойдешь к Неваде… опасно, она может серьезно увлечь тебя… А Сесили сидит, поблекшая, элегантная, стройная, кусает губы и ненавидит меня, ненавидит жизнь… Господи, как мне выпрямить мое существование?»
Он остановился перед цветочным магазином. Влажный, теплый, медовый, дорогой аромат густой волной лился из дверей в живую, голубовато-стальную улицу. «Если бы мне хоть удалось раз навсегда укрепить мое финансовое положение…» В окне был выставлен миниатюрный японский садик с гнутыми мостиками и прудами, в которых золотые рыбки казались китами. «Все дело в пропорции. Начертить себе план жизни, как делает благоразумный садовник, прежде чем пахать и сеять… Нет, я сегодня не пойду к Неваде. Пожалуй, послать ей цветы… Желтые розы — те, с медным отливом… Их бы следовало носить Элайн… Представляю себе ее замужем и с ребенком».
Он вошел в магазин.
— Что это за розы?
— «Золото Офира», сэр.
— Мне нужно сейчас же послать две дюжины в «Бревурт-отель». Мисс Элайн… то есть мистеру и миссис Джеймс Херф. Я напишу карточку.
Он сел за конторку и взял перо. «Благоухание роз, благоухание темного пламени ее волос… Ради Бога, не болтай вздора…»
«Дорогая Элайн!
Надеюсь, что вы разрешите старому другу навестить вас и вашего мужа на этой неделе. Помните, что я искренне желаю (вы меня слишком хорошо знаете, чтобы принять эти слова за пустую вежливость) служить и вам и ему всем, что в моих силах и что может способствовать вашему счастью. Простите меня за то, что я подписываюсь в качестве вашего раба и поклонника.
Джордж Болдуин».
Письмо заняло целых три карточки с маркой цветочного магазина. Он перечел их с начала до конца, надув губы, заботливо подправляя букву «t» и ставя точки над «i». Потом вынул из заднего кармана пачку кредиток, расплатился и вышел на улицу. Было уже совсем темно, около семи часов. Все еще колеблясь, он стоял на углу и смотрел на проезжавшие такси — желтые, красные, зеленые, оранжевые.
Тупоносый транспорт медленно вползает под дождем в Нэрроуз. Старший сержант О’Киф и рядовой Дэтч Робертсон стоят на подветренной стороне палубы и смотрят на длинный ряд судов, стоящих в карантине, и на низкий берег, застроенный верфями.
— Смотри-ка, на некоторых еще осталась боевая окраска… Это фонды морского ведомства. Они не стоят пороха, чтобы взорвать их.
— Будь они прокляты! — мрачно говорит Джо О’Киф. — Да, приветливо принимает нас Нью-Йорк…
— Мне наплевать, сержант, — что дождь, что вёдро.
Они проходят вплотную мимо стоящих на якоре пароходов, кренящихся то в одну, то в другую сторону, длинных с низкими трубами, широких с высокими трубами, красных от ржавчины, раскрашенных защитными серо-голубыми полосами и пятнами. Человек в моторной лодке машет руками. Люди в хаки, столпившиеся на серой, залитой дождем палубе парохода, начинают петь:
Пехота, пехота,
С грязью за ушами…
В жемчужном тумане, за низкими строениями Говернор-Айленда маячат высокие пилоны, провода, воздушное кружево Бруклинского моста. Робертсон вытаскивает из кармана сверток и бросает его за борт.
— Что это такое?
— Мазь против насекомых… Мне она больше не нужна.
— Почему это?
— Буду жить в чистоте, найду работу и, пожалуй, женюсь.
— Неплохо придумано! Мне тоже надоело жить бобылем.
— Должно быть, на этих старых калошах люди здорово набивают карманы.
— Да, вот тут-то и наживают деньги.
— Будьте уверены, так оно и есть.
На палубе продолжают петь.
— Мы поднимаемся по Ист-ривер, сержант. Где эти дьяволы намерены высадить нас?
— Я прямо готов вплавь добраться до берега. И подумать только, сколько народу наживалось тут за наш счет… Десять долларов в день платили тут за работу в порту!
— Ничего, сержант, мы тоже кое-чему научились…
— Научились…
Après la guerre finie174
Обратно в Штаты едем…
— Держу пари, что шкипер нахлестался и принял Бруклин за Хобокен.
— Смотрите-ка — Уолл-стрит!
Они проходят под Бруклинским мостом. Над их головой жужжат и ноют трамваи, на мокрых рельсах вспыхивают фиолетовые искры. Позади них, за баржами, буксирами, паромами, высокие серые здания, в белых полосах пара и тумана, громоздятся в пухлые облака.
Пока ели суп, никто не разговаривал. Миссис Меривейл, в черном, сидела во главе овального стола, глядя в окно. Столб белого дыма клубился на солнце над паровозным парком, напоминая ей о муже и о том дне, когда, много лет тому назад, они пришли сюда смотреть квартиру в еще недостроенном доме, пахнувшем штукатуркой и краской. После супа она поднялась и сказала:
— Итак, Джимми, ты вернешься к журналистике?
— Вероятно.
— А Джеймс получил сразу три предложения. По-моему, это замечательно.
— А я думаю, что лучше всего будет работать с майором, — сказал Джеймс Меривейл, обращаясь к Эллен, сидевшей рядом с ним. — Вы знаете майора Гудьира, кузина Елена?
— Гудьира из Буффало? Он заведует иностранным отделом банковского треста.
— Он говорит, что очень скоро выдвинет меня. На фронте мы с ним были друзьями.
— Это будет чудесно, — проговорила Мэзи воркующим голосом. — Правда, Джимми? — Она сидела напротив него, стройная, розовая, в черном платье.
— Он зовет меня поехать в Пайпинг-Рок.
— Это что такое?
— Неужели ты не знаешь, Джимми? Кузина Елена наверняка пила там чай десятки раз.
— Знаешь, Джимпс, — проговорила Эллен, не поднимая глаз, —
