Город Победы - Ахмед Салман Рушди

– воссоздав тем самым армию, которой султанат Зафарабад располагал до своего распада – и совершить опасное совместное нападение? Чью сторону следует поддержать? И должны ли придворные объединиться, или правильнее для всех будет сохранять свою независимость? Возможно ли, что сторонники Тирумалы Деви захотят причинить вред Зерелде Ли или наоборот? О, каким неоднозначным стал окружающий мир всего за миг! Неужели боги прогневались на Биснагу? Не были ли эти загадочные беременности испытанием, посланным Божественным, и как следует действовать, чтобы пройти его и умилостивить богов? Что скажет об этом Махамантри Тиммарасу? Почему он ничего не говорит? Почему молчит сам царь? Если те, кто стоит во главе империи, не знают, как наставить народ, могут ли люди сами понять, что лучше?

В течение этих месяцев две дамы, находившиеся в самом сердце проблемы, общались друг с другом с ледяной вежливостью, которая, однако, никого не вводила в заблуждение, в особенности их самих. Услышав, что Зерелда Ли страдает по утрам от токсикоза, Тирумала Деви послала ей безымянный напиток, который, по ее словам, должен в один миг успокоить пищеварение младшей царицы. Когда Зерелда Ли вылила содержимое бутылочки в цветочный горшок в своих покоях, оказалось, что цветок в этом горшке немедленно засох и умер. Вскоре после этого Зерелда Ли узнала, что Тирумала Деви испытывает непреодолимую страсть к сладкому и не в состоянии воздерживаться от него, даже несмотря на свою озабоченность сильной прибавкой в весе. Младшая царица тут же начала посылать старшей вереницу корзинок, набитых самыми желанными сладостями со всей страны, там были местные майсорские пак и кожукатта, гоанские бебинка и тамильские адхирасам, и даже экзотические лакомства издалека, сандеш из Бенгалии и гуджия с территории Делийского султаната, по корзине каждый день семь дней в неделю, так что ненависть Тирумалы Деви к своей сопернице увеличивалась вместе с ее талией.

Доверенный министр Кришнадеварайи Салува Тиммарасу в частном порядке посоветовал царю не делать ничего, что могло бы как-то ущемить старшую царицу. Даже если ребенок Зерелды Ли окажется мальчиком, а Тирумалы Деви – девочкой, сын младшей царицы не должен быть провозглашен наследником. Напротив, Тирумале Деви должны быть предоставлены новые возможности произвести на свет мальчика, который станет первым в череде наследников, когда бы он ни был рожден.

Кришнадеварайя покачал головой.

– Звучит неправильно, – заявил он.

Тиммарасу осмелился возразить ему.

– Вы хотели сказать, мой царь, что это звучит несправедливо, и, я осмелюсь заметить, это и будет несправедливо. Однако бывают случаи, когда несправедливость оказывается верным путем, став на который царь достигает своей цели.

– Давай узнаем у матери империи, согласна ли она с этим, – ответил царь.

Пампа Кампана плохо себя чувствовала. С тех пор как произошло чудо стен, у нее кружилась голова, она постоянно испытывала усталость, у нее ломило кости и кровоточили десны.

– Тебе надо отдохнуть, – уговаривала ее Зерелда Ли. – Ты на себя не похожа.

Однако Пампа знала, что на глубинном уровне чувствует себя такой, какая она на самом деле, и испытывает то, что должен испытывать человек столь древний. Впервые в жизни она чувствовала себя старой.

Она не вернулась в дом Никколо де Вьери, ее чутье подсказало ей, что что бы ни произошло – восстановит ли она свои силы и способность четко видеть цели или будет тихо угасать, превращаясь в ничто, – время синьора Римбальцо, господина Попрыгунчика, закончилось. Она послала к торговцу фруктами Шри Лакшману гонца и попросила отправить в “дом чужеземца” несколько манго сорта альфонсо и принесенную гонцом запечатанную восковой печатью записку, предназначенную исключительно для венецианских глаз. “Это последние альфонсо, – гласила записка, – сезон манго завершен”. Получив подарок и прочитав записку, Вьери понял, что таким способом она попрощалась с ним. Он незамедлительно собрался и – не прошло и двадцати четырех часов – навсегда покинул Биснагу, стремясь к новой точке своего нескончаемого путешествия и унося с собой ее слова и воспоминания о своей любви – два бремени, которые ему суждено носить с собой до самой смерти. Он был последним вошедшим в ее жизнь чужеземцем. Эта часть ее истории также подходила к концу.

Она оставалась в покоях для приезжих монархов, но была так глубоко погружена в себя, что не замечала великолепия своего жилища – ни каменных с серебром кальянов в технике бидри из завоеванного Бидара, ни бронзовой фигуры Натараджи периода Чола, изображающей Шиву как повелителя танца, ни картин уникальной школы Биснаги, представители которой отличались тем, что предпочитали изображать не богов или царей, а обычных людей во время работы и лишь иногда во время заслуженного отдыха. Теперь Пампа Кампана не замечала этих вещей, словно слепая. С таким же успехом она могла бы жить в пещере без мебели, подобной той, в которой она прожила девять лет с Видьясагаром, или в хижине в джунглях, вроде той, что они с дочерьми построили в лесу Араньяни. Она очень мало говорила, блуждая в собственных мыслях и большую часть времени рассматривая, точно одержимая, свое лицо, руки и тело, в надежде понять, может ли старость, которую она начала ощущать своими костями, наконец-то сказаться и на ее внешности.

Ей не стоит, говорила она себе, подобно какой-нибудь тщеславной кокетке, волноваться из-за появления седых волос и морщин. Ее сила заключена в ней самой, а не в том, как она выглядит.

Да, но, отвечала она себе же, если она превратится в каргу, царь начнет смотреть на нее по-другому.

Быть может, возражала она себе в ответ, он станет относиться к ней серьезнее, с уважением, которого требует и заслуживает старость. Быть может, ее авторитет даже возрастет.

Но на самом деле она так и не видела на своей коже следов времени. Дар богини был истрачен не полностью, по крайней мере не снаружи. Внутри же она начала ощущать груз каждого прожитого года своей двухвековой жизни. Внутри она чувствовала, что зажилась на свете слишком долго.

Зерелда Ли зашла проведать ее, она была на большом сроке беременности и явилась в сильном раздражении. Беременность была к ней жестока, она страдала от букета болезней, но причиной ее мрачного настроения стало не это.

– Царь хочет тебя видеть, – было слышно, что ей не хватает воздуха и что она злится. – Ты должна прийти прямо сейчас.

– В чем же дело? – спросила Пампа Кампана.

– Дело в том, что он хочет, чтобы ты решила, будет ли мой ребенок важным человеком, человеком, имеющим перспективы в этой чертовой империи, или его следует отшвырнуть в сторону, как маленький кусочек дерьма, – заявила ей