Маскарад лжецов - Карен Мейтленд

Сигнус пробормотал, что ему нужно проведать Ксанф, и выскользнул из хижины.

— Если Зофиил не оставит в покое Аделу и Сигнуса, клянусь, я убью его голыми руками, — сквозь зубы процедил Осмонд, натягивая плащ. — Пойду поищу чего-нибудь для котелка. Отыграюсь на птицах и кроликах, иначе я просто разорву этого старика в клочья!

Адела подождала, пока Осмонд отойдет подальше, и обернулась к Родриго.

— Родриго, прошу тебя, останови его! Я боюсь, что Осмонд даст волю гневу и сцепится с Зофиилом. У того есть нож, а Осмонд не так уж искусен в драке, как думает.

Родриго взял руку женщины в свою.

— Клянусь, я не дам его в обиду.

Адела просияла.

— Ты хороший человек, Родриго.

Родриго в ответ не улыбнулся, сжал руку Аделы и вслед за Осмондом вышел из хижины.

Наш друг у стоячих камней оказался прав. К вечеру в воздухе закружились первые хлопья, и вскоре поднялась настоящая метель. Один за другим вернулись Родриго с Осмондом. Дверь за ними с грохотом хлопала, впуская внутрь снежные вихри. Осмонд бросил на пол пару бекасов.

— Все, что смог добыть. Еще больше упустил, хотя выбирать не пришлось. Звери и птицы почуяли снегопад и забились в норы и дупла.

Он подсел к Аделе и тревожно заглянул ей в лицо.

— Завтра попробую снова. Если снег перестанет, может быть, сумею найти по следам заячью нору.

Адела стряхнула снег с его плеч и улыбнулась.

— Хорошо хоть что-то поймал. Сильно метет?

— Так валит, что ни зги не видать!

Дверь с грохотом распахнулась в третий раз. От резкого порыва ветра Адела поежилась. В проеме стоял Сигнус. Все изумленно уставились на него. Рука его была по локоть в алой крови.

Первым пришел в себя Осмонд.

— Что случилось? Ты ранен?

Сигнус удивленно расширил глаза.

— Посмотри на свою руку!

Юноша опустил глаза, словно видел руку впервые.

— Кровь... да, крови было много. Нет, не ранен.

Он опустил мешок на пол. Жипон на груди промок от крови. Сигнус раскрыл мешок — внутри лежала освежеванная овца.

— Аделе необходимо мясо. Если снег не прекратится, нам не выбраться отсюда несколько дней. Овца была старовата, но если варить мясо подольше...

— Ты зарезал овцу? — На лице Осмонда проступило облегчение. — Но у кого, ради всего святого, ты ее купил? Я все тут облазил — нигде и следа фермы!

Сигнус снова опустил глаза на испачканную кровью руку.

— Я ее не покупал.

Адела вскрикнула.

— Украл? Но за кражу овцы тебя повесят! Сигнус, не говори, что рискнул ради меня жизнью!

В комнате повисло тягостное молчание. Стало слышно, как в очаге потрескивают дрова.

Избегая смотреть в испуганные глаза Аделы, Сигнус пожал плечами.

— Я закидал шкуру камнями. Никто не придет сюда в такой снег, а если и придет — пусть попробуют доказать, что мы едим не ту овцу, которую раздобыли Зофиил и камлот.

— Если они увидят тебя в крови, а в котле свежую баранину, то не станут церемониться! — От волнения мой голос сорвался. Наказание за кражу овец было суровым. Кто бы мог подумать, что Сигнус способен так рискнуть!

— Камлот прав, кровь нужно отмыть, — сказала Адела. — Давай сюда жипон и рубаху тоже. Если застирать их холодной водой до того, как кровь засохнет, пятен не останется.

— Нет! — воскликнул Сигнус, но, заметив огорчение на лице Аделы, добавил мягче: — Спасибо, я сам. Незачем тебе пачкать кровью платье.

Оживить овцу мы все равно не могли, так не пропадать же свежему мясу. Мы засунули в котел голову, копыта и потроха, а остальное оставили на холоде. Ветер ослаб, и теперь белые хлопья валили плотной стеной, засыпая землю и овечьи загоны. Сигнус вернулся в хижину в плаще на голое тело, весь облепленный снегом. Мы развесили мокрое тряпье над огнем, и от одежды тут же повалил пар. Однако Сигнус не успокоился и отправился проведать Ксанф. Он поставил кобылу с подветренной стороны хижины, где камни очага грели стену изнутри.

В окне, выходившем на овечьи загоны, не было ставен — пастухи и перегонщики должны приглядывать за своими подопечными. Мне пришло в голову поискать в фургоне какую-нибудь подпорку для мешков с шерстью, которыми мы заслонили дыру.

Ксанф притулилась у стены хижины. Грива лошади побелела от снега. Сигнус привязал к спине своей любимицы несколько старых овечьих шкур для тепла, и поверх них вырос целый сугроб. Неплохо бы захватить из повозки лопату. Если снег будет идти всю ночь, завтра придется откапывать дверь.

По крайней мере, теперь нам было чем набить брюхо. Меня восхищала смелость Сигнуса, но его поступок заслуживал порицания. Мне вспомнился день, когда мы впервые увидели юношу-рассказчика на рыночной площади, в центре которой болтались висельники с раздутыми багровыми лицами. Сигнус не хуже прочих знал, какая судьба ожидает вора. В тот день Осмонд спросил меня, что могло толкнуть человека на такое? Что побудило юношу забыть страх: оскорбления Зофиила или те слова, которые он сказал мне однажды: «Тому, кто причинит вред ребенку, нет прощения»? Неужели Сигнус рискнул головой ради Аделы и Карвина?

Впрочем, возможно, он прав: кому придет охота искать свою живность в такой снегопад? Неужто лучше, если отбившаяся от стада овца сгинет, а мы будем страдать от голода, глядя, как умирает безвинный младенец? Разум твердил мне, что Сигнус прав, но старые порядки слишком прочно засели в голове. Меж тем в земле нашей воцарилась новая повелительница, и имя ей было — чума. И издала она новый закон — чтобы выжить, всяк волен поступать, как знает.

Мы с Осмондом возились с мешками, когда меня озарило.

— А где Зофиил? Неужели до сих пор собирает хворост? Кто-нибудь его видел?

Осмонд покачал головой.

— Только не я. А то бы не удержался и надавал ему тумаков.

— Сигнус? Родриго?

Родриго скорчился у огня, не поднимая глаз.

— Я видел его еще до обеда, — буркнул он.

— Скоро стемнеет. Нужно отправляться на поиски. Не ровен час, заблудится.

— До темноты еще целый час, — скривился Осмонд. — Он мог зайти далеко. Вернется, никуда не денется. Кто как, а я по нему не соскучился.

Мы подождали, но Зофиил не возвращался. Быстро темнело. Наконец даже Осмонд вынужден был признать, что пора отправляться на поиски. Если Зофиил упал и сломал ногу, самому ему ни за что не добраться до хижины. Меня ужасала мысль о том, каким несносным пациентом он окажется. Вряд ли боль и раздражение способны смягчить его нрав.

Адела вцепилась в мужнин плащ.

— А вдруг волк ждет снаружи?

— Если ты говоришь о епископском волке, то Зофиил прав — волк не рискнет оставлять следы на снегу. К тому же он охотится не за нами.

Мой уверенный голос совершенно не вязался с моим настроением. Из головы не шло изувеченное тело Жофре.

— Ты прав, камлот, — согласился Осмонд, — но, пока в хижине стоят эти чертовы ящики, кому-то нужно остаться с Аделой, Наригорм и малышом. Родриго, посиди тут, ты сможешь их защитить.

После расспросов Родриго признался, что видел, как Зофиил удалялся в сторону дальних загонов. Натянув капюшоны, мы с Сигнусом и Осмондом двинулись к загонам с разных сторон. Снега навалило по щиколотку, а кое-где у стен ветер надул целые сугробы.

С трудом пробивая себе путь по снежной пустоши, мы кричали и размахивали факелами в надежде, что Зофиил нас заметит. Пару раз меня чуть не угораздило подвернуть ногу. Ветер немного стих, но снег по-прежнему валил что есть мочи. Еле тлеющий факел с трудом рассеивал тьму, освещая миллионы белых хлопьев. Дыхание перехватывало. Вдали мелькали слабые отсветы факелов. И вот крики Осмонда и Сигнуса затихли, и на меня опустилась удушливая тишина.

Мы искали Зофиила до темноты. Руки и ноги онемели от холода. Наконец вдали снова показались факелы. Наверняка Осмонд с Сигнусом решили прекратить бесплодные поиски. Должно быть, Зофиил забрел слишком далеко. Нам ни за что не разыскать его в этой тьме.

Внезапно мне показалось, что у самого дальнего загона кто-то движется. Сердце забилось в груди, словно молот. Так ведь это же Наригорм! Должно быть, она стояла тут давно — одежду девочки занесло снегом. Наригорм запрокинула лицо вверх, и белые снежные хлопья тихо засыпали белесые волосы и ресницы.

— Ради всего святого, Наригорм, что ты здесь делаешь? Совсем разум потеряла?

Она медленно обернулась, словно давно меня дожидалась, и показала рукой внутрь загона. Пушистый снег белел в свете факела, но у стены белизну нарушали три пятна. Чтобы разглядеть их, мне пришлось перегнуться через стену и наклониться к самой земле. В первый миг показалось, что из снега выступают камни.

Рядом с камнями возвышался сугроб, формой напоминающий человеческое тело. Сердце выпрыгивало из груди. Пришлось опуститься на колени и пошарить рукой по земле. На снегу, прикрытый плащом, лежал Зофиил. Он был мертв уже давно. Три кровавые лужи, занесенные снегом, пятнали землю.