Фаранг - Евгений Шепельский

А он был силен — дьявольски, безумно!

Орнела что-то вскрикнула и смолкла.

Спящий, оставит ли демон ее в живых, после того как покончит со мной?

Нет, нет, я не могу допустить еще одной неправедной смерти!

В моей груди вспыхнул неутолимый огонь. Дикое стихийное пламя пожара.

Я завыл. Вернее, попытался это сделать своими пробитыми легкими.

Огонь в груди распространился на все мое существо.

Душегуб подкатил меня к балюстраде, за которой начиналась пристань, поддел когтистой лапой под ребра, поднял, смерил равнодушным взглядом выпученных буркал и швырнул вниз.

Вниз.

Вниз…

Я перевернулся в полете лицом к луне, открыл рот, глаза, впитывая лунный свет каждой клеткой своего изувеченного тела.

Перед тем как упасть на камни, я принял облик. Мгновенно. Быстрее, чем когда-либо раньше.

С камней поднялось существо. Огромное, рыжее, как пламя, остроухое. С клыкастой пастью. И абсолютно здоровое.

Демон приземлился рядом — но я был готов и встретил удар когтистой лапы своей лапой, когти которой напоминали кинжалы. Кольцо, понуждающее меня к рабству, превратилось в браслет, сверкающий на запястье. Я ударил Душегуба мордой, впился в костяное горло, ощутил, как под моим клыками крошатся адовы кости.

На вкус Душегуб был мерзок.

Он затрепыхался, но я держал за горло крепко, как терьер, усиливая давление челюстей, пока не перегрыз позвонки. Тогда я отпустил демона, и он пополз, волоча голову на полосках кожи. Глаза были направлены на меня.

Я прыгнул сверху и ударами когтей оторвал голову, спровадил ее в реку. Затем принялся отхаркиваться, выплевывая осколки костей и мерзко воняющий ихор.

Тело Душегуба содрогалось от конвульсий. Из обрубка шеи сочилась черная кровь. Лапы подергивались — Душегуб полз ко мне, даже без головы пытаясь атаковать, но внезапно застыл. Костистое тело на глазах стало прозрачным и растаяло. Тварь ушла из нашего мира. Навсегда ли?

Я подбежал к краю пристани, заглянул в зеркало воды, освещенное луной. Вытянутая рыжая морда, гротескный то ли лис, то ли волк, с кинжальными верхними клыками, большущим носом, огромными глазами. Я поймал собственный взгляд и отпрянул.

Нельзя долго оставаться в облике. Возвращайся!

Орнела бежала по лестнице, что-то крича.

Усилием воли я погасил в груди пламя. С камней я поднялся уже человеком. Обнаженным, разумеется. Пришлось закрыться руками.

— Капитан Джерико? Капитан Джерико? — Я выглядел вполне импозантно, обмотав чресла кожаной курткой Орнелы. На носу «Стрижа» засветился огонек. Мы были спасены.

42

— За мыском — аккурат Вермор, — сказал капитан Джерико, сплюнув за борт. — Средоточие морской торговли, а также речной, а также обычной. — Он указал на покатый скальный выступ километрах в пяти по курсу. На его вершине громоздился храм Спящему — за время путешествия по реке я уже научился опознавать храмы по острым башням. Лодок, тягловых барж и прочих речных посудин за ночь на Тилуанне порядком прибавилось. Вермор, не затронутый Сумрачьем, был знатной торговой базой.

«Стрижа» неторопливо гнал вперед легкий утренний ветер. Матросы только просыпались, готовились взяться за весла. Последний участок пути будет пройден быстро.

Внезапно лицо капитана исказилось, он нашарил у бедра арбалет.

— Глянь сбоку, облом. Только не вспугни.

На дрейфующем комке водорослей метрах в десяти от «Стрижа» сидела огромная жаба, перевитая пульсирующими трубками-венами. Цвет жабы снизу был зеленовато-тошнотный, а сверху — болезненно-красный, отражал солнышко, по бокам же она отливала речной синевой. Пасть, как и полагается созданиям глейва, была немаленькая, острые полупрозрачные зубы выпирали. Жаба грелась, дремала, течение поворачивало ее к нам то мордой, то боком, и вместе с этим движением цвет частей ее тела менялся. Плеск воды, разрезаемой носом «Стрижа», не тревожил ее.

— Вот она, химера, облом, — буркнул Джерико, снаряжая арбалет стальным дротиком. Подвигав рычажком, он взвел арбалет и направил его на порождение глейва, придерживая второй рукой за ложе. — Меняет окраску, в воде незаметна. Рыбу жрет как не в себя.

Раздался резкий щелчок, и дротик впился жабе в глаз. По конвульсиям, пронзившим тело, я понял, что острие добралось до мозга. Слава Спящему — мозги у морфированных тварей оставались на своих местах, правда, как и все, искажались.

— Впервые вижу, чтобы тварь глейва добралась так далеко, — сообщил капитан, привешивая арбалет к поясу. — Вода-то уже добрая… Совсем распоясалось… Чрево! Надеюсь, когда Маэт вылупится, меня здесь уже не будет. Да и стоит ли соваться в Кустол, после того как власть захватил Кронгайм? Не люблю я его, честно. Что, правду говорят, до прихода Маэта нам меньше годика осталось?

— Да уж… — только и сказал я, неопределенно передергивая плечами. — Все когда-нибудь случается. Если только этому не помешать.

— Шутник ты, облом! — хмыкнул капитан, сбив с плеши испарину. — Ага, Спящий Маэту помешает. Дело ж за малым — его добудиться. А еще надо найти место, где их милость божество решили предаться сну! Не-не, слушай — сначала надо найти Пробуждающую, верно? Лет пятьсот уже толкуют — она родилась, вот-вот явится, да?

Он хлопнул себя по ляжке и разразился лающим смехом.

Да уж, шутка была еще та…

О том, что Пробуждающая уже родилась, мне толковал Йорик. Родилась…

Я оперся о фальшборт и задумался.

Итак, если суммировать все, что мне известно, ситуация выглядит следующим образом. Местный дьявол прорастает в Чреве, что является переходом из иного мира, фактически — порталом, и готов вот-вот вылупиться. Местный бог дрыхнет неизвестно где, и без Пробуждающей его не добудиться. Несколько группировок чародеев, аналогичных нашим мафиозным группам, имеют к приходу Маэта и пробуждению Спящего свои интересы. Я же оказался внутри клубка интриг проклятых магов и не знаю, как выпутаться, а заодно — вернуть все воспоминания Джорека, которые помогут лавировать в мире местных интриг и выжить. Зато кое-кто из групп знает, что во мне вшита программа, которой я обязан повиноваться, и пытаются использовать меня в своих целях. Положеньице у Тихи Джорековича Громова, прямо скажем, не фонтан. И плыву я в Вермор, одетый в матросскую одежду с чужого плеча, повинуясь женскому напеву в своей беспамятной голове. И я очень надеюсь услышать от этой женщины правду. О себе, и о том, что ждет меня в будущем… Она — друг, я это твердо знаю. Она — пока единственная путеводная звезда для меня в этом мире.

Капитан Джерико крикнул, чтобы матросы начинали грести.

Солнце вставало в легкой облачной дымке, красное и не слишком приветливое. Утро третьего дня нашего пути… Нас до сих пор не преследовали. Все-таки Кронгайм уверился, что Орнела сгорела при пожаре. И это было хорошо. Надеюсь, генерал Болгат выжил. По Рикету-Сегретто я не стал закатывать тризну. Слишком… неоднозначная была личность. А вот то, что Ормазар не стал разыскивать некоего Джорека, выглядело все же подозрительно. То ли просто махнул на меня рукой, то ли отложил дело в долгий ящик. Да, помню, он давал слово меня отпустить, если справлюсь с Душегубом, но веры его словам не было. Отпустить такого ценного кадра, как Джорек? Тем более, если имеешь ключ к его управлению? Нет уж, такого кадра держим в подземелье на цепи и выпускаем с приказом… когда возникает нужда в его специфическом умении убивать.

Я прошел в каюту.

Орнела не спала. Сидела на своей койке в длинной матросской рубахе, поджав коленки к подбородку. Босые ноги, спутанные волосы на плечах и детский, затравленный взгляд голубых глаз. Уже не льдинки. В них поселилась боль… и тепло. Мое сердце сжалось в горячий комок.

— Джорек!

— Не называй меня так, в который раз прошу.

Она кивнула, быстро, испуганно.

— Ты ушел так надолго!

— Переговорил с капитаном. Мы скоро будем в Верморе.

Ее губы задрожали.

— И там…

— Я передам тебя мастер-магу Окрану. Я обещал Архею сделать это и свое обещание сдержу.

— И уйдешь?

Вместо ответа я пожал плечами, хотя сердце вновь сжалось. Полегче, полегче, Тиха. Все, к кому привязывается Джорек, гибнут. Прежде чем проникаться чувствами, сдери с себя проклятие, как отжившую кожу. Да еще узнай, что это за проклятие!

Первые сутки Орнела просто лежала пластом на койке, ничего не ела, только пила воду. Я бесконечно болтал, пытаясь вывести ее из состояния прострации. Мягким, успокоительным тоном рассказывал наши, земные сказки, перекладывая их на местный лад. Из окошка падал лунный свет. Странно, но он больше меня не тревожил. Видимо, организму моему достаточно было принять облик лишь раз в месяц. Смешно… теперь-то я понимал, как обычно действовал Джорек-убийца. Он прибывал в город, выслеживал жертву, затем ждал полнолуния, принимал облик и… осуществлял заказ. Ночью. Конечно, бывало, что он работал и в человеческом теле, как в случае с Орнелой, но в облике было намного проще. Проще проникать, убивать и уходить с места убийства. И избегать ран. Я говорил, говорил, говорил. Я вкладывал в слова и рассказы все добро, что было в моей душе. Я делал то, что умел, — лечил словами.