Том 5. Повести и рассказы - Константин Станюкович

Глаза Антошки, возмущенного до глубины души такою клеветой на «графа», уже сверкали злым огоньком.

— Граф-то скверный? — воскликнул Антошка. — Ну уж, извините, ваше сиятельство, а граф, может быть, получше других генералов да важных князей, даром что бедны!.. И вовсе не правда, что граф посылает меня нищенствовать… Я сам предлагал работать на их, так он запретил! «Не смей, говорит, Антошка. Тебе, говорит, надо выучиться и стать человеком!» Вот он какой, граф! Да такого другого господина не сыскать по доброте, а не то что: «дурному научит». Он дурному не научит, не извольте беспокоиться, ваше сиятельство… Он добрый, не то что другие… А если на старости лет да больные выходят на работу, так что ж из этого? У них денег нет, а кормиться надо… По-настоящему, если бы богатые сродственники его были добрые, они бы помогли графу, а не то что его ругать… А то сами богачи, на золотых тарелках кушают, а не могут сродственнику нового пальто справить… Подыхай, мол! Это небось благородно, ваше сиятельство?..

Антошка не помнил себя от охватившего его негодования, и его речь текла неудержимым страстным потоком.

Изумленная княгиня не верила своим ушам.

Такие возмутительно дерзкие слова у этого мальчика?! Боже, как испорчен этот несчастный!

И княгиня смерила Антошку с головы до ног презрительно строгим взглядом и нервно позвонила в колокольчик.

Явился лакей с великолепными бакенбардами.

— Уведите этого дерзкого мальчика! — приказала княгиня.

Лакей поспешил вывести Антошку.

— Что, братец, видно, дурная резолюция тебе вышла? — не без участия спросил лакей, когда Антошка торопливо надевал полушубок на кухне, видимо спеша поскорей удирать, а то чего доброго еще его задержат и силком отправят в этот ставший ненавистным ему приют.

— Тоже: в приют. Так я и пошел в ее приют! — взволнованно отвечал Антошка, направляясь к дверям.

— Так что же ты дерзничал, коли тебе вышла такая резолюция? В приюте хорошо… Кормят, поят вашего брата…

— Очень вам благодарны за ваш приют… Мы и без вашего приюта найдем место!.. Тоже княгиня, нечего сказать! — довольно насмешливо проговорил Антошка и, юркнув за двери, со всех ног пустился по лестнице.

Несколько взволнованная княгиня скорбно вздохнула, оставшись одна. Господи! Какие вырастают дети в этой ужасной нищете и в этом невежестве! И какая дерзость у этого мальчика! Какие мысли?! Это, верно, все этот несчастный кузен его научил, вместо того чтобы выучить хоть какой-нибудь молитве.

Но княгиня недаром была энергичная благотворительница.

Тем с большим упорством намеревалась она теперь спасти Антошку. И в голове своей решила непременно отобрать Антошку от «графа», если только он не пришлет мальчика добровольно в приют…

На всех парах летел Антошка домой, и когда, наконец, вернулся и вошел в комнату «графа», то, торопясь передать свои впечатления, возбужденно проговорил:

— Однако, граф… княгиня. Уж вы извините, хоть она и ваша сродственница, а прямо сказать: скаредная! Держала целое утро и хоть бы велела накормить… И ни копейки не дала… И все там они, разные княгини… Ни грошика! У них комитет был, и обо мне тоже рассуждали… И допрашивали… Я им два раза рассказывал, сперва ей, княгине, а потом им всем, как от дьявола «дяденьки» убежал… А княгиня-то, как бы вы полагали, чем она меня ошарашила? В приют, говорит… С вами, граф, мол, нельзя жить… Станешь вором и пьяницей… Ну и отчекрыжил же я княгиню, будьте спокойны!.. Сказал, что от вас не пойду… Ведь вы не отдадите меня в приют к ним… Не отдадите, граф?..

— Да ты успокойся, Антошка, и толком все расскажи, а то как мельница мелешь… А прежде всего давай обедать… И то я тебя заждался… Небось есть хочешь?

Хозяйка подала обед, и Антошка, утолив голод, стал рассказывать подробно о своем визите к княгине.

Во время рассказа Антошки «граф» то смеялся, то хмурил брови.

Окончив бессвязный свой рассказ. Антошка спохватился, что не подал «графу» записки княгини, и, вынув из полушубка смятый длинный конвертик с золотой коронкой и факсимиле княгини на той стороне, где конверт заклеивается, — подал его со словами:

— Вот, граф, прочтите, что она тут еще набрехала, ваша княгиня…

«Граф» внимательно прочел записку раз, прочел другой, положил ее на стол и, к удивлению Антошки, задумался, точно эта записка произвела на него большее впечатление, чем Антошкин рассказ.

В ней княгиня в самой деликатной форме сообщала то, что более откровенно выразила Антошке на словах относительно неудобства пребывания у «графа». Выражая уверенность, что он сам понимает это и не захочет подвергать несчастного мальчика «всем ужасным случайностям нищеты и порока», княгиня надеялась, что «граф» обрадуется, что она берет мальчика в приют, и обещала впоследствии лично позаботиться об его судьбе.

Предложение, во всяком случае, было заманчивое. По крайней мере на первые годы мальчик будет во всем обеспечен и получит какое-нибудь образование. Потом ему легче найти занятия, да еще при покровительстве княгини.

А при всем горячем желании, что может сделать для мальчика он, всеми отверженный нищий и вдобавок больной? Не понадеялся ли слишком он на свои силы и на чужие подачки, самонадеянно рассчитывая устроить Антошку, не отпуская его от себя?.. Все эти дни грудь нет-нет да и заноет. Что если он заболеет настолько, что не в состоянии будет выходить по вечерам на работу? Что будет тогда с Антошкой? Не права ли кузина со своими «случайностями нищеты и порока», и вправе ли он отказываться от предложения только ради того, что ему хочется иметь на склоне своей, вероятно недолгой уже, жизни любимое и любящее существо, которое озарило светом горемычное его существование и словно бы придало ему новый смысл?

Такие мысли бродили в голове «графа» и вызывали душевную борьбу. И брови его хмурились, и в лице было что-то угрюмое и страдальческое.

Ужели судьба бросила ему этот луч света, согрела его сердце привязанностью к такому же брошенному существу, как и он сам, чтобы немедленно же отнять его и оставить снова его одного как перст на свете с проклятиями прошлой жизни, с озлоблением на людей и с вечным мраком на душе? А он так привязался к Антошке, и этот мальчик так любит его!..

И «граф» невольно вспомнил рассказ мальчика о том, как он «отчекрыжил» из-за него княгиню, и со скорбною нежностью посмотрел на Антошку.

А Антошка, притихший и встревоженный, не спускал глаз с «графа», недоумевая, отчего это он вдруг сделался такой печальный.

Что могло быть в этой записке?

Несколько минут прошло в молчании. Наконец, «граф» проговорил с решительным видом человека, принявшего героическое решение:

— А знаешь, что я тебе скажу, Антошка?

— Что, граф? — с тревогой в голосе стремительно перебил Антошка.

— Положим, и княгиня и все эти дамы и мужчины, что заседали в комитете и разглядывали тебя, как редкость, порядочные шуты гороховые… Положим… Но все-таки в приюте вовсе не так скверно, как ты думаешь… Это совсем не то, что у «дяденьки»…

При этих словах Антошка так-таки и обомлел.

Не находя слов, он растерянно вытаращил испуганные глаза и застыл на табурете в позе отчаяния.

— Право, братец, недурно, — продолжал «граф», стараясь в шутливом тоне голоса скрыть свое волнение и отводя взгляд от побледневшего лица мальчика, — и квартира, и одежда, и пища — одним словом, все как следует… ни о чем не заботься… Встал, оделся: — пожалуйте чай пить… А там обед, вечером ужин… И обучат тебя всему — только была б охота… Выйдешь из приюта, всякую штуку будешь знать: и грамматику, и арифметику, и географию… всему выучат… А я буду заходить к тебе в приют… Верно, пускают?.. Наверное даже пускают… Два-три года, братец, скоро пройдут… А потом ты найдешь себе место, и опять мы вместе будем жить, если я буду жив… Право, ведь недурно, Антошка? Раскинь-ка умом!

Но Антошка молчал, подавленный и грустный. Слезы стояли в его глазах, и на сердце была беспредельная горечь.

«Один близкий человек у него на свете, и тот его гонит от себя?»

— Граф, — проговорил, наконец, он дрогнувшим голосом, — не гоните меня… Я… я ничего не буду вам стоить… Я сейчас же найду работу. Ей-богу, найду!

— Глупый! Разве я тебя гоню? Я для твоей же пользы хочу, чтобы ты был в приюте! — воскликнул «граф», сам взволнованный этим отчаянием мальчика и его словами.

— Но вы раньше говорили, что я буду при вас.

— Говорил и очень хотел бы не расставаться с тобой, а не то что гнать тебя, но пойми ты, голубчик мой, я вот болею, могу слечь в постель, мало ли что может случиться…

— А я буду при вас… Буду ходить за вами! — с порывистою страстностью воскликнул Антошка. — Разве я оставлю вас одного, когда вас все бросили? Граф! Добренький граф! Не отдавайте меня к княгиням, в приют… Ведь вы один на свете у меня… А я сам выучусь всему, что нужно… А в приют я не хочу… не хочу… Что я там без вас буду делать?.. И никто не смеет взять меня в приют… Я убегу оттуда… Граф, граф! Что ж вы молчите?..