Я подарю тебе солнце - Дженди Нельсон

Я вспоминаю образ, который привел меня сюда изначально: мама у руля корабля, и она ведет этот корабль по небу, держит курс. Каким-то образом ей это удалось.

– А я что, ничто? – это бабушка!

– Нет, конечно, – отвечаю ей я, даже не шевеля губами, жутко радуясь, что она вернулась и снова стала как раньше. – Ты – лучше всех.

– Вот это точно. И, кстати сказать, как вы любите выражаться, милочка, вы, девушка, меня не выдумали. Какая самонадеянность. Я даже не знаю, в кого ты такая неблагодарная.

– Я тоже, бабуль.

Позднее, устроив Ноа с холстом и красками – Гильермо предложил, и брат не смог устоять, – он отыскал меня во дворе, где я уже начала работу над глиняной моделью маминой скульптуры.

– Никогда не видел, чтобы так рисовали, – объявляет он. – Он просто олимпиец. Невероятное зрелище. Пикассо писал сорок полотен за месяц. Мне кажется, что Ноа может столько за день. Такое ощущение, что он видит свои картины уже законченными и лишь переносит их на полотно.

– У моего брата экстатический импульс, – говорю я, вспоминая эссе Оскара.

– Я думаю, твой брат сам и есть экстатический импульс. – Гильермо опирается на рабочий стол. – Я видел несколько ваших фотографий, когда вы были такие маленькие… – Он опускает руку к земле. – И Диана всегда говорила про Джуд и ее волосы. Я бы сам ни за что не понял, ни за что не догадался, что ты… – Гильермо качает головой. – Но теперь вот думаю, что, конечно, ты ее дочь. Ноа – он точно на нее похож, мне на него просто больно смотреть, а ты… Ты внешне вообще другая, а вот внутри. Меня все боятся. Но не твоя мать. И не ты. Вы обе сразу ворвались… – Он касается рукой груди. – С тобой мне сразу стало лучше, с того момента, когда я ловил тебя на пожарной лестнице и ты говорила о летающих кирпичах. – Он прикрывает лоб рукой, его глаза красные. – Но я пойму, если… – Гильермо запинается, по лицу, как облака по небу, проплывают чувства. – Джуд, я очень хочу, чтобы ты дальше со мной работала, но я пойму, если ты откажешься… или если ваш отец будет против.

– Гильермо, – отвечаю я, – ты мог бы стать моим отчимом.

И я бы сделала твою жизнь не-вы-но-си-мой.

Запрокинув голову, он хохочет.

– Да, это я вижу. Ты была бы, как исчадие ада.

Я улыбаюсь. Наше общение до сих пор очень естественное, хотя для меня оно теперь окрашено чувством вины из-за папы. Я возвращаюсь к своей глиняной модели и начинаю нежными движениями придавать форму маминому плечу, потом руке.

– У меня такое чувство, что я в каком-то смысле знала, – говорю я, дойдя до изгиба локтя. – Не могу сказать, что именно я знала, но мне казалось, что я должна сюда попасть. Мне с тобой стало лучше. Гораздо лучше. До этого я была вся закрытая.

– Вот что я думаю, – отвечает он. – Что, может, Диана била твои вазы, чтобы ты шла искать того, кто режет по камню.

Я смотрю на Гильермо.

– Да. – У меня по спине бегут мурашки. – Вот и я тоже.

Ведь кто знает? Кто знает хоть что-нибудь? Кому известно, кто дергает за веревочки? Или что? Или как? Может, судьба – это лишь то, как ты сам себе рассказываешь историю собственной жизни? Какой-нибудь другой сын мог услышать последние слова своей матери не как пророчество, а как наркотический бред и вскоре забыть. Другая девочка могла бы не рассказывать себе сказок о любви к человеку с нарисованного братом портрета. Кто знает, действительно ли бабушка верила, что первые весенние нарциссы приносят удачу, или просто ей хотелось погулять со мной по лесу? Кто знает, верила ли она сама в свою библию, или ей просто нравилось жить в мире, где надежда, творчество и вера побеждают доводы рассудка? Кто знает, существуют ли вообще привидения (извини, бабуль), или воспоминания о любимых живут и дышат лишь внутри тебя и разговаривают с тобой, пытаясь любыми средствами привлечь твое внимание? Кто знает, где Ральф? (Извини, Оскар.) Никто не знает.

И все мы по-своему разбираемся с этими тайнами.

А кто-то на них плавает и называет это домом. Сегодня утром мы были на «Тайне», папе понравилась хозяйка, Мелани, – в смысле, реально понравилась. Они договорились выпить сегодня на палубе ковчега. Нам он сказал, что они будут обсуждать сделку, пытаясь скрыть суперсумасбродскую ухмылку.

Я вытираю руки об оказавшееся под рукой полотенце, лезу в рюкзак и достаю из него мамину книгу о Микеланджело, которая принадлежит Гильермо:

– Я ее украла. Не знаю зачем. Прости.

Он берет книгу, смотрит на мамино фото.

– Она звонила мне в тот день, когда села в машину. Она была очень расстроена, просто ужасно расстроена. Говорила, что надо будет встретиться и поговорить. Поэтому, когда ко мне пришел Ноа и сказал… Я уверен, что это она и хотела мне сообщить: что передумала.

Собираясь домой, я захожу к ангелу и загадываю последнее желание. Про Ноа и Брайена.

Лучше ставить на всех лошадей сразу, милая моя.

В четверг через две недели мы с папой стоим на ступеньках, снимаем гидрокостюмы. Он плавал просто так, я – на доске, точнее сказать, волны швыряли меня, как тряпичную куклу, – это было абсолютно круто. Вытираясь, я не спускаю глаз с тропинки, которая начинается через дорогу, поскольку совершенно уверена, что место, в котором Ноа назначил Брайену встречу на пять часов, где-то в лесу, где они провели все то лето.

Брат рассказал, что нашел в сети адрес Брайена и отправил ему серию своих рисунков – он маниакально работал круглыми сутками – под названием «Невидимый музей». Через несколько дней на сайте появился ответ на его сообщение: «Я приду».

На прошлой неделе Ноа получил приглашение в ШИК – после того, как я послала туда фотографии его настенной живописи. Я сказала Сэнди, что уступлю брату свое место, если потребуется. Но не потребовалось. Ноа не решил, что будет делать.

В карнавале красок закатного неба, держась за руки, из леса выходят Ноа с Брайеном. Брайен первым замечает нас с папой и отдергивает руку, но Ноа тут же берет ее снова. Брайен при этом щурится, и его губы расходятся в такой открытой улыбке, от которой щемит сердце. Ноа, как и всегда, в компании Брайена так счастлив, что его едва не разрывает на кусочки.

– О, – говорит папа. – Ну, понятно. Ясно. А я не догадывался.

Ну, Хезер же… Помнишь? Но так как-то понятнее.

– Да, – говорю я, увидев, что мне на руку села божья коровка. Быстренько загадывай желание.

Мне нужен (второй, или третий, или четвертый) шанс. Заново сотворить мир.

Благодарности

Работа над этим романом длилась довольно долго, и мне очень мало удавалось пообщаться с теми, кого я люблю больше всего на свете. Так что самая огромная и сердечная благодарность в первую очередь им – имена я перечисляла в прошлый раз, и на этот раз список точно такой же, так что я скажу просто: друзьям, родственникам, дорогой дочке – спасибо вам всем за то, что целыми днями, неделями и годами вы шли к счастью, за то, как во время бури мы жались друг к дружке под зонтом, за понимание, когда у меня возникали трудности в работе, за то, что радовались со мной, когда она шла хорошо. Как говорит Джуд: некоторым просто суждено оказаться в одном романе. И я очень рада, что попала в один роман с такими чудесными людьми, как вы.

Самые первые черновики этой книги появились еще в Вермонтском колледже изобразительных искусств, тогда история только зарождалась, и это были лишь собранные в папке первые беспорядочные страницы; за те времена я благодарю своих чудесных наставников Джули Лариос и Тима Уайна Джоунза. Луиза Хоуз, тебе огромное спасибо за вдохновенные задушевные и ослепительные беседы во время моей учебы в аспирантуре в Вермонтском колледже. Спасибо Бренту Хартингеру, Маргарет Бечард, Патрисии Нельсон, Эмили Рубин, моей чудесной маме, Эди Блок, которая для меня и сердце, и противовес, за чтение первых черновиков, за чтение последующих версий я благодарю Ларри Дваера и Марианну Баэр. Марианне еще и бесконечное спасибо за телефонные разговоры и переписку в моменты творческих трагедий и за наши пирушки. Спасибо прекрасному скульптору Барри Болдвину, работающему с камнем, который обучил меня своему мастерству. Спасибо Мелани Сливка за разъяснение моментов, связанных с серфингом. В вопросах науки мне помогал мой брат, сумасшедший ученый Брюс, спасибо тебе. За Париж мерси боку, Моника. Брата Бобби, маму Анни и особенно-преособенно моего дорогого Пола я благодарю за нескончаемую поддержку и за то, что ежедневно интересовались, как идут дела. Почти все записи из библии Джуд я выдумала сама, но кое-какие слеплены, как Франкенштейн, из кусочков чудесной «Энциклопедии примет, фольклора и оккультных верований всего мира» 1903 года под редакцией Коры Линн Дэниэлз и Си. Эм. Стивенза.

Еще мне очень повезло с литературным агентом Холли МакГи из «Пиппин Пропертиз». Я ежедневно воздаю ей хвалу за ее гениальность, здравомыслие, за поддержку, за юмор, за преданную любовь к искусству и литературе. За ее радость. Помимо заразительного энтузиазма она еще и делала глубокие и точные комментарии по моей книге. Благодаря ей я, как правило, просто парю от воодушевления! Я также бесконечно благодарна и другим сотрудницам «Пиппина»: Элене Джовинаццо (за очень многое) и Кортни Стивенсон (за чтение манускрипта, за ее чудесные комментарии и многое другое). Я всецело обязана своему редактору Джессике Гаррисон из «Дайл» за ее проницательное интуитивное и тонкое видение романа, за прекрасные советы, которые были прямо в точку и помогали многое понять, это было неоценимо. Она спокойная, веселая и к тому же добрая: просто восхитительная. Я также искренне благодарю всех остальных, кто сотрудничал со мной в «Дайле» и «Пингвине», в особенности Лори Хорник, Хезер Александер, редактора текста Регину Кастильо, дизайнера Дженни Келли и Терезу Евангелисту, которая нарисовала такую крутую обложку, мне она страшно нравится. Помимо этого хочу выразить благодарность своему британскому редактору из «Уокер Букс» Аннэли Греинджер за то, что помогла сделать речь Оскара поистине английской, как и за многое другое. И наконец, спасибо моим агентам по международным правам – Алексу Веббу, Эллисон Хеллегерс, Александре Девлин, Харим Йим и Рейчел Ричардсон из «Райте Пипл» в Великобритании, а также киноагентам Джейсону Дрейвису из агентства «Монтейро Роуз Дрейфвис». Это работа командная, а у меня подобрался выдающийся коллектив!