«Если», 2012 № 06 - Журнал «Если»

Речь Императора пришла с корабля в текстовом виде. Государственные агентства так и транслировали ее — бегущей строкой. Аудиалы вкладывали текст в уста робота с низким мужским голосом. Семья Прозоровых услышала речь Императора в исполнении виртуального малыша Кирилла.

— Про опоздание — ни слова, — сказала мать.

— Император не опаздывает, — отозвался отец; пафос в его голосе был сдобрен иронией, но не сарказмом. — Император задерживается… Мой шеф заперся в отделе и пьет.

— Что так?

— Наломал дров. Неудачные решения, нецелевое использование, любил пожить… А главное — он суетился, пока ждали «Метрополию», вел, как я понимаю, нелояльную переписку, а сейчас все файлы ушли наверх.

— А ты? — напряженно спросила мать. — У тебя, надеюсь, все чисто?

Отец пожал плечами.

Кирилл сидел, прикрывая рукой половину лица. Матери он объяснил, что споткнулся на лестнице, и та не стала разбираться. Не время думать о синяках, когда файлы ушли наверх!

Все документы. Все производственные, деловые, административные материалы, вся переписка, кроме частной (а злые языки утверждали, что и частная тоже). Мать надеялась, что императорская служба занятости заинтересуется ее жалобой на несправедливое увольнение. «Метрополия» висела над Вартой, ежесекундно обрабатывая колоссальные объемы информации, и все на планете ждали решения Императора по крупным, средним и мелким делам, а те, кто был облечен властью, еще и трепетали…

Это были длинные часы, время ожидания справедливости. Тем, кто взлетел высоко, страшно было упасть под Его Императорским взором, а другим, не хватавшим с неба звезд, хотелось видеть чужое падение.

Артём решал задачи по векторной алгебре и пел про себя «Утреннюю элегию», которую сочинил почти полностью. Он подумывал записать ее и даже, может быть, показать Ванессе.

— …Ты мне скажешь наконец, кто тебя бьет? Один или их много?

— Это мое дело.

— Покажи мне его. Сказать старшему брату — это нормально. Это не донос, ты не ябеда, зарвавшихся гадов надо учить!

Кирилл ухмыльнулся уголками рта. Он был самый упрямый из Прозоровых — самый упрямый в семье, где покладистых не было.

— Ты заявлял на подданство? — спросил отец, когда они оказались вдвоем за накрытым к ужину столом.

— Нет, — Артём удивился.

— Не ври мне.

— Па, я не заявлял на подданство, — сказал Артём искренне.

— И не собирался?

Артём помолчал. На его курсе таких, не подававших заявление, было двое из ста; он и Ванесса.

— Люди пробуют себя, — сказал он осторожно. — Это приключение. Ясно же, что из миллиарда жителей Варты получат подданство, если получат, полсотни человек. Поэтому никакой ответственности — подаешь заявление и ждешь, щекочешь нервы пару недель, пока тебе не скинут на почту вежливый отказ.

— Но ты не подавал? Почему?

— Да нафиг мне сдалась эта «Метрополия».

— А я подавал, — сказал отец с вызовом. — Когда мне было столько лет, сколько тебе, я подал заявку. Все было так, как ты сказал: две недели волнения, вежливый отказ… И потом «Метрополия» ушла. Знаешь… это были нелегкие дни.

— Папа, — сказал Артём. — Ты хоть понимаешь, что если бы ты получил тогда подданство «Метрополии», — не было бы ни меня, ни Кирилла, ни… ни мамы в твоей жизни?!

Отец кивнул и растянул губы:

— Ты молодец. Я был глупее в мои восемнадцать лет.

Артёму показалось, что отец хочет сказать что-то еще, но в комнату вошла мать, и тема разговора поменялась.

Нервное напряжение на планете достигло пика, когда Император наконец объявил свое решение. Главный администратор Варты был уволен вместе с пятью министрами. Девять человек попали под имперский суд. На освободившиеся места были назначены новые люди — некоторые закономерно, другие неожиданно для всех. Министром энергетики стала женщина с «Метрополии» — это был, пожалуй, самый головоломный из кадровых трюков.

Отец Артёма получил назначение на должность смещенного шефа. Целый день отец провел в молчании, с округлившимися глазами, с упаковкой успокоительного под рукой, и только потом обрадовался.

Жалобу матери не удовлетворили. Она встретила это известие стоически, только губы ее сделались тоньше.

Артём прогулял занятия в университете и подкараулил брата на школьном дворе. У Кирилла была разбита губа, он шел, прижимая ко рту заживляющую салфетку.

— Где они?!

Кирилл мрачно посмотрел на него снизу вверх. Он был на голову ниже одноклассников, щуплый и хилый — при этом совершенно здоровый. Врач говорил — «генетические особенности».

— Я вырасту, Император даст мне подданство, — сказал Кирилл. — А они всю жизнь будут гнить на Варте!

Артём так растерялся, что даже перестал злиться:

— Почему «гнить»? Кто тебе такое наговорил, что на Варте люди «гниют»?

Брат обошел его и зашагал дальше, не оглядываясь и не отвечая.

Высоко в небе над его головой висел белый, подсвеченный солнцем цветок «Метрополии».

— Он возомнил себя лучше других! Он зазнался, поэтому в классе его не любят!

Девчонка выглядела совсем взрослой, трудно было поверить, что они с Кириллом одногодки.

— Что значит — зазнался? Он кого-то обижает, оскорбляет?!

— Он так смотрит, будто мы все дураки. Ну и что, что он лучший ученик в классе! Когда у нас будет экскурсия на «Метрополию», он не поедет со всеми.

— Это почему еще?

— Так решил класс! — отрезала девчонка. — Пусть поймет, что он не лучше других, а такой же, как все!

— Если такой же, пусть и едет со всеми! — Артём повысил голос. — И такие вопросы решает не класс, а имперские службы!

Он понял, что кричит на младшую девчонку, ровесницу брата, и вокруг собралась толпа.

Экскурсии на «Метрополию» устраивались по жребию — из ста классов ехал один. Возможно, девчонка фантазировала сейчас, а может, и нет. Вероятно, их классу повезло, их приведут с утра на космодром, умытых и подстриженных, посадят в челнок, и они своими глазами увидят императорский корабль изнутри…

— Ты права, все люди одинаковые, — сказал он, понизив голос, почти шепотом. — Поэтому Кирилл поедет на экскурсию вместе со всеми.

— Посмотрим! — девчонка прищурилась.

Артём ушел, больше не слушая. На сердце у него лежал холодный склизкий камень.

Перестановки и назначения закончились. Прокуратура «Метрополии» в целом одобрила приговоры, вынесенные судами Варты за двадцать лет, выявлены были две или три судебные ошибки. Кроме того, Император помиловал специальным указом несколько тысяч осужденных.