История похитителя тел - Энн Райс

– Нет же, нет, ты не понимаешь...

– О нет, я понимаю. Следует ли мне подтолкнуть тебя к зеркалу? – Он медленно поднялся из-за стола и встал со мной лицом к лицу. – Должен ли я усадить тебя и заставить тебя выучить уроки, преподнесенные тебе историей, которую я услышал из твоих уст? Лестат, ты осуществил нашу мечту! Неужели ты не понял? Ты своего добился. Ты переродился в смертного человека. Сильного и красивого смертного человека!

– Нет, – сказал я. Я попятился от него, покачал головой и воздел руки в знак мольбы. – Ты не в своем уме. Ты сам не понимаешь, что говоришь. Я ненавижу это тело! Мне противно быть человеком. Луи, если в тебе есть хоть унция сострадания, ты отбросишь свои иллюзии и выслушаешь, что я говорю!

– Я уже выслушал. Каждое слово. Почему бы тебе самому к себе не прислушаться? Лестат, ты победил. Ты вырвался из кошмара. Ты вернул себе жизнь.

– Мне плохо! – крикнул я ему. – Плохо! Господи Боже, как мне тебя убедить?

– Никак. Это я должен тебя убедить. Сколько ты прожил в этом теле? Три? Четыре дня? Ты говоришь о неудобствах словно о смертельных недугах; ты говоришь о физических ограничениях словно об умышленно посланных тебе в качестве кары препятствиях.

И тем не менее на протяжении всех своих нескончаемых жалоб ты сам говорил мне, что я должен тебе отказать! Ты сам молил меня отвергнуть тебя! Лестат, к чему ты описал мне историю Дэвида Тальбота и его одержимости Богом и дьяволом? К чему было пересказывать мне слова монахини Гретхен? К чему говорить о больнице, которая привиделась тебе в горячечных снах? О, я знаю, не Клодия приходила к тебе. Я не говорю, что сам Бог столкнул тебя с этой женщиной, Гретхен. Но ты ее любишь. Ты сам признаешься, что любишь ее. Она ждет твоего возвращения. Она сможет провести тебя сквозь тернии и неурядицы смертного мира.

– Нет же, Луи, ты все неправильно понял. Я не хочу, чтобы она меня вела. Мне не нужна эта смертная жизнь!

– Лестат, неужели ты не видишь, какой у тебя появился шанс? Разве ты не видишь перед собой предначертанный путь к свету?

– Я с ума сойду, если ты не прекратишь говорить такое...

– Лестат, что можем мы сделать ради искупления? И кого этот самый вопрос мучил больше, чем тебя?

– Нет же, нет! – Я поднял руки и несколько раз помахал ими крест-накрест, пытаясь остановить этот грузовик, захламленный безумной философией, который мчался прямо на меня. – Говорю тебе, это ложь! Хуже лжи и быть не может.

Он отвернулся, я опять набросился на него, так как не мог остановиться, и схватил бы его за плечи и потряс, не отбрось от меня назад, к креслу, жестом, слишком быстрым для моих глаз.

Пораженный, с болезненно подвернувшейся ногой, я упал на подушки, сжал правую руку в кулак и ударил им по левой ладони.

– Ох, нет, давай без проповедей, только не сейчас. – Я чуть не плакал. – Давай без банальностей и без благочестивых советов.

– Возвращайся к ней, – сказал он.

– Ты спятил!

– Только представь себе, – продолжал он очень тихим голосом, словно не слыша меня, стоя ко мне спиной, возможно, уставившись в окно, и на фоне серебристых струй дождя обрисовался его темный силуэт. – Столько лет нечеловеческого вожделения, порочных, беспощадных убийств. И ты перерожден. И там – в маленькой больнице в джунглях – ты, вероятно, сможешь спасти по одной человеческой жизни за каждую отнятую жизнь. О, что за ангелы-хранители за тобой присматривают? Откуда в них столько милосердия? Но ты приходишь ко мне и умоляешь вернуть тебе этот кошмар, однако каждым своим словом подтверждаешь великолепие всего, что выстрадал и успел увидеть.

– Я обнажаю перед тобой душу, а ты используешь ее против меня же!

– О нет, Лестат. Я стремлюсь заставить тебя заглянуть внутрь твоей души. Ты умоляешь меня подтолкнуть тебя к Гретхен. Может быть, я – твой единственный ангел-хранитель? Может быть, я – единственный, кто способен указать твою судьбу?

– Ты – жалкий подонок, сукин сын! Если ты не дашь мне кровь...

Он развернулся, широко раскрыв чудовищно неестественные в своей красоте глаза, и походил сейчас на призрак.

– Я этого не сделаю. Ни сейчас, ни завтра – никогда. Возвращайся к ней, Лестат. Живи своей смертной жизнью.

– Как ты смеешь делать за меня выбор? – Я снова поднялся, покончив с нытьем и просьбами.

– Больше не бросайся на меня, – терпеливо произнес он. – В противном случае мне придется причинить тебе боль. А этого мне бы не хотелось.

– Да ты убил меня! Вот что ты сделал. Думаешь, я поверю твоему вранью? Ты приговорил меня к этому гниющему, вонючему, больному телу, вот что ты сделал! Думаешь, я не знаю, насколько глубока твоя ненависть, думаешь, я не узнаю возмездие в лицо? Ради Бога, скажи правду.

– Правда в том, что я тебя люблю. Но сейчас нетерпение слепит тебе глаза, тебя утомляют обычные болезни. И ты никогда не простишь мне, если я лишу тебя твоей судьбы. Только со временем ты осознаешь подлинное значение моего поступка.

– Нет, нет, прошу тебя. – Я снова подошел к нему, на сей раз без злости. Я медленно приближался, пока не положил руки ему на плечи и не уловил аромат пыли и земли, приставший к его одежде. Боже мой, из чего же сделана наша кожа, что она так красиво притягивает к себе свет? И наши глаза. Стоит только посмотреть ему в глаза...

– Луи, – сказал я. – Возьми меня, я этого хочу. Пожалуйста, выполни мою просьбу. Предоставь мне самому интерпретировать мои рассказы. Возьми меня, Луи, посмотри на меня. – Я схватил его холодную безжизненную руку и приложил ее к своему лицу. – Потрогай, какая у меня кровь, какая она горячая. Ты хочешь меня, Луи, знаешь, что хочешь. Ты хочешь меня, хочешь, чтобы я оказался в твоей власти, как ты оказался в моей много-много лет назад. Я стану твоим сыном, Луи. Пожалуйста, сделай это. Не заставляй меня умолять тебя на коленях.

Я почувствовал, как что-то в нем изменилось, как внезапно хищно заблестели его глаза. Но что оказалось сильнее его жажды? Его воля.

– Нет, Лестат, – прошептал он. – Я не могу. Пусть даже я ошибаюсь, а ты прав. И все твои уговоры бессмысленны – я все равно не могу.

Я обнял его, такого холодного, неподатливого – чудовище, созванное мной из человеческой плоти. Я, содрогаясь, прижался губами к его щеке и провел пальцами по его шее.

Он не отстранился. Не мог себя заставить. Я ощутил, как медленно, беззвучно вздымается его грудь.

– Ну пожалуйста, начинай, красавчик, – прошептал я ему в ухо. – Прими этот жар в свои вены и отдай мне всю силу, которую я когда-то передал тебе. – Я приложил губы к его холодному бесцветному рту. – Дай мне будущее, Луи. Дай мне вечность. Сними меня с креста.

Боковым зрением я увидел, как он поднял руку, и почувствовал прикосновение атласных пальцев к щеке. Он погладил мою шею.

– Не могу, Лестат.

– Можешь, ты же знаешь, что можешь, – прошептал я, целуя его в ухо, сглатывая слезы и обнимая его левой рукой за пояс. – Ох, только не оставляй меня в беде, не надо.

– Не надо, не проси меня, – скорбно ответил он. – Я ухожу. Больше ты меня не увидишь.

– Луи! – Я прижался к нему покрепче. – Ты не можешь отказать мне.

– Нет, могу, я уже отказал.

Я почувствовал, как он напрягся, стараясь высвободиться, не причинив мне вреда. Я сжал его еще крепче, отказываясь идти на попятный.

– Больше ты меня здесь не найдешь. Но где ее искать, ты знаешь. Она тебя ждет. Пойми же, ты победил. Снова смертный и молодой, совсем молодой. Снова смертный и красивый, очень красивый. Снова смертный плюс все твои знания и прежняя непоколебимая воля.

Он легко и решительно убрал мои руки и оттолкнул меня, сжимая мои ладони в своих.

– Прощай, Лестат, – сказал он. – Возможно, к тебе придут остальные. Со временем, когда они почувствуют, что ты уже достаточно расплатился.

Я вскрикнул напоследок, пытаясь высвободить руки, сосредоточить на нем всю свою волю, так как прекрасно знал, что он намеревается сделать.

Мелькнула темная тень – и его уже нет, а я лежу на полу.

Свеча на столе упала и потухла. Комнату освещал только угасающий камин. Дверь осталась открытой нараспашку, шел дождь, мелкий и тихий, но ровный. И я понял, что остался совершенно один.

Я упал на бок, вытянув перед собой руки, чтобы задержать падение. И теперь, поднимаясь, я кричал ему вслед, моля Бога, чтобы он как-нибудь услышал меня, как бы далеко он ни ушел:

– Луи, помоги мне! Я не хочу жить! Я не хочу быть смертным! Луи, не оставляй меня так! Я этого не вынесу! Я не хочу! Я не хочу спасать свою душу!

Не знаю, сколько я повторял этот мотив. В результате я выдохся и уже не мог продолжать; мне резали уши звуки моего смертного голоса и звучавшего в нем отчаяния.

Я сел на полу, поджав под себя одну ногу, опершись локтем о колено и вцепившись пальцами в шерсть Моджо, который боязливо вышел вперед и лег рядом со мной. Я наклонился и прижался лбом к его шерсти.