Темные тайны - Гиллиан Флинн

Он потянулся через Диондру к бардачку, задел ее живот, и они снова обменялись странными улыбками. Схватив кассету, он сунул ее в магнитофон, врубил громкость — из динамиков бешеными зигзагами понеслась музыка, ударяя в мозг.

— Давай, Бен, вылезай, — произнес Трей, спрыгивая на хрустящий снег, и наклонил сиденье вперед, чтобы дать ему выйти. Бен промахнулся с одной ступенькой и свалился бы на землю, если бы Трей его не поддержал. — Пришло время кое-что в этой жизни понять, почувствовать силу и власть. Ты скоро станешь отцом, чувак! — Трей тряхнул его за плечи. — Отцом!

Голос звучал вполне дружелюбно, но он не улыбался и смотрел перед собой, сжимая губы. Веки у него покраснели и стали почти кровавого цвета. Он что-то про себя решал, что-то просчитывал — это сквозило во взгляде. Он отпустил Бена, закатал рукава куртки и пошел к кузову машины. Из-под капюшона Бен вопросительно посмотрел на Диондру — что происходит? — но она уже залезла по пояс в кабину и вытаскивала из-под своего сиденья прозрачную пластиковую коробочку для бутербродов, тяжело охая и одной рукой придерживая живот, а когда разогнулась, рука переместилась на поясницу, другой она пошарила в коробке. Там было полно пакетиков, сложенных из оберток от жвачек. Она извлекла три штуки.

— Дай-ка сюда, — сказал Трей, сунул в карман пару, а третий развернул и протянул Диондре. — Вам с Беном на двоих.

— Я не хочу ни с кем делиться, — заканючила она. — Знаешь, как мне паршиво. Мне нужен целый.

Трей вздохнул с раздражением и швырнул ей целый пакетик, бормоча про себя: «О господи».

— Что это за фигня? — наконец спросил Бен и снова ощутил теплую струйку крови, стекавшей из раны. Головная боль усилилась и теперь резко отзывалась под левым глазом, от него через шею и плечо инфекцией растекалась по всему телу. Он потер затылок, под кожей вздувались бугры, будто кто-то всунул туда резиновый шланг, завязанный в нескольких местах узлами.

— Зелье Сатаны. Когда-нибудь пробовал?

Трей высыпал себе в ладонь порошкообразное содержимое пакетика, наклонился, как конь над протянутым к морде кусочком сахара, резко и громко потянул носом, запрокинул голову и по инерции отступил на пару шагов, после чего посмотрел на Бена и Диондру, словно не понимая, с какой стати они здесь оказались. Нос и рот окружала темно-оранжевая рамка.

— Какого хрена пялишься, Бен Дэй!

Зрачки у Трея быстро-быстро засновали из стороны в сторону, будто он следил взглядом за полетом невидимой колибри прямо перед носом. Диондра так же жадно, по-животному, громко втянула в себя порошок и тут же, хохоча, упала на колени. Пара секунд счастливого смеха сменились клокочущим, влажным похохатыванием человека, который не может поверить, что ему крупно повезло. Она кричала и издавала не то кудахтающие, не то лающие звуки, оседая на снег, потом уже на четвереньках продолжала смеяться, пока из нее не вывалились спагетти и плавленый сыр от начосов. Бену показалось, что от рвотной массы пахнет почти съедобно. Спагеттина повисела еще пару секунд, пока Диондра, почувствовав что-то лишнее, не вытащила ее изо рта, — Бен даже представил, как светлый длинный червяк поднимается наверх из пищевода. Она отшвырнула от себя макаронину, продолжая плакать и подвывать, стоя на четвереньках, потом еще раз на нее посмотрела и зарыдала с новой силой — по-детски, громко и безутешно, наморщив лицо, — так плачут его сестры, когда ударятся или поранятся. Будто наступил конец света.

— Диондра, что с тобой, моя де… — начал он.

Она дернулась, ее снова вырвало — прямо к ногам Бена. Он шагнул в сторону и смотрел, как она всхлипывает, по-прежнему стоя на четвереньках.

— Папа меня убье-о-о-т! — выла она, у корней волос выступил пот. Она скривилась, гневно оглядывая свой живот. — Убьет!

Трей не отрываясь глядел на Бена, полностью выключив Диондру из поля зрения, и сделал знак рукой, давая понять, что и ему пора принять зелье. Бен понюхал — от пакетика пахло старыми школьными ластиками и содой, которую добавляют в выпечку.

— Что это — типа кокаина?

— Подзарядка для мозгов. Вдыхай!

— Блин, мне и без этой дряни хреново. Куда еще! Я жрать хочу!

— Чтобы кое-что сделать, без него не обойтись. Давай!

Диондра теперь хихикала, но даже под бежевой пудрой было видно, как она побледнела. С розовой струйкой к ногам Бена плыла крошка от начоса. Он отошел в сторонку, повернулся спиной к Трею и Диондре и лицом к наблюдавшим за ним коровам и тоже высыпал в ладонь содержимое пакетика. Ветер начал сдувать порошок, и когда осталась только четвертая часть, он так же громко втянул его в себя, все равно какую-то долю оставив на ладони.

И правильно сделал, потому что порошок ударил в нос резче и больнее хлорки, отчего сосуды в голове обожгло и они заскрипели, как ветки на деревьях. Казалось, вся кровь в организме превратилась в горячее жидкое олово, начали ныть даже косточки запястий. Кишки задвигались, как просыпающаяся по весне змея, и на секунду ему показалось, что он наложит в штаны. Он сделал большой глоток пива и кулем повалился на землю, из раны на голове, пульсируя, снова полилась кровь, заливая лицо. И вдруг он почувствовал, что способен бежать со скоростью восемьдесят миль в час и что это непременно нужно сделать, потому что если он так и останется здесь лежать, грудь разорвется и оттуда выскочит демон, стряхнет с крыльев его кровь, на долю секунды задумается о том, что придется торчать в этом мире, — и взмоет в небо, чтобы потом вернуться в ад. Срочно нужно ружье, чтобы разом покончить и с собой, и с этим кошмаром, но только он об этом подумал, как внутри лопнул и, остужая вены, растекся огромный пузырь облегчения. Оказывается, он не дышал. Он глубоко вздохнул и почувствовал себя невероятно хорошо. Как же классно, что можно дышать, — это самое главное. Он чувствовал, что растет вверх, раздается вширь, становится могущественным — с ним бесполезно спорить, потому что он всегда и во всем прав. Он непререкаем. Потому как, что бы он ни сделал, все правильно. Именно так и никак иначе. Можно запросто выстроить в ряд всю эту прорву вариантов и решений, которые он должен принять, и сбивать их из ружья, как в тире. И выиграть главный приз. Самый-самый главный. Слава Бену! Ура победителю! Мир рукоплещет и носит его на руках.

— Что это за хреновина? — спросил он. Голос звучал уверенно и твердо — так открывается толстая тяжелая дверь с отличной пружиной.

Трей ничего не ответил, потому что снова смотрел на Диондру — она силилась встать на ноги, пальцы у нее покраснели от холода. Кажется, Трей и сам не заметил, какую презрительную усмешку у него вызвал ее вид. Он порылся в кузове и повернулся уже с топором в руках — лезвие голубело, как снег вокруг, — и протянул топор Бену лезвием вперед. Бен начал отнекиваться, держа руки по швам: «Нетнетнет, не заставляй меня его брать», как маленький, которого попросили подержать плачущего новорожденного.

— Бери, говорю.

Бен обхватил обеими руками рукоятку. На лезвии были ржавые пятна.

— Это кровь?

Трей бросил на него ленивый взгляд откуда-то сбоку и даже не потрудился ответить.

— Ой, я хочу топор! — взвизгнула Диондра и прыгнула в сторону грузовика, а Бен подумал, уж не дурачат ли они его, как обычно.

— Топор для тебя тяжеловат. Возьми охотничий нож.

Диондра нетвердо держалась на ногах, то подаваясь вперед, то отступая назад, и меховая опушка на капюшоне куртки прыгала вверх и вниз.

— Не хочу но-ож — он слишком маленький. Отдай его Бену — он у нас охотник.

— Тогда Бену еще и ружье.

— Ладно, давай ружье мне. Я возьму ружье, — сказала Диондра.

Трей взял ее за руку, раскрыл ладонь и вложил в нее охотничий нож.

— Острый, так что дурью не майся.

А разве они здесь втроем не маются дурью, подумал Бен.

— Бен-гей, утри лицо, не разбрызгивай везде свою кровь.

С топором в одной руке и ружьем в другой Бен отер лицо рукавом. Его подташнивало. Кровь не останавливалась, а теперь перемазала еще и волосы и заливала глаз. Ему было очень холодно, и он подумал, что такое случается перед смертью, когда человек истекает кровью. Потом вспомнил: немудрено, что кожа покрылась пупырышками, — тонкий коротенький пиджачок Диондры надет прямо на голое тело.

Наконец Трей извлек из машины огромное кайло — для себя — с острым, как сосулька, серебристым концом и перекинул через плечо — человек собрался на работу. Диондра продолжала капризно дуть губы из-за ножа, и Трей шикнул:

— Хватит! Ты хочешь что-то сделать или нет?!

Она перестала дуться, коротко кивнула и положила нож в середину круга, в котором они случайно оказались все вместе. Но нет, наверное, все-таки не случайно, потому что после нее Трей положил рядом с ножом кайло и нетерпеливым жестом, как родитель, чей ребенок позабыл произнести короткую молитву перед едой, призвал Бена сделать то же самое. Бен подчинился и положил сверху топор и ружье. Куча острого металла производила впечатление — сердце у Бена забухало в груди.