Анжелика Против Террора (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич

  - Вы мне угрожаете?

  - Здесь все подчиняется моей воли. И никаких исключений из правил тут не бывает.

  - Разве вы не хотите, чтобы я вас полюбила? - Вопрос прозвучал столь неожиданно, что и Анжелика и эмир даже опешили. Но через секунду она поняла, что это были именно те слова, которые должны были бы прозвучать. - А ведь вас ни одна женщина не любила, невозможно любить мужчину, который признает в отношениях с женщинами только насилие и произвол. Даже если вы меня и сломите, вы ничего от этого не получит, потому что будете нелюбим и презираем. И с этим уже ничего не поделать. Это как клеймо, которое не смоешь и не вырежешь. Неужели вам не хочется, хотя бы раз в жизни ощутить дыхание любви? Если это так, то вас лишь можно пожалеть. Несмотря на власть и могущество, вы бедный и несчастный человек. Вам не доступно то, что испытывают миллионы людей и что делает их по-настоящему счастливыми. И виноваты в таком положении только вы сами. Но если вас не любила ни одна женщина, то вы не мужчина, а самец.

  Если в первый раз эмиру удалось сдержать гнев, то сейчас он словно гной, прорвался сквозь все заслоны. Он вскочил и заметался по комнате.

  - Берегитесь, никто не смеет разговаривать так со мной. У нас есть закон, по которому за оскорбление правителя человек может быть приговорен к смертной казни.

  - А вы еще и трус, вас даже страшит, если кто-то плохо о вас отзовется, - подлила Анжелика масла в огонь. - Какой же вы никчемный человек. - Она шла ва-банк, ясно сознавая, как сильно рискует. Этот человек никогда еще не слышал ничего подобного о себе. По крайней мере, здесь, у себя дома. И достаточно одного его слова, чтобы раздавить ее как клопа. Но в этой ситуации это был единственный способ оказаться с ним на равных.

  Эмир все же сумел овладеть собой.

  - Мы еще вернемся к этому разговору, - произнес он почти совсем спокойно. - А пока обещайте, что не будете отказываться от пищи. Я же выполнил вашу просьбу.

  - От пищи я отказываться не буду, это единственно, что я вам обещаю, - заверила Анжелика.

  - Мы скоро встретимся, - пообещал эмир. Как и во время их первой встречи, он так же быстро вышел из комнаты.

  Вместо него появился Джамаль.

  - Мне приказано отвести вас в ваши покои, - сообщил он.

  Анжелика снова оказалась в своей комнате. Только за время ее отсутствия она разительно переменилась и была вся обставлена мебелью. И какой мебелью! Верне, эта была даже не мебель, а произведения мебельного искусства, выполненных из самых ценных пород деревьев. Теперь это помещение напоминало скорей музей, на экспонаты которого можно долго любоваться.

  - Вам тут нравится? - поинтересовался Джамаль.

  - Да, тут великолепно. Но это ровным счетом ничего не меняет. Я все равно нахожусь тут в заточении. Я не могу распоряжаться собой по своему усмотрению. И если эмир полагает, что меня этим можно купить, то это не так. Садись, - пригласила его Анжелика.

  Джамаль опустил голову.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

  - Я не имею права сидеть у вас.

  - Вот видишь, как плохо быть зависимым. Разве ты не хочешь распоряжаться собственной жизнью по своему желанию вместо того, чтобы исполнять чужие прихоти. Ты такой же человек, как и он, на каком основании он имеет на тебе права?

  - Он здесь полный властелин, а мы все его слуги. Так у нас тут принято и никто не оспаривает такой порядок.

  - Если тебе нравится быть рабом, то тогда и говорить не о чем. У рабов принцип один: они должны исполнять все, что прикажет им господин. А он может приказать все, что угодно. У раба нет выбора, а без выбора человек не является человеком.

  - Но кто же он тогда?

  - Точно не знаю. Раб - этим все сказано.

  - Значит, вы меня презираете?

  Анжелика пристально посмотрела на молодого человека.

  - Мне обидно за тебя. Ведь ты жил среди свободных людей. Но им так и не стал. - Она заметила, как он покраснел.

  - Если узнают, какие разговоры мы с вами ведем, мне несдобровать, - глухо произнес Джамаль.

  - Так иди. Участь раба - молчать всю жизнь. Он не имеет право не только на свободный поступок, но и на свободное слово. Это бессловесное существо. Так что же в нем человеческого?

  Джамаль продолжал сидеть. Он ничего не говорил, но и не уходил. Казалось, что он находился в глубоком раздумье.

  - Вы абсолютно необыкновенная женщина, такой второй в мире нет! - неожиданно воскликнул он.

  Анжелика не сдержала мимолетной улыбки.

  - Я абсолютно нормальная женщина, таким и должен быть каждый человек. Просто для меня свобода - это единственно приемлемый способ существования. Может быть, когда-нибудь и ты поймешь, что по-другому нельзя. Если не борешься за свою свободу, то перестаешь существовать. А потому все становится безразличным. Подумай над этим. Однажды ты можешь перейти за черту, за которой уже не будет возврата.

  - И вы будете меня тогда презирать?

  - Нет, еще хуже, ты перестанешь для меня вообще существовать. Если я однажды это пойму, то не стану даже с тобой разговаривать. Рабов бесед не удостаивают, им лишь приказывают, да еще иногда кидают объедки с барского стола. Иди, пожалуйста, я утомилась, после голодовки я чувствую себя еще слабой.

  Анжелика не обманывала, она вдруг действительно почувствовала легкое головокружение. Да и Джамалю она сказала достаточно. Если в нем атрофировались не все человеческие качества, он должен мучительно переживать ее слова. По крайней мере, презрение женщины, которой он восхищается, может быть, даже боготворит, если она правильно сумела расценить те взгляды, что он бросал на нее, должно болезненно ударить по его самолюбию. Это тяжело, когда тебя обижают, но у нее нет выхода. Ей нужны союзники.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})