Маленький человек из Опера де Пари - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Соединенных Штатах построен новый вокзал в Монтгомери для Луисвиллской и Нэшвиллской железной дороги. Наряду с главным залом ожидания там есть отдельное изолированное помещение для цветных — выйти оттуда можно только на улицу и на перрон.
В августе Теодор Герцль организовал в Базеле первый сионистский конгресс и на базе собственных теорий, изложенных в труде «Еврейское государство», основал Всемирную сионистскую организацию, имевшую целью вернуть евреев на родину — в Палестину. Герцль, свидетель всплеска антисемитских настроений после разжалования капитана Дрейфуса, предвидел драматические последствия в форме того, что писатель Жюль Ренар определил как «общественное мнение, эта липкая косматая масса». Неожиданный поворот в деле Дрейфуса подтвердил его предчувствия.
Капитан Альфред Дрейфус, осужденный в 1894 г. за шпионаж в пользу Германии и приговоренный к пожизненной ссылке военным трибуналом, отбывает наказание на Чертовом острове во Французской Гвиане. К 1897 г. о нем позабыли все, кроме родственников, в том числе брата Матьё, который продолжает сражаться, пытаясь доказать, что Альфред стал жертвой судебной ошибки.
Дело было возобновлено стараниями одного военного, подполковника Жоржа Пикара — он участвовал в процессе 1894 г. и в ту пору был убежден в виновности Дрейфуса. С 1 июля 1895 г. Пикар возглавил службу разведки, а в 1896 г. в его руки попало письмо, предназначенное для пересылки пневматической почтой, но так и не отправленное, — скомканное послание нашел в здании немецкого посольства, в корзине для мусора, агент французской контрразведки. Оно было написано германским военным атташе фон Шварцкоппеном и адресовано майору Эстерхази, проживающему в доме 27 по улице Бьенфезанс в Париже. Германский атташе просил майора предоставить сведения «по вопросу, который нас тревожит». Заинтригованный полковник Пикар решил выяснить, кто такой Эстерхази.
В настоящий момент Фердинанд Вальсен-Эстерхази, называвший себя графом Эстерхази, числился в полку инфантерии, расквартированном в Руане. До этого он был офицером австрийской армии, затем служил во французских колониальных войсках и в Иностранном легионе. Расследование, проведенное Пикаром, показало, что человек этот пользуется дурной репутацией, водит сомнительные знакомства, известен как дебошир, живет игрой и мошенничеством.
Пикар сравнил почерк Эстерхази с тем, которым был написан сопроводительный документ — бордеро, — ставший главной уликой против капитана Дрейфуса. Почерк совпал. То есть истинным автором бордеро, поставленного в вину Дрейфусу, был не кто иной как Эстерхази, корреспондент германского атташе фон Шварцкоппена.
3 сентября 1896 г. Пикар проинформировал об этом своего начальника, генерала Гонза. И услышал в ответ:
— Какое вам дело до того, где обретается этот еврей Дрейфус? Пусть сидит на Чертовом острове.
— Но он же невиновен! — воскликнул Пикар.
— Вот и незачем об этом знать никому, кроме вас.
— Господин генерал, это гнусно! Не знаю, что я сделаю, но я точно не намерен унести тайну невиновности Дрейфуса с собой в могилу! — возмутился подполковник.
От него быстро отделались. Подполковник Пикар был переведен на южную границу Туниса — командование надеялось, что он оттуда не вернется.
Дело было улажено, в Генеральном штабе вздохнули с облегчением.
Пикар же оказался перед сложным выбором. Убежденный патриот, верно отслуживший отечеству двадцать пять лет, он не мог обнародовать доказательства невиновности Дрейфуса, не скомпрометировав тем самым французскую армию. Он испросил разрешения связаться со своим адвокатом, мэтром Леблуа, и передал ему письмо, в котором излагал все раздобытые сведения по делу капитана Дрейфуса. В случае смерти Пикара мэтр Леблуа должен был передать этот документ президенту Республики.
Однако адвокат рассудил, что не имеет права хранить молчание, и решил обо всем рассказать порядочному и влиятельному человеку, который сумеет открыть истину обществу. Речь шла об Огюсте Шерер-Кестнере — заместителе председателя Сената, эльзасце, протестанте, родном дяде Жюля Ферри. Помимо прочего, он всегда был республиканцем и дружил с Гамбетта.[117] К несчастью, мэтр Леблуа взял с него слово не выдавать источник информации, поскольку это означало бы смертный приговор для Пикара.
В начале октября Шерер-Кестнера принял Феликс Фор, президент Французской Республики. Их беседа окончилась безрезультатно, поскольку связанный словом заместитель председателя Сената не смог предоставить никаких доказательств и вынужден был удалиться ни с чем.
После этого сенатор пытался одного за другим убедить в невиновности Дрейфуса военного министра Бийо, министра иностранных дел Аното и председателя Совета министров Мелина. Тщетно. Генеральный штаб тоже вступил в игру и всеми силами противостоял любым попыткам обвинить майора Эстерхази. На кону стояла честь французской армии — и речи быть не могло о пересмотре дела. Аното, министр иностранных дел, лично заверил Шерер-Кестнера, что Дрейфус виновен.
Одна из бывших любовниц Эстерхази, мадам де Буланси, обманутая им и брошенная, решила отомстить. Она передала своему адвокату, мэтру Жюлемье, письма тринадцатилетней давности, компрометирующие Эстерхази. Мэтр Жюлемье в свою очередь при личной встрече вручил их Шерер-Кестнеру. Эстерхази писал:
Немцы поставят всех этих людей [французов] на их истинное место, и очень скоро <…> На эту страну [Францию] и патроны тратить жалко <…> Сам я и мухи не обижу, но с удовольствием пошлю на смерть сотню тысяч французов <…> Париж, взятый штурмом и отданный на растерзание сотне тысяч пьяных солдат, — вот о чем я мечтаю. Да будет так.
9 ноября Феликс Фор заявил на Совете министров: «Дрейфус был обвинен справедливо и в полном соответствии с законом».
Матьё Дрейфус, брат разжалованного капитана, и не подозревал об этих маневрах, пока счастливый случай не помог выйти всей истории на свет. Произошло это благодаря неофициальному биржевому маклеру месье де Кастро. Однажды осенним днем 1897 г. он ждал фиакр на Больших бульварах, вокруг выкрикивали заголовки разносчики газет, и он, чтобы занять время, купил выпуск, в котором как раз было опубликовано факсимиле бордеро. Месье де Кастро узнал почерк одного из своих клиентов — Эстерхази — и сообщил об этом Матьё Дрейфусу. Отныне мэтр Леблуа, Шерер-Кестнер и Пикар, считавшие себя не вправе обнародовать доказательства, получили свободу действий.
15 ноября Матьё Дрейфус написал военному министру:
Господин министр, единственная улика, послужившая в 1894 году поводом для вынесения обвинительного приговора моему несчастному брату, — это сопроводительное послание без подписи и даты, в коем говорится, что некие конфиденциальные военные документы переданы агенту иностранной державы. Имею честь сообщить Вам, что автором данного бордеро является г-н граф Вальсен-Эстерхази, майор от инфантерии, временно выведенный за штат по состоянию здоровья прошлой весной.
Дело, которое очень скоро расколет Францию надвое и станет причиной нового всплеска ненависти и насилия, только начинается. Призыв к битве «до первой крови», брошенный охотниками за сенсациями, лишь подстегнет низменные инстинкты читательской аудитории их газет.
31 октября газетчики отвели душу, известив общественность о чудовищных злодеяниях некоего Жозефа Вашэ, бродяги-потрошителя. Попался он на попытке изнасилования, был арестован и препровожден в участок города Турнона (департамент Ардеш). Там месье Гарсен, следователь, добился от него признания в многочисленных преступлениях. Гражданин Вашэ 1869 года рождения оказался мономаном, два раза попадавшим в больницы для умалишенных. Во второй раз вышел он оттуда в 1894-м. По обвинению в одиннадцати доказанных убийствах юношей, девушек и женщин Вашэ был приговорен к гильотинированию.
В армии на вооружение вскоре должен был поступить пулемет «Гочкисс». Его скорострельность составляла до 500 патронов в минуту. Пулемет был снабжен треногой и сиденьем для стрелка. Позднее его оснастили также регулятором темпа стрельбы, и скорость составила от 100 до 600 выстрелов в минуту.
«Надо быть современным, — декламировал Жан Коклен очередной монолог. — Если вы не современны, не идете в ногу со временем, стало быть, вы плететесь в хвосте, и это всем заметно. А если кто отстает от жизни, тот, считайте, умер, не родившись».
Это однако же не помешало одному из репортеров «Журналь иллюстрэ» заявить, что «современные научные открытия угрожают личной свободе человека». Взять хотя бы телефон — телефонные линии сетью опутали, связали, скрутили чиновников и служащих! А что уж говорить о другом дьявольском изобретении — фонографе, из-за которого многие готовы наложить на себя руки? Это же невыносимая мука — вы собираетесь мирно отойти ко сну, а у соседей за стеной вдруг начинает громыхать ужасающая фортепианная соната, увековеченная на цилиндре фонографа в исполнении какой-нибудь учительницы музыки! Или романс в интерпретации тещи. Или звуки флейты, гобоя, гитары, арфы. Добавьте к тому трели телефонных звонков и грохот трехколесных велосипедов, на которых раскатывают детишки в квартире над вами. Решительно, это превосходит границы разумного. Может, пора ставить памятники тишине?..