В Калифорнии морозов не бывает - Ирина Волчок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сказала:
— До свиданья. Спасибо вам за всё.
Я сразу тронулся с места, на повороте притормозил и оглянулся. Из дома выскочила какая-то огромная баба, кинулась к ней, схватила в охапку и поволокла в дом, как куклу. Я хотел вернуться, узнать, что происходит, а потом подумал: да ничего не происходит. Подруга просто переволновалась, что её долго не было, вот потому так и встретила. Наверное, подруга очень импульсивна. И уехал.
Как прошла та командировка, я уже не помню. Помню, что хотел на обратном пути опять заехать к ней, но не заехал. Не было предлога: книги я отдал, а другого дела к ней я не мог придумать. И не заехал.
Когда вернулся на работу, Марк даже не спросил меня, как у неё дела, ведь он знал, что я к ней заеду, сам просил об этом. И я ему ничего рассказывать не стал. Подумал: он ей почти каждый день звонит, наверное, сам всё знает.
Я вернулся в ту же осень, в тот же бесконечный дождь. И опять стал ездить по выходным на дачу. Жил там с вечера пятницы до вечера воскресенья, а в остальные дни не жил, а ждал. Ждал пятницы, ждал зимы, ждал, что что-нибудь изменится. Ничего не менялось. Выходные были, зимы не было, дождь не прекращался, я сходил с ума. Мама очень волновалась.
Незадолго до Нового года вдруг позвонила Лилия, как ни в чем не бывало, спросила, где я собираюсь встречать Новый год. Я сказал, что ещё не думал. Лилия сказала, что у неё намечается такая компания, что я просто ахну. Назвала такие имена, что я бы ахнул, если бы мне не было всё это безразлично. Лилия сказала, что может мне устроить приглашение, так что надо быстро думать и решать. Я не хотел ни думать, ни решать, но Лилии сказал, что очень благодарен. Сказал, что если мама будет чувствовать себя хорошо, то я смогу принять это приглашение. Опять отбрехался болезнью мамы. Когда-нибудь я за это сильно поплачусь.
В последний рабочий день перед Новым годом наши, как всегда, устроили что-то вроде вечеринки на рабочем месте. Вечеринка получилась посреди рабочего дня, поэтому ответсек бегал и орал на всех за то, что празднуют, не сдав положенных строк в номер. Все были уже пьяные, никто особо не боялся ответсека, а Виталик даже заявил ему, что сейчас празднуют во всех трудовых коллективах по всему Советскому Союзу. Ответсек плюнул и убежал к себе, а наши продолжали праздновать.
Я тогда подумал: а ведь действительно, сейчас все празднуют, во всех трудовых коллективах. Какая работа за несколько часов до Нового года? Наверное, и в её редакции все празднуют. Надо позвонить ей на работу прямо сейчас, поздравить с наступающим Новым годом. Это хороший предлог, выглядит вполне логично и уместно. Возможно, ей будет даже приятно. А номер её рабочего телефона мне дал Марк ещё тогда, когда я взялся отвезти ей авторские экземпляры.
Я потихоньку вышел из комнаты художников, где шло веселье, и поднялся на свой этаж, своим ключом открыл кабинет Марка и позвонил ей на работу. Мне ответил незнакомый женский голос, я попросил пригласить её к телефону, и незнакомый женский голос мне сказал, что она сегодня ушла пораньше, потому что заболел ребёнок.
Я тогда подумал: и о её муже, и о её ребёнке Марк наверняка знал. А я об этом узнаю от посторонних, случайно и слишком поздно. Ведь только сегодня утром опять звонила Лилия, я ей сказал, что Новый год с ней в той компании не смогу встретить, буду встречать дома, с мамой.
Я оделся, выключил свет, закрыл своим ключом кабинет Марка и поехал домой. Мамы дома не было, она ещё накануне уехала к подруге в Нахабино. Мама собиралась вернуться только третьего числа. Я собирался вернуться второго, но на всякий случай написал записку: «Не волнуйся, я на даче». Потом взял бутылку коньяка, банку каких-то консервов и поехал на дачу. Опять на электричке. Я собирался пить коньяк, так что после этого за руль садиться не стоило.
Опять было всё то же: едва ли не последняя, почти пустая, но всё равно вонючая электричка, дорога по раскисшей глине в кромешной темноте, дежурный новогодний дождь, возня с замками… Наверное, и в доме всё было, как всегда. Я не помню. Я только помню, что пришёл в её комнату с бутылкой коньяка и с чайной чашкой, вытащил из пакета подушку с вышитым на ней тигром, открыл бутылку и наполнил чашку коньяком. Чашка была большая, в неё вошло половина содержимого бутылки. Потом я пил из этой чашки коньяк и думал, что надо бы чем-нибудь закусывать. Но консервы, которые я с собой привёз, остались внизу, в кухне, а я не хотел даже на минуту уходить из её комнаты. Я выпил весь коньяк из чашки, лёг на диван в обнимку с тигром на подушке, и вспомнил, что любила повторять Ираида Александровна, генеральская жена: «Утро вечера мудренее». Я тогда подумал: вот проснусь завтра утром — и всё будет по-другому. Каждый раз, засыпая в её комнате, я думал то же самое. Паранойя.
Первого января я проснулся не утром, а почти под вечер, кажется, около четырех часов. Встал — и споткнулся о бутылку, она стояла на полу возле дивана. Бутылка была совсем пустая. Я не помнил, когда допил весь коньяк. Помнил только, как выпил первую чашку. Я тогда подумал: наверное, я до сих пор пьяный. Не может быть, что выпил столько — и протрезвел за то время, пока спал. Я раньше никогда не напивался, вообще пил редко и понемногу. А тут сразу целую бутылку! Не может быть, что уже протрезвел.
Я стал за собой следить: что делаю, как, в каком порядке… Я знал, что сумасшедшим пить совсем нельзя, могут быть непредсказуемые последствия. Я обошёл весь дом, всё проверил — не натворил ли чего-нибудь в пьяном виде. Вроде бы всё было нормально, как всегда. Я заварил целый чайник очень крепкого чаю и долго пил его, чашку за чашкой, пока не застучало сердце. Чай я пил из другой чашки, не из той, из которой пил коньяк. Ту чашку я выкинул в мусорное ведро.
Потом я поднялся в её комнату, хотел спрятать подушку с тигром опять в пакет, но передумал. Оставил подушку лежать на диване.
Потом проверил, не тлеют ли в камине угли, перекрыт ли газ, не открыты ли водопроводные краны, выключил электричество, закрыл дом и пошёл на электричку.
Я приехал в Москву поздно, уже почти ночью, — наверное, опять едва ли не последней электричкой. Вошёл в квартиру, разделся, порвал свою записку маме и выкинул клочки в форточку. Потом позвонил Лилии домой. Она сама взяла трубку, обрадовалась, что я позвонил, поздравила с Новым годом, спросила, как Новый год встретил я. Я сказал, что напился с горя. Лилия не поверила, даже засмеялась. Лилия знала, что я практически не пью. Лилия сказала, что нам пора бы наконец встретиться, она уже соскучилась. Я сказал, что тоже соскучился. Лилия сказала, что как раз вовремя, подходит время «Ч». Я помнил, что она так называла время, когда надо будет действовать быстро и решительно. Я сказал, что я на всё согласен.