История сербов - Сима Чиркович

Процесс распространения культурных достижений из одной среды в другую не осуществлялся автоматически. В атмосфере своеобразного диалога культур выбиралось то, что могло быть адаптировано к условиям Сербии. Показательным примером служит литературно-языковой вопрос. Так, в Сербии отсутствовала традиция употребления славяно-сербского (русско-славянского) языка, привносимого выходцами из Австрии. Ставший официальным язык вызывал полемику и возражения, со временем становившиеся все более острыми. В последние десятилетия XVIII в. громко зазвучали голоса в пользу языка, который понимали бы все, а не только образованная элита общества. Появились альтернативные проекты, авторство которых принадлежало в основном выходцам с периферии сербского ареала. В первую очередь следует упомянуть Савву Мркаля (1783–1833), в одной из своих работ (1810) критиковавшего действовавший алфавит и предлагавшего его заменить в соответствии с принципом: «Пиши, как говоришь». Наиболее активную роль в движении за реформу языка сыграл выходец из повстанческой среды Вук Стефанович Караджич (1787–1864)— писатель, знаток народной жизни, языка и фольклора, составивший грамматику и словарь народного языка. Находившийся под влиянием европейских филологов, прежде всего, венского слависта Йернея Копитара (1780–1844), Караджич выступал с критическими работами, посвященными языковой проблеме. В результате он настроил против себя церковь, образованных людей и многих современных ему писателей, а также власти Княжества. Караджича поддерживала лишь образованная европейская профессура и сербская молодежь, понимавшая, что демократический потенциал, заключенный в народном языке, послужит превращению его в общедоступное средство коммуникации.

Полемика по языковому вопросу все более приобретала политическое значение благодаря распространенному в то время представлению о том, что язык является критерием национальной принадлежности. Сумев добиться успеха в своем сопротивлении абсолютистской политике венского двора, венгерские правящие круги всеми силами стремились превратить многонациональное по своему характеру, как и сама Империя, Венгерское королевство в национальное государство венгров. С 1830 г. это стремление выразилось в принятии так называемых языковых законов, на основании которых венгерский язык получал статус официального. Употребление венгерского языка стало обязательным как в общественной жизни, так и в школьном образовании. Даже церковно-приходские книги надлежало составлять по-венгерски, что тем самым должно было отразиться на выборе имен для новорожденных. Подобные меры вызвали жесткий отпор со стороны всех невенгров и зарождение Иллирийского движения в Хорватии, в котором участвовали сербы не только из Хорватии, но и из Южной Венгрии.

В отношении сербов языковая проблема имела еще одну сторону. Было очевидно, что употреблению языка, усвоенного в процессе образования, можно было легко воспрепятствовать, перекрыв доступ к источнику этого образования. С народным языком, на котором говорило двухмиллионное население, справиться подобным образом вряд ли бы удалось. В то же время, согласно распространенному еще в XVIII в. представлению, сербская народная идентичность была защищена «привилегиями», которые получила на только сама церковь, но и ее паства. Это обстоятельство подкрепляло тезис консерваторов о том, что отказ от церковного алфавита и языка церковных книг равнозначен предательству. Подобных обвинений удостаивались сторонники языковых реформ, которые подвергались особой критике за заимствование латинской буквы j. Отказ от русско-славянского языка грозил отдалением от православной России, что также считалось весьма опасным.

С другой стороны, принятие народного языка в качестве образовательной и литературной основы упростило бы задачу взаимоотношений и оказания влияния на сербов, остававшихся под властью турок. Тем самым открывались бы пути и для южнославянской интеграции, в частности для сближения с хорватами. Политические аспекты языковой и орфографической проблемы редко обсуждались открыто, но влияли на побудительные мотивы каждой из сторон, участвовавших в полемике. О победе реформаторского направления возвестило появление молодых авторов — поэта Бранко Радичевича (1824–1853) и филолога Джуры Даничича (1825–1882), которые народным языком и в соответствии с орфографией В. Караджича создали произведения, оказавшие влияние на их современников и потомков. В печатавшихся книгах появились новый алфавит и орфография, хотя официально они будут утверждены лишь после смерти Вука.

В самый разгар обсуждения сербами литературно-языковых проблем революционная волна, прокатившаяся по всей Европе, захлестнула Вену, а затем и всю страну. Уже 15 марта 1848 г. в Пеште была сформулирована венгерская революционная программа, состоявшая из двенадцати пунктов. Содержавшиеся в ней требования гражданских свобод, упразднения крепостной зависимости и феодальных повинностей встретили всестороннюю поддержку. В разных местах и с разной степенью силы революционные волнения охватили сербов, не имевших своей столицы. Поначалу выступления носили социальный характер. Сербские крестьяне восставали против власти монастырей, а в некоторых городах (Земуне и Панчево) низложение ненавистных административных органов сопровождалось насилием и грабежами. Повсюду выдвигались характерные сербские требования. Наиболее важные, хотя тогда еще умеренные, были сформулированы в Пеште и Нови-Саде. Главное внимание уделялось защите уже достигнутых завоеваний. Речь шла о гражданском равноправии, свободе вероисповедания, свободе употребления языка, самостоятельности в деле школьного образования. Сербы небезосновательно опасались лозунгов о политически едином народе и о единственном — венгерском — «дипломатическом» языке. Со своей стороны венгры, особенно националисты-радикалы во главе с Лайошем Кошутом (1802–1894), испытывали беспокойство по поводу любых центробежных устремлений, прежде всего территориально-автономистских. Переговоры венгерских революционных властей с сербами, тогда еще не выдвигавшими требования автономии, не только не устранили, а, наоборот, усилили взаимное недоверие. В начале апреля 1848 г. в разговоре с делегацией новисадских сербов Кошут в ответ на предостережение о том, что сербы могли бы потребовать автономии и у противоположной стороны, заявил: «В таком случае нам придется скрестить мечи».

Слухи о разногласиях с венграми и прежний печальный опыт навязывания венгерского языка стали причиной жестокого сопротивления. Во многих городах (Нови-Сад, Кикинда, Бечей, Бечкерек, Вршац) сжигались церковные книги и документы, написанные по-венгерски. Громко зазвучали требования о предоставлении сербам собственной территории и о назначении воеводы. Возбужденная толпа, которой предводительствовала студенческая и школьная молодежь совместно с прибывшими из княжества сверстниками, заставила митрополита созвать Народную скупщину в городе Сремски-Карловци, хотя власти соглашались только на проведение народноцерковного собора в Темишваре в присутствии королевского комиссара.

Двенадцатого — четырнадцатого мая (1–3 мая по Юлианскому календарю) на Карловацкой скупщине, которая вылилась, по сути, в массовый митинг, были приняты решения, повлекшие за собой серьезные последствия. Провозглашалось создание Сербской Воеводины на территории Срема, Бараньи, Бачки и Баната (включая часть Военной границы и дистриктов). Как говорилось в манифесте, новосозданная Воеводина вступала в «политический союз… на основе свободы и полного равноправия с Триединым королевством Хорватии, Славонии и Далмации». Формировался Народный комитет как орган, подотчетный скупщине. Признавалась валашская народная идентичность, что должно было предотвратить проявления недовольства со стороны многочисленных румын, проживавших на территории, которая была подчинена в церковном отношении Карловацкой митрополии. Митрополит Иосиф Раячич (1785–1861) провозглашался патриархом, а полковник Стефан Шупликац (1786–1848), находившийся в это время на фронте в Италии, — воеводой.

Решения Майской скупщины носили революционный характер, поскольку в них были озвучены требования низов общества по переустройству монархии. Без санкции законодательных органов был создан новый административно-территориальный элемент в сложной структуре пошатнувшейся Империи. Однако поскольку в то время венский двор во всем попустительствовал венгерскому правительству, решения Майской скупщины не были признаны.