Волшебный десерт для мага. Я (не) твой сахарок! (СИ) - Елизавета Рождественская

Я благодарно поклонился, а про себя подумал, что лучше бы правителю принять правильное решение, потому что, если Вероника узнает, что Хантли пострадал, она сядет в тронном зале и не выпустит императора до тех пор, пока он не поменяет взгляды на жизнь.

— Что касается твоей семьи, — продолжил он тем временем. — Отец навсегда останется в тюремной лечебнице, в блокирующем ошейнике. Магии и разума он лишился, но кто знает… Однако за предотвращение заговора и содействие следствию, я не лишу род Брансов титула, лишь обяжу выплатить компенсацию и официально конфискую земли, подаренные твоему отцу за заслуги перед государством. Эти земли вами всё равно не использовались, а для недругов будет неплохой подачкой. Ваш городской дом и загородное имение оставляю за тобой, как и доходы. Думаю, Хелика и сама захочет удалиться от света после всего произошедшего… — в голосе императора послышалось сочувствие. — Что касается Ванессы, то тут всё очень даже неплохо. Александр Ривли не оставил намерений сочетаться с твоей сестрой законным браком. Если вы предложите хорошее приданое, то думаю, всё сложится наилучшим образом.

— Благодарю вас, Ваше Величество! — искренне произнёс я. — Это лучший исход!

— Погоди, Виктор, — остановил правитель. — Я ещё не сказал главного. Мне нужен ты.

— Я?

— Именно так. Я хочу, чтобы ты занялся некоторыми внутренними делами империи, требующими особого подхода, — последние слова император выделил голосом. — Учитывая то, что вы провернули с артефактом, опыт у тебя имеется. Надеюсь, ты мне не откажешь.

— Как я могу… — осторожно ответил я. — Однако… могу ли я при этом вернуться к своей нынешней деятельности?

— Ты имеешь в виду…

— Моя пекарня в Рейвенхилле, — уточнил. — Я хотел бы и дальше заниматься её развитием.

Император посмотрел на меня как на сумасшедшего, а потом просто рассмеялся.

— Думаю, что смогу успешно сочетать государственную деятельность и любимое дело, Ваше Величество, — улыбнулся, глядя, как правитель искренне веселится. — Хочу жить там, где обрёл дом, если это будет мне позволено, конечно.

— А если госпожа Нэвис не захочет возвращаться к прежней жизни? М? Вернёшься один?

— Для начала нужно услышать, что скажет сама Вероника.

— Виктор, Виктор… кто бы знал… — покачал головой император. — Итак, решено. Во благо империи.

— Во благо империи, — повторил я с поклоном.

* * *

Вероника

Я стояла у окна и растерянно смотрела на пожилого, но всё ещё красивого мужчину, в глазах которого бурлило море эмоций. Когда окончательно пришла в себя и лекарем официально было дано добро на посещения, Филипп Нэвис был первым, кто открыл дверь в мои покои. Он остановился в проходе и несколько долгих минут просто молчал, глядя на меня. Молчала и я, не зная, что могу ему сказать.

Наконец мужчина отмер и прошёл вглубь комнаты.

— Присаживайтесь, — указала ему на кресло, а сама села на краешек кровати.

Прямая спина, руки сложены на коленях, взгляд не выдаёт никаких лишних эмоций. Всё, как учила ба. Настоящая аристократка, которой я никогда не умела быть до конца. Диди была бы в восторге, жаль, птаху унесли на очередной осмотр. Вот и сейчас руки то и дело пытались начать терзать ткань платья, а волосы словно нарочно лезли в лицо, из-за чего нос начинал нещадно чесаться. Но я стойко изображала неподвижную статую.

Дед не сдержал улыбки и присел на кресло, опираясь на трость с золотым навершием, инкрустированным драгоценными камнями.

— Смотрю на тебя и вижу Амадею, — наконец произнёс он. — Ты невероятно на неё похожа, девочка.

— И всё же не она, — отрезала я.

Его ласковый тон отчего-то сильно задел. За двадцать лет он не удостоил меня и каплей внимания. Оставил бабушку, не желая покидать тёплое кресло в императорском совете, а сейчас, когда я чуть не отправилась за грань во имя империи (как он наверняка думает) сразу прибежал поговорить о моём сходстве с его брошенной женой.

Дед почувствовал моё настроение и помрачнел, проведя пятернёй по седой шевелюре.

— Понимаю. Я должен был сделать это намного раньше.

— Но не сделали, — я пожала плечами. — Не страшно, дорогой дедушка. Я понимаю. Не сын, а дочь, не магически одарённый внук, а бесполезная внучка. У вас просто не было повода так рисковать репутацией при дворе. Сейчас другое дело.

— Неужели ты думаешь, что я нахожусь здесь только потому, что ты проявила свой дар и спасла империю от заговора? — потрясённо произнёс мужчина.

— Действительно, чего это я… Вы по делам наследства пришли, дорогой дедушка? Так я не претендую. Подпишу все бумаги и вернусь туда, где процветает моё, я надеюсь, всё ещё успешное дело.

— Вероника! — воскликнул Филипп, вскакивая с места. — Да как тебе… Да… Вся! Вся в Амадею! И мать твоя… тоже никого не слушала!

Я замерла, удивлённо воззрившись на деда. Он на меня сейчас что, голос повысил? Встала, отряхнула с платья невидимые крошки и скрестила руки на груди. Аристократичность опасливо отползла в тень, чтобы не зацепило.

— Прошу прощения за доставленные неудобства. Как вам не повезло с потомством, милорд. Жаль, очень жаль. Но вы не думайте, я не в претензии. Вот только кричать на меня не надо. Не к добру это, дедушка.

Мы снова скрестили взгляды. Если Филипп Нэвис думал, что найдёт в моём лице робкую овечку, которая тут же прильнёт к его старческому боку, то сильно ошибся. Не прильну. А если продолжит строить из себя господина мира, то этой самой тросточкой дорогущей и отхожу, не глядя на возраст, чтоб не повадно было.

Дед шумно втянул носом воздух, а потом сдулся, словно пузырь на поверхности кипящей карамели. Он снова тяжело опустился в кресло, а я заметила, что его руки дрожат, и как всегда запоздало прикусила язык. Да что ж ты будешь делать, ничего не меняется! Мне бы так и сидеть холодным изваянием, а я снова взорвалась и, слава Ошуру, не сказала всего, что выстроилось в очередь на языке.

Комнату снова накрыла тишина.

— Я не хотел такой судьбы, пусть мне и нет оправдания, — наконец сдавленно произнёс Филипп. — Рождение Аделины стало для меня радостью и волшебством. Да, в наших кругах важен наследник, но ведь мы были молоды, и я легко отмахивался от насмешек двора, пока судьба не поставила нас перед тяжёлым испытанием. Последние роды Амадеи чуть не стоили ей жизни, а я не смог бы жить, зная, что потерял её в попытке соблюсти традиции. С тех пор я избегал разговоров о детях, но объясниться не давала гордость. Амадея же