Повелительница снов - Евгений Гуляковский

Княжна не стала делиться своими опасениями ни с кем. Людям необходима передышка от постоянного, изматывающего нервы напряжения.

Реник, в бытность на Захране состоявший в гильдии трактирщиков, а теперь выполнявший обязанности повара, на этот раз постарался и приготовил из концентратов аппетитный даже внешне мясной пирог. Он внес его торжественно на большом блюде, составленном из нескольких пластмассовых подносов, соединенных друг с другом. Его полное добродушное лицо улыбалось, и, подойдя к столу, он торжественно произнес:

— Я посвящаю этот пирог нашему капитану!

Все возбужденно и радостно приветствовали его слова, со всех сторон к Ружане потянулись услужливые руки, протягивавшие ей лучшие куски. Сегодня она впервые за много дней надела настоящее платье вместо своего повседневного боевого костюма и лишь теперь поняла, каким правильным было это решение. Ее солдаты отвыкли видеть в ней женщину и, кажется, лишь сегодня вспомнили, что жизнь состоит не только из схваток и смертей.

Большую часть праздничного стола занимали поднадоевшие всем консервированные закуски и те немногие деликатесы, которые Ружане удалось отыскать в их быстро убывающем продовольственном запасе.

Все, что они могли себе позволить в этой ухудшающейся с каждым днем жизни…

«С этим надо что-то делать, — подумала Ружана, — если в ближайшие дни не удастся переломить ситуацию, все покатится вниз. Начнется борьба за кусок хлеба, за глоток воды. Это наш последний праздник…»

Всем удалось выделить по банке размороженного тоника. Лизат — совсем еще молодой мальчишка, смотревший на Ружану с немым обожанием, соорудил из продуктового маргарина пару светильников, заменивших им свечи, — их свет придал всему этому жалкому великолепию оттенок романтичности.

Ламута — жена бывшего члена захрановской гильдии ученых, которому Ружана поручила обязанности инженера корабля, в этот раз превзошла сама себя. Она и раньше отличалась известным легкомыслием, и Ружана подозревала, что двое мальчишек, собиравшихся купить ее благосклонность за украденные консервы, вполне могли бы в этом преуспеть, если бы остались живы…

Без крайней необходимости она старалась не вмешиваться в личную жизнь людей из своей дружины, выдерживая между собой и ими необходимую для командира дистанцию. Это стоило ей обостренного чувства одиночества. Только оставшись наедине с Юджиной, она могла позволить себе несколько расслабиться, но их разделяла пропасть в образовании и социальном положении, преодолеть которую так и не удалось им обеим.

Сегодня ей, похоже, придется нарушить установленное для себя правило о невмешательстве. Ламута оделась слишком вызывающе даже для праздничного вечера. На ней была чересчур короткая юбка, обнажавшая ноги, а прозрачная кофта, без всякого лифчика под ней, скорее подчеркивала форму ее груди, чем что-то скрывала. Ружана не стала бы обращать внимания на подобные мелочи, в конце концов одиноким молодым мужчинам, лишенным женского общества вот уже третий месяц, это давало хоть какую-то разрядку.

Но Ламута этим не ограничилась. Она оставила мужа на другом конце стола, усевшись между Гридисом, не расставшимся со своим мечом даже за столом и, казалось, не обращавшим на Ламуту ни малейшего внимания, и заместителем Ружаны, отцом Юджины, кузнецом Роваласом, который, напротив, был весьма рад обществу этой привлекательной и легкомысленной женщины. Его рука немедленно исчезала под столом в те моменты, когда Сирант, муж Ламуты, ненадолго отлучался к приборам на пульте, продолжая нести единственную оставшуюся на корабле вахту. Ламута хихикала и ежилась, не скрывая удовольствия.

Чтобы смягчить тоскливое выражение в глазах Си-ранта хотя бы на этот вечер, Ружана предложила обеим женщинам пересесть на ее сторону стола и организовать отдельный женский коллектив, что сразу же было с восторгом поддержано Юджиной.

Ружана подозревала, что, несмотря на все старания мужчин, эта робкая и стеснительная девушка до сих пор так и не побывала ни в чьей постели. Ламуте ничего не осталось, как последовать ее примеру, к явному неудовольствию Роваласа, бросавшему в сторону Ружаны испепеляющие взгляды. «Ничего, перебьешься», — ехидно подумала Ружана, вспомнив, как пару дней назад ей пришлось оборвать изъяснения этого ловеласа, обращенные к ней самой. Во всем, что не касалось женщин, этот сорокалетний, собранный и исполнительный мужчина был образцом для подражания, и она не раз ставила его в пример остальным, а сейчас подумала, что, несмотря на этот вполне объяснимый здесь недостаток, она не ошиблась в выборе своего заместителя. В самых сложных ситуациях она могла оставить за себя Роваласа и быть уверенной, что в ее отсутствие не случится ничего экстраординарного.

Его уважали без той почтительности и отстраненности, которые она замечала по отношению к себе. Иногда она даже завидовала его простым и естественным отношениям с остальными членами команды.

«Он — мужчина, и он для них — свой». В этом все дело. Ему не нужно соблюдать дистанцию и думать о последствиях неправильно истолкованного дружелюбного взгляда или улыбки.

Ружана осмотрела их небольшой стол, после того как все расселись по своим местам, и с горечью подумала: «Совсем мало их у меня осталось. Всего семь человек, кроме меня самой, вот и вся команда… Сумею ли я сохранить жизнь хотя бы этим людям? Выживут ли они все, вот в чем вопрос…»

Она открыла свою баночку с тоником, и все мгновенно замолкли, ожидая от нее первого тоста, каких-то слов, вселяющих надежду…

Хоть это утешение у нее оставалось в награду за одиночество и отстраненность. Она была их командиром. Они верили ей, они видели в ней единственного человека, способного вывести их из стен этой страшной железной тюрьмы.

Она поднялась, резко откинув волосы давно забытым движением. Все последнее время ее длинные роскошные волосы прятались под боевым шлемом, и лишь сегодня она позволила себе эту мирную прическу.

— Друзья! — начала Ружана и неожиданно остановилась, почувствовав в горле непривычный комок волнения. — Мы прошли с вами вместе нелегкий путь от рабства до почти полного контроля над нашей летающей башней. Наш главный враг все еще жив, но теперь он уже не властен над нашими жизнями. Я не могу вам обещать слишком многого, но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вы все остались живы, чтобы в нашей летающей тюрьме не было новых смертей.

А там кто знает… Может быть, нам посчастливится найти пригодный для жизни мир… Если мы будем держаться друг друга, если будем выручать друг друга из беды, удача обязательно нам улыбнется!

Она торопливо отхлебнула свой тоник, стараясь скрыть непрошеные слезы, и опустилась на свое место.

Гридис, слушавший ее внимательнее всех, поставил между ног свой тяжелый и длинный меч и, опершись о его рукоятку подбородком, продолжал разглядывать ее так, словно увидел впервые. Он был единственным уцелевшим в ее команде профессиональным воином и единственным, кто не оказывал ни малейших знаков внимания двум другим женщинам, и лишь теперь ей стала понятна причина этого. Если бы только она могла ему намекнуть, насколько беспочвенны его надежды… Только это вряд ли поможет. Все время ей казалось, что этого нелюдимого и мрачного человека не интересует ничего, кроме оружия, но, кажется, она ошибалась.

Ее мысли были прерваны дежурившим у пульта Сираном:

— Капитан! Башня поворачивает, и на экране виден большой огонь! Посмотрите сами!

Ружана бросилась к экрану. Башня действительно поворачивала, а по экрану медленно смещалось большое небесное тело. Оно только что миновало центральную часть экрана и теперь уходило в сторону.

«Он хочет показать мне, что здесь можно было совершить посадку, но он этого не сделает и уведет корабль в глубину космоса, где мы все погибнем. Продуктов, воды, да и воли к жизни осталось уже немного. Если сейчас корабль уйдет от этой планеты, с нами со всеми будет покончено».

— Мне придется поговорить с ордосом.

— Мы пойдем с вами, капитан! — Это был, конечно, Гридис, и она ему благодарно улыбнулась за то, что он предложил это первым, за то, что он будет переживать за нее и желать ее возвращения.

— Это невозможно. Мне нужно будет спуститься к бассейну, и только у меня одной есть шанс там выжить.

Сборы были недолгими, но тщательными. Она снова надела свою голубую фетровую треуголку, скрывавшую под собой стальные пластины, защищавшие голову лучше любого шлема, и мельком подумала, как недолго длился ее отдых.

Отойдя за ширму, где стояла ее кровать, с помощью Юджины сменила платье на боевой костюм, прицепила на пояс широкий обоюдоострый нож и кобуру с пистолетом, хотя понимала — все это совершенно бесполезно. В предстоявшем ей поединке оружие не понадобится, но с ним она чувствовала себя уверенней. Когда она вышла из-за ширмы, все стояли вокруг праздничного стола и смотрели на нее так, словно прощались с ней навсегда. Только когда она подошла к двери, все, словно опомнившись, бросились следом. Она поняла, что теперь каждый из них подавил собственный страх и все они готовы ее сопровождать.