Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

— Безжалостный римский центурион, кто вложил эти слова в твои свирепые уста?

— Страдание и любовь к моему ребенку. Я ищу бога, который исцелит мою девочку, и тогда я поверю в него.

— Благословенны те, чья вера в Бога не нуждается в чудесах.

— Да, благословенны. Но я суровый человек, и меня нелегко убедить. Я видел много богов в Риме — у нас их тысячи, запертых в золотых клетях, — и я сыт ими по горло!

— Где твоя дочь?

— Здесь. В саду.

— Идем.

Центурион спрыгнул с лошади, и они с Иисусом двинулись вперед. За ними на расстоянии шли ученики, и еще дальше — толпа поселян. И в это мгновение из арьергарда римского отряда появился счастливый Фома. Он двигался за солдатами, выгодно сбывая им свой товар.

— Эй, Фома, — закричали ему ученики, — ты все еще не надумал пойти с нами? Сейчас ты увидишь чудо и удостоверишься.

— Сначала надо посмотреть и потрогать, — ответил Фома.

— Что потрогать, ты, хитрюга?

— Истину.

— Разве истина имеет плоть? Что ты несешь, болван!

— А если у нее нет плоти, на что она мне нужна, — рассмеялся Фома. — Я должен пощупать вещь. Я не доверяю ни своим глазам, ни своим ушам. Я верю лишь рукам.

Иисус и Руфус поднялись к дому, стоящему на пригорке на окраине деревни, и вошли в него.

На белой постели лежала девочка лет двенадцати, с широко раскрытыми зелеными глазами. Она увидела отца, и лицо ее просияло. Душа ее затрепетала, она попыталась подняться, но — напрасно, и радость исчезла с ее лица. Склонившись над постелью, Иисус взял девочку за руку. Все его силы сосредоточились в одной ладони, вся любовь и сострадание. Не говоря ни слова, он впился своими глазами в зеленые глаза девочки, чувствуя, как душа его через кончики пальцев перетекает в тело больной. Она доверчиво смотрела на него и улыбалась.

Ученики на цыпочках вошли в комнату — впереди Фома, с узлом через плечо и рожком на поясе. Крестьяне, не сдерживаемые охраной, которая была будто бы заворожена происходящим, разошлись по саду и заполнили улицу. Все ждали, затаив дыхание. Центурион, прислонившись к стене, смотрел на дочь, пытаясь скрыть волнение.

Мало-помалу щеки девочки начали розоветь, грудь ее глубоко задышала, по всему телу распространилось легкое покалывание — сначала поднявшееся от руки к сердцу, а потом спустившееся к самым стопам ног. Все внутри нее задрожало, как листья тополя, охваченные легким ветерком. Иисус почувствовал, как рука девочки затрепетала, словно сердце, возвращающееся к жизни, и лишь тогда он раскрыл свои уста.

— Вставай, дочь моя! — мягко повелел он.

Девочка шевельнулась, безмятежно потянулась, будто только что проснувшись, и, опершись о постель, поднялась. Одним прыжком она оказалась в объятиях отца. Глаза у Фомы расширились. Протянув руку, он прикоснулся к девочке — видимо, для того, чтобы удостовериться, что она была настоящей. Изумление и страх охватили учеников. Толпа, собравшаяся вокруг, издала крик и тут же застыла в ужасе. Наступила мертвая тишина — лишь слышался смех девочки, целующей и обнимающей отца.

К учителю подошел Иуда — лицо его было суровым и недобрым.

— Ты растрачиваешь свой дар на неверных. Ты помогаешь нашим врагам. Такой-то конец света ты принес нам? Это и есть твой огонь?

Но Иисус не слышал его, душа его блуждала где-то далеко. Он изумился более всех, увидев, как девочка вскочила с постели. Не в силах сдержать свою радость, ученики окружили его и принялись приплясывать. Они поступили верно, бросив все и примкнув к нему. Он был настоящим, он творил чудеса. Фома застыл, словно тщательно взвешивая: на одну чашу весов он водрузил все свои товары, на другую Царствие Небесное. Чаши поколебались и замерли: Царствие Небесное перевесило. Да, стоило рискнуть: даю пять, а могу получить тысячу. Так вперед же, во имя Господа! Он подошел к учителю.

— Рабби, во имя твое я раздам все свои товары бедным. Смотри же, не позабудь это завтра, когда настанет Царствие Божие) Я отдаю все, чтобы идти с тобой, ибо сегодня я видел и осязал истину.

Но Иисус все еще был далеко. Он слышал, но не отвечал.

— Единственное, что я оставлю, это свой рог, — продолжил бывший торговец, — чтобы собирать, трубя в него, народ. Мы будем раздавать новые товары, бессмертные — и бесплатно!

К Иисусу подошел центурион, держа свою дочь в объятиях.

— Божий человек, — промолвил он, — ты оживил мою дочь. Что я могу сделать для тебя?

— Я освободил твою дочь из цепей сатаны, — ответил Иисус. — А ты, центурион, освободи трех бунтовщиков из цепей Рима.

Руфус склонил голову и вздохнул.

— Я не могу, — с горечью пробормотал он, — я действительно не могу. Я присягал римскому цезарю так же, как ты присягал своему богу. Разве хорошо нарушать присягу? Послезавтра я отправляюсь в Иерусалим и хочу отплатить тебе, пока я здесь.

— Центурион, — ответил Иисус, — настанет день, и мы встретимся с тобой в Иерусалиме в нелегкий час. Тогда я попрошу тебя об услуге. А пока, подожди, — и он опустил руку на белокурую головку девочки. Закрыв глаза, он ощущал тепло и мягкость волос, всю прелесть еще не распустившейся женственности. — Дитя мое, — произнес он наконец, открывая глаза. — Я собираюсь сказать тебе что-то, чего ты никогда не должна забывать. Возьми за руку своего отца и выведи его на верный путь.

— А что такое верный путь, божий человек? — спросила девочка.

— Это любовь.

Центурион начал отдавать распоряжения — накрыли столы, принесли еду и питье.

— Будьте моими гостями, — обратился он к Иисусу и его ученикам. — Сегодня вы будете пить и есть в этом доме, ибо я праздную воскрешение своего дитя. Сколько лет я уже не знал счастья. Но сегодня мое сердце преисполнено радости. Добро пожаловать! — Он обратился к Иисусу: — Я в великом долгу перед богом, которому ты поклоняешься. Отдай его изображение мне, чтобы я мог послать его в Рим вместе с другими богами.

— Он сам доберется до Рима, — ответил Иисус и вышел во двор вдохнуть свежего воздуха.

Стемнело. На небе зажигались первые звезды, в деревне — первые лампады. Лица людей сияли. Сегодняшним вечером их каждодневные беседы и подвиги лишений поднялись над обыденным — случилось чудо, все чувствовали, что Господь вошел в их деревню.

Столы были накрыты. Иисус сел среди учеников, преломил хлеб, но ничего не сказал. Душа его все еще взволнованно била крыльями, будто избежав страшной опасности или обретя огромную и неожиданную радость. Ученики вокруг него тоже молчали, но сердца их колотились от восторга. Все эти концы света и царства небесные были не сном, не болтовней, а реальностью; и этот смуглый босой человек, который ел, говорил, смеялся и спал, как все другие, оказался настоящим Мессией Господа.

Когда трапеза завершилась и все отправились спать, Матфей, склонившись над лампадой, извлек чистый папирус из-под хитона, вынул из-за уха перо и задумался. Как он должен начать? С чего? Господь поместил его рядом с этим святым человеком, чтобы он правдиво записывал сказанное и сделанное им. Тяжелая ответственность была возложена на него: все, чему суждено было исчезнуть, он должен был ухватить на кончик пера и, записав, обессмертить. И пусть другие ученики презирают его и избегают из-за того, что он был раньше мытарем. Он докажет им, что раскаявшийся грешник лучше никогда не грешившего праведника.

Он окунул перо в бронзовую чернильницу и услышал справа над собой шорох крыльев. Казалось, ангел спустился диктовать ему. И быстрой уверенной рукой Матфей начал записывать: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил…»

Он писал и писал, пока не порозовел восток и не послышались первые крики петухов.

Они вышли из Каны — впереди Фома со своим рогом. При его звуках проснулась вся деревня.

— Прощайте, — кричал Фома, — увидимся в Царствии Небесном.

Позади шел Иисус с учениками и толпой бродяг и увечных из Назарета, которая теперь сильно увеличилась за счет присоединившихся к ним в Кане. Все они ждали. «Не может же он позабыть о нас, — повторяли они. — Придет благословенный час, и, обратив на нас свои очи, он избавит нас от голода и болезней…» Иуда на этот раз шел в самом конце процессии. Он раздобыл пару дорожных сум и теперь, останавливаясь у каждой двери, полупросительно-полуугрожающе обращался к хозяйкам:

— Мы трудимся ради вас, бедняги, чтобы вы были спасены. И вы можете помочь нам, чтобы мы не погибли от голода. Вам бы надо знать, что даже святые нуждаются в пище, чтобы подкреплять свои силы, которые потребуются для спасения человечества. Немного хлеба, сыра, изюма, фиников, пригоршню оливок — неважно, что Господь все запишет и отплатит вам на том свете. Вы дадите одну мятую оливку, а Он воздаст вам целым садом.

А если какая-нибудь хозяйка медлила открывать свою кладовую, Иуда кричал: