Артур и Джордж - Джулиан Барнс

Гарри Чарльзуорт заметил и понижение голоса, и вкрадчивость тона. Они ему не понравились.

— Ну, собственно, моим другом он никогда не был. — Но тут его лицо прояснилось. — Конечно, мне придется выкроить время от работы на ферме.

Артур вначале приписал Гарри Чарльзуорту более рыцарственную натуру, но решил не разочаровываться. Едва аванс и гонорар были обговорены, Гарри в его новой роли помощника при сыщике-консультанте показал им путь, который Джордж якобы проделал в ту ливневую августовскую ночь три с половиной года назад. Они пошли через луг за домом священника, перелезли через ограду, продрались сквозь живую изгородь, прошли по туннелю под железной дорогой, перелезли через еще одну ограду, пересекли еще один луг, одолели шипасто-цепкую живую изгородь, пересекли еще один огороженный луг и оказались перед лугом при шахте. Примерно три четверти мили. Вуд достал часы.

— Восемнадцать с половиной минут.

— А мы все сильные здоровые мужчины, — заметил Артур, продолжая выщипывать шипы из пальто и стирая грязь с башмаков. — И сейчас день, и погода ясная, и у нас у всех прекрасное зрение.

Вернувшись на ферму, Артур, после того, как деньги перешли из рук в руки, спросил про наиболее распространенные преступления. Самые обычные — кража живности, пьянство в общественных местах, поджог стогов. Какие-нибудь случаи насильства, не считая похищения живности и скота? Гарри смутно припомнил что-то, случившееся примерно тогда, когда Джорджа приговорили. Нападение на мать с маленькой дочкой. Два парня с ножом. Вызвало порядочный шум, но до суда дело не дошло. Да, он с удовольствием выяснит, что там было.

Они обменялись рукопожатиями, и Гарри проводил их к торговцу скобяными товарами, он же бакалейщик, суконщик и почтмейстер.

Уильям Брукс оказался лысым невысоким толстячком с густыми белыми бакенбардами; на нем был фартук в многолетних зеленых пятнах. Он не выказал ни особой приветливости, ни особой подозрительности и уже собирался проводить их в заднюю комнату, когда сэр Артур, толкнув локтем своего секретаря, объявил, что ему крайне необходим скребок для башмаков. Он проявил горячий интерес к предложенному ему выбору, а когда покупка была завершена и обернута, повел себя так, будто остальная часть их визита была результатом счастливой мысли, только что пришедшей ему в голову.

В задней комнате Брукс столько времени копался в ящиках и бормотал себе под нос, что сэр Артур уже прикидывал, не приобрести ли ему для ускорения жестяную лохань или парочку швабр. Однако хозяин лавки в конце концов нашел пакетик многократно сложенных писем, перевязанный шпагатом. Артур немедленно узнал бумагу, на которой они были написаны: те же листы из дешевой тетрадки, что посылались и священнику.

Брукс кое-как припомнил неудачную попытку давнего шантажа. Будто его сын Фредерик и еще другой мальчишка оплевали какую-то старуху на станции в Уолсолле, и ему предлагалось прислать деньги на адрес тамошней почты, если он хочет выручить своего сына.

— И вы ничего по этому поводу не предприняли?

— Нет, конечно. Посмотрите на письма сами. Посмотрите на почерк. Дурацкая шалость и ничего больше.

— И о том, чтобы заплатить, даже не подумали?

— Нет.

— А обратиться в полицию не думали?

Брукс презрительно надул щеки.

— Да ни на секунду. Ни на десятую долю секунды. Я просто махнул рукой, и все кончилось. А вот священник — он прямо-таки кипел. Жаловался направо и налево, писал главному констеблю и все такое прочее, а чего добился? Только хуже сделал, верно? Для себя и для сынка. Не то чтобы я его за это винил, понимаете? Просто он ничего в этой деревне не понимает. Он немножко слишком не по мерке скроен, если вы меня понимаете.

Артур обошел этот отзыв стороной.

— Но как вы думаете, почему шантажист избрал мишенью вашего сына и этого второго мальчика?

Брукс снова презрительно надул щеки.

— Так сколько ж лет прошло, сэр. Десять. Может, и больше. Вам надо моего мальчонку спросить, ну да он теперь взрослый.

— А вы помните, кто был второй мальчик?

— Зачем мне помнить?

— Ваш сын все еще живет здесь?

— Фред? Нет. Фред давно уехал. Он теперь в Бирмингеме. На канале работает. А в лавке не желает. — Он помолчал, затем добавил с неожиданной злостью: — Сучонок.

— А его адреса у вас случайно нет?

— Может, случайно и есть. А вам случайно еще к скребку чего-нибудь не требуется?

В поезде на пути назад в Бирмингем Артур пребывал в превосходнейшем настроении. То и дело он поглядывал на три пакета рядом с Вудом — все завернутые в промасленную оберточную бумагу и перевязанные шпагатом — и улыбался тому, как устроен мир.

— Так что вы думаете о трудах этого дня, Альфред?

Что он думает? А каков очевидный ответ? Ну, такой, какой будет правдив.

— Честно говоря, по-моему, мы не очень продвинулись.

— Нет, дело обстоит лучше. Не очень продвинулись мы в нескольких направлениях. И нам действительно нужен скребок для башмаков.

— Разве? А я думал, что в «Под сенью» он уже имеется.

— Не добавляйте дегтю в мед, Вуди. Скребок для башмаков никогда лишним в доме не бывает. Годы спустя мы будем называть его Скребком Идалджи и, соскребая грязь с подошв, будем вспоминать это приключение.

— Как скажете.

Артур предоставил Вуду пребывать в настроении, в котором он пребывал, и начал смотреть на проносящиеся мимо луга и живые изгороди. Он пытался представить себе Джорджа Идалджи в этом поезде, едущим в Мейсон-колледж, а после — к Сэнгстеру, Викери и Спейтсу, а после и в собственную контору на Ньюхолл-стрит. Он попытался вообразить Джорджа Идалджи в деревне Грейт-Уайрли — гуляющим по проселкам, заходящим к сапожнику, делающим покупки у Брукса. Молодой солиситор — пусть прекрасно говорящий и элегантно одетый — выглядел бы странно даже в Хайнхеде и, без сомнения, еще более странно в стаффордширской глуши. Он, несомненно, превосходный малый с ясной головой и стойкий. Но если просто взглянуть на него, а тем более глазами невежественного работника с фермы, тупого деревенского полицейского, узколобого английского присяжного или подозрительного председателя суда квартальных сессий, так вы могли бы и не проникнуть за смуглую кожу и необычность глаз. Он показался бы странным. А затем, если начинают происходить какие-то странности, то логика невежественной деревни — то, что там сходит за логику, — обязательно припишет странное странному.

А стоит отбросить рассудок, истинный рассудок, то чем дальше он останется, тем лучше — для тех, кто его бросает. Достоинства человека превращаются в его недостатки. Самоконтроль представляется скрытностью, ум — хитростью. И таким образом респектабельный юрист, слепой, как крот, и щуплый, превращается в дегенерата, который шастает по лугам глухой ночью, умудряется ускользнуть от двадцати специальных констеблей для того, чтобы шлепать по крови выпотрошенных животных. Все настолько поставлено с ног на голову, что выглядит логичным. И, по убеждению Артура, в конечном счете все сводилось к тому редкому дефекту зрения, который он сразу же заметил в вестибюле «Гранд-Отеля» на Чаринг-Кросс. Вот основа нравственной уверенности в невиновности Джорджа Идалджи и причины, почему он стал козлом отпущения.

В Бирмингеме они выследили Фредерика Брукса до его жилища вблизи канала. Он оценил двух джентльменов, от которых, по его мнению, несло Лондоном, узнал обертки трех пакетов под мышкой джентльмена ростом пониже и объявил, что его цена за информацию — полкроны. Сэр Артур, приучая себя к обычаям туземцев, предложил скользящую шкалу — от одного шиллинга трех пенсов до двух и шести пенсов, в зависимости от полезности ответов. Брукс согласился.

Фред Уинн, сказал он, так звали его товарища. Да, он был в каком-то родстве с водопроводчиком и газовщиком в Уайрли. Не то племянником, не то троюродным братом. Уинн жил в двух остановках дальше по линии, и они учились вместе в уолсоллской школе. Нет, он совсем потерял его из виду. Ну а этот случай столько лет назад — письмо и плевки, — они с Уинном тогда были совершенно уверены, что оно дело рук одного парня, который разбил окно вагона и попытался свалить вину на них. А они винили его, и охранники железнодорожной компании допросили их всех троих, а еще отца Уинна и отца Брукса. Но так и не разобрались, кто говорил правду, а потому в конце концов ограничились предупреждением каждому. На чем все и кончилось. Имя того парня было Спек. Он жил где-то недалеко от Уайрли. Нет, Брук его уже много лет не видел.

Артур записал все это своим серебряным механическим карандашом. Он оценил информацию в два шиллинга и три пенса. Фредерик Брукс не возражал.

Когда они вернулись в отель «Императорская фамилия», Артуру была вручена записка от Джин.