Бабочка на штанге - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, я и дура, а…
— Славка, уймись, — велел Слон. — Чего ты вертишься, как голой ж…й на муравейнике…
— Хулиган, — с достоинством заметила Славка.
Слон продолжал:
— У меня дома есть такая посудина, только гладкая. Вот если бы кто-то расписал…
— Мы распишем! — тут же взвились Пиксель и Топка. Они готовы были разрисовывать всё, что угодно: страницы в дневниках, асфальт на автостанции, побеленные заборы и воздушных змеев, которых запускали на склонах Фонарного холма. В школьном коридоре они расписали стену картинами подводного царства. Директор Юрий Юрьевич объявил им благодарность — за художественное мастерство — и поставил двойки по поведению — за то, что рисовали без спросу. Правда, назавтра двойки отменил…
— Мы ей таких петухов намалюем, хоть на выставку! — вертляво пообещал Пиксель.
— Ну и отбой авралу, — подвёл итог Слон. — Славка, отдай джольчика Померанцу.
Славка сердито сунула Кранцу пробку и вдруг повернулась к Марко.
— А ты…
— А что я? — сразу ощетинился Марко. Почуял, что Славке мало разборки с Кранцем, хочется чего-то ещё. — Я банок не бил и в сад не лазил… — Потом добавил игриво, чтобы задавить в себе шевельнувшуюся досаду: — И вообще я весь хороший… только голодный с самого утра…
Круглая Галка тут же передёрнула с бока на живот холщовую сумку с отпечатанным на ней фрегатом «Херсонес».
Она всегда ходила с этой торбочкой через плечо, потому что была вся из себя такая хозяйственная. Достала посыпанную сахарной пудрой плюшку:
— На…
Марко без церемоний вцепился в плюшку зубами. Она была немного чёрствая, но всё равно уж-жасно аппетитная…
— Галка, спасибо, а то чуть не помер… — И глянул на Славку: «А тебе-то чего от меня надо?»
Та опять наклонила к плечу голову, сквозь белобрысые прядки воткнула в Марко непонятные глаза. Кошачьи какие-то. Не поймёшь — то ли зелёные, то ли жёлтые, то ли табачного цвета… «До чего вредная…», — подумал Марко. Без особой, впрочем, сердитости.
Славка сладким голосом спросила:
— А почему ты, Маркуша, не принёс вчера на Камни книжку «Привидение в старой гавани»? Сам обещал, а сам…
На пустыре за домом Слона лежали несколько глыб ракушечника, это место и называлось «Камни». Здешняя компания иногда собиралась на Камнях, чтобы поболтать или почитать какую-нибудь книжку про всякие таинственные дела. Сейчас, когда почти не работали телевизоры, это случалось особенно часто.
— Я же сказал: принесу, если найду. А раз не нашёл… Евгения дала её кому-то в своём классе…
— Забыл, наверно, а теперь Евгения виновата, — непримиримо заявила Славка.
— Мирослава, чего ты вяжешься к человеку, — тормознул её Слон.
— Да… — Марко облизал с губ крошки от плюшки. — Ладно, я пошёл. Всем салют…
— Стой-замри! — вдруг велела Славка.
МАРКО РАССКАЗЫВАЕТ…
Марко замер на миг. Потом заулыбался:
— А вот фиг тебе. У меня джольчик…
— А вот и врёшь! Все знают, что старый джольчик ты посеял в столице. А новым не обзавёлся! — кошачьи глаза смотрели, как сквозь белую траву, будто из засады…
— А вот и обзавёлся! — Марко вытащил из кармана и положил на ладонь медаль с морским коньком. — Гляди!
Все опять вытянули шеи.
— Пфы! — моментально отозвалась Славка. — Это сувенирная бляшка из киоска!
— Сама пфы!.. Мне её один матрос подарил. За то, что я ему помог… в одном деле… — Марко понял, что чуть не разболтал секрет. Прикусил язык.
— Что за матрос? — тут же подпрыгнул любопытный Кудряш.
— В каком деле? — сунулся и осмелевший Кранец.
— Мало ли в каком… — помрачнел Марко. — Это наши дела, не для всякого…
— Контрабанду, что ли, помогал переправить? — хмыкнул Слон.
Пришлось объяснить:
— Никакую не контрабанду, а письмо… Он сам не мог, потому что… очень торопился. Вот я и отнёс на почту. Это его матери, чтобы не волновалась… Если не верите, спросите у тёти Тамары…
Кажется, ему поверили. Но Славка тут же сказала:
— Ха, отнёс письмо? Подумаешь, геройство! И за это — джольчик?!
Отступать было некуда.
— Смотря как отнести! Пришлось лезть по обрывам. Больше мили… А почему, не скажу. Так было надо.
То, что «пришлось лезть» из-за собственной дурости, Марко объяснять не стал. Пусть гадают, какая была причина.
Слон прошёлся по Марко глазами (по мятой рубахе, по царапинам и коленям со следами ракушечной пыли) и заметил:
— Похоже, что правда… А давно это было?
— Только что! Ну, с час назад…
У Слона подпрыгнули белёсые брови, а Славка торжествующе завопила:
— Ух и врёшь! В это время по обрывам с крейсера из пушек палили! Сам знаешь! Сунуться было нельзя нисколечко! А кто сунулся, тот бы помер с перепуга!
Марко всех обвёл взглядом. Теперь, кажется, не верил никто. И, стараясь говорить невозмутимо, он объяснил:
— А я сунулся. И не помер… Я же не знал, что будут стрелять. А снаряды ложились далеко. Я переждал, а потом уж перешёл через это место… Там так противно воняет взрывчаткой, будто кислятиной…
Икира вдруг тихонько спросил:
— Страшно было?
— До обалдения, — без хитрости сказал Марко, и опять ощутил запах снарядной начинки.
Похоже, что на этот раз все снова поверили. Но опять же, кроме Славки.
— Врёшь, — небрежно заявила она, глядя поверх головы Марко.
Ну, что с ней было делать?
— Не вру. Вот… — Марко глазами отыскал за тополями блестящий церковный крест, расправил плечи и перекрестился на него.
Но и это не убедило Славку.
— Не считается. На тебе ведь нету крестика…
Это правда, крестик Марко не носил, как-то не привык. Но…
— Я же всё равно крещёный! При рождении!
— Не считается, — снова сказала Славка.
Тогда Марко взглянул на Икиру. Тот всё ещё стоял впереди Слона, прижимался к нему спиной. И смотрел на Марко с пониманием.
— Икира! Вру я или нет?
Здесь надо сказать про Икиру.
Это был тощенький третьеклассник с лиловыми, как сливы, глазами. Серьёзный такой. Вообще- то звали его Иванко Месяц, но это лишь для школьного списка. А для всех в посёлке он был Икирой.
Те, кто не знают, могут подумать, что это японское имя. А на самом деле всё проще.
В Фонарях и в окрестностях растёт у заборов и на обочинах мелкая травка с таким названием. С крохотными, как маковые зёрнышки, лиловыми цветами, с мелкими листиками. У неё слабый горчичный запах. Листики по форме напоминают брусничные, но по цвету отличаются. С изнанки — серовато-зелёные с бурыми пятнышками, а с лицевой стороны — блестяще-коричневые. Вот таким коричневым (гораздо темнее других здешних пацанов) был Иванко. Отсюда и прозвище.
Волосы Икиры, если бы они, как у всех фонарских ребят, не выгорали на солнце, выглядели бы, наверно, рыжевато-русыми. Но догадаться об этом было можно лишь случайно — когда из-под отросших локонов появлялась на свет уцелевшая от южных лучей прядка. А так вся его «лохматость» была как у остальных — цвета очень светлой шлюпочной конопатки…
Из всей одежды Икира признавал только парусиновые шортики. Правда, были они всегда отглажены и сверкали такой рафинадной белизной, что на солнце слепили глаза. Да, было ещё ожерелье-джольчик из древних стеклянных бусинок, дырчатых камушков и мелких ракушек. Икирина мама заведовала библиотекой в поселковом клубе (в нынешние времена — почти всегда пустой). Она приучила сына к чтению, но приучить его к «цивилизованному образу жизни» так и не сумела. А где папа, не знал никто. Давно уже обитал сам по себе в северных глубинах Империи…
Лишь отправляясь в школу, Икира надевал рубашонку и клеёнчатые босоножки. А в холодные времена поверх летнего наряда натягивал — как длинный бушлат — суконную мамину кофту со стеклянными пуговицами. Но из-под кофты всё равно дерзко торчали коричневые птичьи ноги. Учительницу Анну Герасимовну это вначале пугало и раздражало. Но директор Юрий Юрьевич ей сказал:
— Оставьте вы его жить, как хочет. Это не просто ребёнок, это явление здешней природы. Как горный дубняк на скалах, как чайки или треск цикад…
И Анна Герасимовна успокоилась. Тем более, что Иванко Месяц не дурачился на уроках и не получал двоек…
Икира никогда не врал. Если не хотел отвечать на какие-то вопросы — просто молчал. Смотрел в сторону и перебирал на ребристой груди камушки и бусины ожерелья. А ещё Икира всегда чувствовал, если неправду говорили другие. Нет, он никого не разоблачал (не то, что вечная правдолюбица Славка). Но по глазам его было понятно: он всё видит и понимает. Поэтому старались при нем не врать.
— Ты — детектор лжи, — сказал ему однажды Слон. Икира шевельнул колючими плечами, словно хотел сказать: «Я же не нарочно…»
И вот сейчас шестиклассник Марко Солончук глянул на маленького Икиру с надеждой на окончательную справедливость:
