О тревогах не предупреждают - Леонид Петрович Головнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как хотелось бы сейчас сказать: «И дела в подразделении поправились». Так оно и есть, но поправлялись они не одним днем и даже не одним полугодием. Легко сдать позиции, вернуть же их стоит большого труда, а в боевой обстановке и большой крови.
Но вот он, очень важный показатель того, что дела пошли на лад, залог того, что связисты вернут право называться лидерами социалистического соревнования: через год комсомольская организация этого подразделения была признана лучшей среди спецчастей гарнизона.
Требовательность Дынина… Впрочем, его требовательность — это тоже школа.
— На нашего начпо ничем не угодишь, — бросил в сердцах как-то после совещания один из политработников, человек умелый, знающий и любящий свое дело. Разговор шел в курилке. Чувствовалось, у человека накипело на душе. Он раскрывал свою душу, явно не заботясь о том, что о нем подумают рядом стоящие. Подойди сейчас Дынин, не стал бы он подыскивать выражения более мягкие.
— Полковник видит в каждом из нас «недорабатывающих», «недопонимающих», «недовкладывающих». Есть у нас такие? Есть. Вот с ними пусть и работает. Пусть с них и потребует… Какой же я осел! Сижу, сияю. Жду: вот-вот поднимет и похвалит. Ведь какое дело сдвинули! Коллектив сплотили — не такое еще сдвинем с нашими-то людьми! А он? Поднял. Да еще как поднял! К мелочам прицепился… Нет, ему ничем не угодишь. Может, по личному делу взъелся? Ума не приложу, за что.
— Вот это вы зря, — повернулся к нему один из офицеров. — Насчет личностного. Вы у нас всего год и много хорошего сделали за это время. Всем видно, а Дынину — в первую очередь. Очень тепло отзывается о вас. Не угодили ему, говорите? А полковник Дынин терпеть не может угодников. Был здесь такой, помните товарищи? — обратился он уже ко всем. — Был, да, как пишется в заявлениях о разводе, не сошлись мы с ним характерами. Ну а у Дынина, я ведь тоже не сразу понял, свой стиль. Чистит тебя наждачной бумагой — поскрипывай телом, успевай поворачиваться. Но — гордись. До блеска тебя доводит. Потом в твое подразделение и приведет «недовкладывающего»: учись на хорошем опыте, скажет. Зажжется коллега, начнет «довкладывать» в дело душу, а у Дынина наготове уже наждачная бумага, и пошла здесь тоже доводка до нужных кондиций. Он не заставляет «вкладывать». Он учит, агитирует за полную самоотдачу делу.
— А ведь было и у меня такое, — перебил слушавший, и в его голосе уже ни следа не осталось от прежней горечи. — Было, привел он в нашу ленинскую комнату трех молодых замполитов рот…
В одном и том же военном городке о Михаиле Львовиче могут сказать так: «Открытой души человек», «Скуп на слова, строгий», «Сама доброта и отзывчивость», «Крут полковник». И все это так, все верно. Говоря словами характеристик, он требовательный и заботливый. Требовательность — предельная. Ну а забота, она постоянная, четко адресованная, если можно так сказать, и потому проявляется по-разному. Одному нужна поддержка, другому — конкретная помощь в делах ли, в быту. Третьего — успокоился товарищ — не мешает и разбудить, «подстегнуть»…
— Уж лучше бы он взыскание на меня наложил, — вздыхал такой третий, выходя из кабинета полковника Дынина. Нет, не кабинетный работник Дынин. Сам находит людей. Но коль уж вызывает к себе — хорошенько подумай, как и чем поправить положение в коллективе.
Он знает людей, умеет их видеть в завтрашнем дне. Поначалу это кажется даже странным: отзываясь о человеке, он часто оперирует глаголами будущего времени «сумеет», «справится», «думаю, сможет подтянуться». Каждому офицеру-политработнику в аттестациях он дает краткую, но точную и объективную характеристику.
В людях ценит открытость. Искренне считает, что из человека по натуре замкнутого, педантично-спокойного, невозмутимо уравновешенного может получиться, предположим, хороший разведчик, но не политработник. Не любит Михаил Львович красивости слов в речах, гладкости фраз. Однажды выговаривал одному замполиту:
— Замкнут, говорите, сослуживец? Не идет на контакт? А вы постучитесь в его душу. Сердцем своим стучитесь.
Отзываясь об одном политработнике, он дал ему самую полную характеристику всего двумя словами: «Гладкий товарищ». Это надо понимать, что политработник сглаживал углы. Не устранял сучки-задоринки, а вот именно сглаживал. Сглаживал недостатки сослуживцев, неполадки в дисциплине. Это у него вошло в привычку.
Предстояли учения. С марш-бросками, стремительными атаками и бессонными ночами. С захватом горного перевала. А послушаешь того политработника — он даже эту горную местность старался сгладить и морозную ночь своим «тепленьким» инструктажем согреть.
— Правда, что в соседней части люди на том перевале попали под снежную лавину и есть жертвы? — спросил его молодой солдат.
— Не знаю. Вряд ли. У нас ведь техника безопасности при восхождении соблюдается со всей строгостью.
Знал он о случившемся снежном обвале. И что погиб один человек, тоже знал. Вот и сказать бы, почему погиб, поговорить о технике безопасности — как бы было к месту! Дело в том, что буквально на днях в тех же горах, где предстояло учение, один взвод грубо нарушил технику безопасности, не соблюдал дисциплину марша. Трасса была разведана и указана на картах. Отставший взвод решил спрямить путь в горах и пошел на внешне ровный и безобидный снежный карниз… Спасли всех, кроме одного.
С офицерами части уже было разобрано это чрезвычайное происшествие. Выяснятся все обстоятельства, и случившееся доведут до сведения каждого солдата, готовящегося к учениям. Это будет через два часа, в клубе части. Ну а сейчас?
— Почему не ответили на вопрос? — спросил Дынин у замполита.
— Подумалось, что не стоит сбивать им боевой настрой перед выходом.
А тем временем в коридоре:
— Не в курсе замполит, а может, и скрывает, — говорил тот вихрастый солдат, что задал вопрос. — А я знаю. Слышал от того, кто видел. Была лавина, вроде бы восемь человек погибло…
У подобной «гладкости», как ни странно, очень много острых углов, царапающих, а то и коверкающих людские отношения, порой весь микроклимат в коллективе.
Одно происшествие в «благополучном» подразделении, второе… Полковник Дынин — там. Скрупулезно разбирается в обстановке, сложившейся в подразделении.
— Кто бы мог подумать, что рядовой Карпушкин допустит такое! — сетовал замполит роты. И этим, как потом с горечью скажет на совещании политработников полковник
