Епитимья - Рид Рик Р.

Теперь она была ему благодарна за помощь.

Карла вышла в холл, и у нее перехватило дыхание. В холле стоял незнакомец, невысокий, с темными редеющими волосами. В руках он держал револьвер. Когда он подошел к ней, Карла вскрикнула и отпрыгнула назад, в квартиру, захлопнув за собой дверь.

Она навалилась на дверь изо всех сил, тяжело дыша, а мужчина толкал дверь и колотил в нее. Карла старалась запереть дверь на болт: впервые за много лет ее мускулы ожили. Дверь будто превратилась в существо, вставшее на дыбы и взбунтовавшееся против нее. Когда наконец ее пальцы повернули болт, удар снаружи вдавил дверь, и болт не встал в паз.

Она услышала громкое кряканье из-за двери, а затем, прежде чем успела сообразить, что случилось, дверь открылась внутрь. Карла отступила назад.

Человек пулей влетел в дверной проем. Его белые глаза пылали яростью. Мгновенно, прежде чем Карла успела сделать движение, он выхватил из-за пояса револьвер и схватил Эвери за ворот, толкая его впереди себя.

— Бог мой! — Карла качнулась назад, держа одну руку за спиной и пытаясь нашарить ею что-нибудь, чем она могла бы себя защитить.

Но позади не было ничего, пустота.

— Чего вы хотите? — Сердце Карлы колотилось. Человек захлопнул за собой дверь. Карла бросилась в спальню. Там был замок на двери, а в комнате телефон.

Если у нее только будет время набрать 911, там установят, откуда звонили, и найдут их, положат конец этому кошмару.

Она ухитрилась добраться до порога спальни, но тут тип рванул ее за волосы. Карла закричала:

— Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите!

Конечно, в доме могли услышать ее крики и вызвать полицию.

— Ты жалкая сучка. — Незнакомец зажал ей рот рукой и навис над ней так близко, что мог шептать ей на ухо.

Эвери била дрожь. Он разрывался между желанием помочь матери Джимми и искушением воспользоваться паузой, чтобы вырваться, броситься на улицу и позвать на помощь. Но оцепенение пригвоздило его к месту.

Глаза Карлы вылезали на лоб, когда она старалась вырваться из рук Морриса, оторвать его пальцы от своего горла. Каждое ее движение заставляло его сжимать руки все сильнее. Ее длинные пожелтевшие ногти зарывались в мякоть его рук, рвали и царапали ее.

Но Моррис не замечал этого.

— Слушай, ты, сука, ты сейчас же прекратишь трепыхаться и пойдешь с нами, — шептал он, — иначе я вставлю дуло этого револьвера тебе между ногами и выстрелю. — Он сильно рванул ее голову вбок.

Раздался звук, похожий на щелчок, и Карла зажмурила глаза от боли.

— Поняла?!

Карла кивнула.

Моррис отнял руку от ее рта.

— Ты поняла?

Карла тяжело дышала, не в силах вымолвить ни звука.

— Говори, ты поняла меня?

— Поняла...

Глаза женщины остекленели, рот ее был открыт, челюсть отвисла. Лицо стало мертвенно-бледным.

— Ладно, — сказал Моррис, — значит, больше крика не будет?

— О нет, — с трудом пробормотала Карла охрипшим голосом, тяжело, со свистом дыша.

Эвери хотелось подойти к ней и сказать, что они как-нибудь выпутаются из этой истории, ведь теперь их двое против одного. Они должны оставаться спокойными и думать, искать выход. Но говорить он не мог. Только ободрить ее взглядом, что и попытался сделать. Но когда их глаза встретились, ее лицо выразило лишь отвращение, она была уверена, что Эвери добровольно участвует в заговоре. От этого ему стало совсем тошно.

Моррис положил руку на плечо женщины и толкнул ее вперед.

— Вы, миссис Фелз, должны находиться прямо передо мной. Или вы — мисс? Не беспокойтесь: знаю, что вы именно миссис. Мамочка своего сына. Вы должны двигаться именно так, потому что я не доверяю вам. Мы выйдем из этого дерьмового дома и пойдем к моему пикапу. Вы не будете ни на кого смотреть, не скажете никому ни слова. Поняли меня?

— Да, — ответила Карла тусклым, погасшим голосом. Все ее тело, руки и ноги, казалось, налились какой-то тяжестью, и от этого движения казались механическими, безжизненными.

Эвери шел рядом с Моррисом — так все трое и двинулись к двери.

— Миссис Фелз, вы, случайно, не знаете, где я мог бы найти вашего маленького ублюдка?

Карла покачала головой. Прядь волос упала ей на лоб, но она не поправляла ее. Эвери испытывал желание дотянуться до ее лица, отбросить волосы назад...

— Значит, вам нечего мне сообщить? В машине я, возможно, расскажу вам кое-что о вашем мальчике. — Моррис рассмеялся. — О том, как я трахал его в его славненький маленький задик.

Колени Карлы стали ватными, и она свалилась на пол. Моррис пнул ее.

— Вставай!

Она уцепилась за стену, ища опору и пытаясь встать на ноги. Эвери потянулся, чтобы помочь ей. Моррис прижал револьвер к его запястью.

— Пусть делает это сама.

Эвери отступил назад и смотрел, как Карла пытается принять вертикальное положение. Моррис открыл дверь:

— Так помни, что я сказал.

Втроем они вошли в холл. Эвери попытался представить себе, как кончится этот день. Доживет ли кто-нибудь из них до вечера, разумеется, за исключением Морриса?

Он думал о людях, которые находились за дверями, мимо которых они проходили. Что они все делали? Наверное, смотрели по телевизору футбол, готовили воскресный обед, и никто, совершенно никто не мог себе представить кошмара, который творится прямо у них за дверью.

Больше всего на свете ему хотелось находиться за одной из этих дверей, беспокоясь лишь об одном — есть ли у него ужин на сегодняшний вечер.

— К лифту не идти, спускаться по лестнице. Там безопаснее.

Табличка «Выход» над дверью была сожжена каким-то шалуном. Карла вышла первой. На темной и затхлой лестнице дышать было трудно. Цементные ступеньки и металлические перила, окрашенные тускло-серой краской, вели в неизвестность.

Когда они начали спускаться, Карла повернулась к Моррису:

— Зачем вы все это делаете, а?

— Заткнись и иди молча.

— Нет! — вдруг заорала Карла. — Не заткнусь! — Она толкнула Морриса, и он упал. Молниеносным движением она выхватила револьвер у него из руки. Эвери не верил своим глазам: Моррис, растерянный, пытался встать, отталкиваясь от пола.

Лицо Карлы тоже выражало глубокое потрясение: она была в шоке. С минуту она смотрела на оружие в своих руках, как бы недоумевая, каким образом оно там оказалось. Затем она дрожащими руками направила его на Морриса.

— Теперь, сукин сын, ты будешь танцевать под мою дудку.

— Положи револьвер. Ты не знаешь, как им пользоваться.

Моррис отступил от нее подальше, но выражение его лица опровергало спокойствие его слов. Он выглядел напуганным.

— Ну, ты даешь. Думаешь, на спусковой крючок может нажать каждая дура?

— Может, — сказала Карла, — верно, черт побери. Теперь вы пойдете впереди меня, мистер, как вас там. — Голос Карлы прерывался и дрожал.

Они ступили на лестницу.

— Когда мы спустимся, я вызову копов из коридора. Там есть телефон. — Мать Джимми выглядела одержимой. Лицо блестело от пота.

Ее взгляд метался, стараясь охватить и впитать все сразу. О чем она думала? Откуда у нее взялось мужество сделать то, что она сделала?

— Твой сын — один из тех, кому следует сидеть в тюрьме, миссис Фелз, — сказал Моррис. — Если бы не он, никто не оказался бы в таком дерьме.

— Не желаю этого слушать. Иди себе.

Но Моррис продолжал:

— Если бы он не шлялся по улицам, предлагая всем свой зад, я бы не встретил его и ничего бы этого не случилось. Почему ему надо было этим заниматься, миссис Фелз, а?

— Еще одно слово, и я буду вынуждена воспользоваться этой штукой.

Слова были суровыми, а голос дрожал.

А Моррис, казалось, был слишком спокоен для той ситуации, в которой оказался, говорил связно и продуманно.

— Конечно, вы как мать не очень-то себя утруждали заботами о нем. В ту ночь, когда я его встретил, он был готов сосать мой член... чтобы заработать немного денег и купить себе чего-нибудь поесть. Разве это не обязанность матери — обеспечить едой своего тринадцатилетнего сына?