Безумная одержимость (ЛП) - Лори Даниэль

— Почему?

Я вздохнула.

— Либо у тебя будет сотня детей от России до Сиэтла, либо ты намеренно непонятно себя ведёшь.

Он усмехнулся и мягко поправил:

— Бестолково, malyshka. (прим.пер: Малышка)

Звук его мягкого смеха заставил мое тело осветиться теплом.

— Ну тогда? У тебя есть дети, о которых ты мне не говорил?

Его молчание коснулось моей кожи, заставляя нервные окончания напрячься.

— У меня нет детей, — сказал он наконец.

— Откуда ты это знаешь, если не пользуешься презервативом?

— Потому что я не собираюсь пользоваться презервативом, — сказал он напряженным голосом. — Ты единственная, с кем я сплю, Джианна. Я думал, что чертовски ясно дал тебе понять.

Мне следовало остановиться здесь. Я должна была почувствовать напряжение в воздухе, которое растягивало кислород. Но я не могла. Потому что устала быть трусихой, стоять на краю Кристиана Аллистера, позволяя ему прикасаться ко мне, целовать, трахать и владеть мной.

— Тогда, до меня. Я уверена, что ты не всегда пользуешься презервативами. Ты, кажется, слишком равнодушен насчёт этого.

Он провел рукой по лицу.

— Брось, malyshka. (прим.пер: Малышка)

Ревность поднялась во мне, пробив дыру в груди и наполнив кровь горечью. Он никогда не был настолько серьезен ни с одной из девушек, с которыми я его видела, и все же он был с одной — или несколькими? — без презерватива. То, что мы делали, казалось бессмысленным. Дешевым. Самые серьезные отношения, которые я когда-либо видела у него, были с Поршей, и даже тогда они длились не намного дольше, чем остальные.

— Ты пользовался презервативом с Поршей?

— Да.

Это был яростный ответ. Правдивый.

Возможно, секс без презерватива был с кем-то, когда он был моложе. С какой-то Русской девчонкой-подростком. Я ненавидела ее. Хотя сомневалась, что у него было бы много времени для девочек, пока он был заперт в тюрьме большую часть своих подростковых лет.

Мне становилось все обиднее, что вопросы накапливались сами собой, а на них отвечали: «Брось, malyshka.» (прим.пер: Малышка), и полными увертками. Этот мужчина даже слышал историю о том, как я потеряла девственность из уст собственного мужа. Мне казалось справедливым услышать то же самое.

— Как ты потерял девственность?

Температура упала до отрицательных значений, дыхание замерзло в легких. Воздух стал горьким, едким, как укус пчелы.

Он сел на край кровати и уперся локтями в колени. Его плечи напряглись, в его голосе не было эмоций.

— Убирайся.

В животе похолодело.

— Что?

— Я сказал, убирайся.

Мое горло сжалось от унижения и предательства.

Я встала, подняла с пола футболку, надела ее через голову и направилась к двери. Я остановилась, каждая клеточка моего тела бунтовала против идеи уйти.

— Если ты заставишь меня выйти за эту дверь, я не вернусь, Кристиан. Нет, пока у тебя не будет ответов для меня.

Он не взглянул на меня.

И не остановил меня.

Я закрыла за собой дверь своей квартиры и прислонилась к ней, пустота этого места коснулась моей кожи. Сожаление подпитывало мою решимость, пока я не захотела развернуться и забрать последние слова, слетевшие с моих губ. Я хотела — должна была — вернуться и исправить все, что пошло не так. Извиняться или умолять, чего бы это ни стоило. К счастью, моя гордость была непоколебима; я не собиралась позволить ему превратить меня в нечто столь жалкое.

В ту ночь я впервые за несколько недель спала в своей постели. Было тихо. Слегка холодно. По моей щеке скатилась слеза, и я сказала себе, что ненавижу его за то, что он заставил меня так себя почувствовать.

Но я вовсе не испытывала к нему ненависти.

Это неуловимое чувство, близкое к панике, но достаточно далекое, было чем-то совершенно другим.

И, когда мое сердце причиняло боль с каждым последующим вздохом, я вдруг поняла, что это было.