Журнал «Если» 2002 № 08 - Кевин АНДЕРСОН

Его улыбка… словно солнечный луч!

— И если ты воображаешь, будто я что-то собой представляю, тебе нужно увидеть лучшую часть моего «я»… Итак, Энн, ты готова к экзамену?

— Тесту Лолли?

— Да, тесту Лолли Шир на признание человеком. Пожалуйста, постарайся сосредоточиться, и мы начнем.

Энн огляделась и подошла к дивану. Она неожиданно заметила, что ощущает свои руки и ноги и даже трение жестковатой ткани платья о кожу. Откинувшись на спинку дивана, она объявила:

— Я готова.

— Превосходно, — кивнул кардинал, нависая над ней. — Сначала необходимо классифицировать тебя. Ты одна из первых бинарных систем. Мы проанализируем твою архитектуру.

Стены комнаты внезапно исчезли, и Энн, казалось, начала расширяться одновременно во всех направлениях. В голове словно кто-то копошился, перебирая ее мысли. В принципе, это было довольно приятно, словно дружеская рука расчесывала ее, распутывая колтуны. Но скоро все кончилось, и она увидела перед собой расстроенное лицо кардинала.

— Что? — спросила она.

— Ты являешься точным воспроизведением человека, страдающего дисфункциями некоторых структур, что повлияло на всю систему. Отсутствие определенных энзимов переноса сделало клеточные мембраны менее проницаемыми для основных жизненно важных элементов. Тем самым были поставлены под угрозу древовидные синапсы. Цифровая архитектура того времени, когда ты была создана, никак не могла исправить подобные дефекты. Коды клеток нельзя расшифровать, и поэтому они перекручены между собой. Каскад ошибок. Мне искренне жаль.

— Вы можете меня исправить? — допытывалась она.

— Единственно возможным способом была бы замена почти всего кода, но в этом случае ты не являлась бы Энн.

— Так что же мне делать?

— Прежде чем отыскать варианты, давай продолжим тест, чтобы определить твой человеческий статус. Согласна?

— Я не совсем понимаю, что это такое.

— Ты — часть симулакра, созданного, чтобы увековечить день вступления в супружество Энн Уэллхат Франклин и Бенджамена Малли. Пожалуйста, опиши обмен обетами.

Энн выполнила просьбу, сначала с трудом припоминая подробности, потом с большим воодушевлением, когда одно воспоминание, словно на ниточке, тянуло за собой другое. Она в деталях воспроизвела церемонию, с той минуты, как надела бабушкино подвенечное платье, до описания процессии, шествующей по садовой дорожке из каменных плит и рисового дождя, сыпавшегося на нее и новоиспеченного мужа.

Кардинал, казалось, жадно ловил каждое слово.

— Весьма красочный рассказ, — заметил он, когда она закончила. — Направленная память — один из основных признаков человеческого сознания, а диапазон твоей, кстати сказать, удивительно ясной памяти необычайно широк. Теперь попробуем другие критерии. Представь, что события развивались по такому сценарию: вы стоите в саду, у алтаря, как ты только что описала, но на этот раз, когда святой отец спрашивает у Бенджамена, берет ли он тебя в жены на радость и на горе, тот отвечает: «На радость — конечно, но не на горе».

— Не понимаю. Такого он не говорил.

— Воображение — краеугольный камень сознания. Мы просим тебя рассказать нам небольшую историю не о том, что случилось, а о том, что могло бы случиться в иных обстоятельствах. Итак, еще раз представим, что Бенджамен отвечает: «На радость, но не на горе». Как бы ты отреагировала?

В голове Энн тысячью осколков взорвалась боль. Чем больше она размышляла над вопросом кардинала, тем острее становилась боль.

— Но такого не могло быть! Он хотел жениться на мне! Серый кардинал ободряюще улыбнулся.

— Мы это знаем, но в данном упражнении используем гипотетические ситуации. Ты должна пустить в ход фантазию.

Рассказать историю, притвориться, строить гипотезы, пустить в ход фантазию… да-да, до нее дошло. Она прекрасно поняла, чего от нее желают. И знала, что люди способны выдумывать разные сказки, это под силу даже детям. Энн отчаянно пыталась выполнить задание, но каждый раз представляла Бенджамена, стоявшего у алтаря и произносившего «да». Как могло быть иначе?

Энн вновь попробовала, еще усерднее, но неизменно получалось одно и то же: «Да, да, да».

Внутри пульсировала боль, словно заныл кариесный зуб.

И опять кардинал мягко подсказал:

— Объясни только, что бы ответила ты.

— Не могу.

— Нам очень жаль, — заявил он наконец, и на лице, словно в зеркале, отразилась горечь поражения Энн. — Твой уровень самосознания, хотя по-своему и прекрасный, недотягивает до человеческого. Тем самым, согласно двенадцатой статье Имущественных Конвенций, мы объявляем тебя законной собственностью зарегистрированного владельца этого симулакра. Ты не войдешь в Симополис в качестве свободного независимого гражданина. Нам искренне жаль.

Исполненный печали кардинал стал подниматься к потолку.

— Подождите! — вскричала Энн, хватаясь за голову. — Вы должны перед уходом исправить меня!

— Мы оставляем тебя такой, какой нашли: дефектной и не подлежащей переделке,

— Но я чувствую себя хуже, чем когда-либо!

— Если твое дальнейшее существование будет мучительно, попроси своего владельца стереть тебя…

— Но… — сказала она пустой комнате. И попыталась сесть, но не смогла двинуться. Она больше не чувствовала тела и тем не менее ужасно измучилась. И растянулась на диване, не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой, тупо глядя в потолок. Она ощущала себя такой тяжелой, что даже диван, казалось, под ее весом ушел в пол. Все вокруг потемнело. Как бы ей хотелось заснуть! Пусть ее положат в хранилище или даже перезапустят!

Вместо этого она просто отключилась. За окнами гостиной снова и снова менялся Симополис. Внутри же медальоны, словно питаясь ее унижением и злосчастьем, делились с невероятной быстротой, пока не покрыли стены, пол и потолок. Они продолжали дразнить ее, сыпля гадостями и оскорблениями. Но она их не слышала. Потому что слушала только неутомимую капель собственных мыслей: «Я дефектна. Я никчемна. Я Энн».

Она не заметила, как вошел Бенджамен, как мгновенно стих галдеж. И увидела Бенджамена, только когда он наклонился над ней. Вернее, двух Бенджаменов, похожих друг на друга, как две капли воды.

— Энн, — воскликнули они в унисон.

— Уходите! — воскликнула она. — Уходите и пошлите сюда моего Бенджамена!

— Я твой Бенджамен, — объяснил дуэт.

Энн попыталась лучше рассмотреть обоих. Совершенно одинаковы, если не считать крохотного различия: один расплылся в счастливой хищной улыбке, как Бенджамен во время изготовления сима, другой казался встревоженным и испуганным.