Тайны Удольфского замка. Том 1 - Анна Рэдклиф

Скоро вернулась Катерина с дровами; и вот, когда затрещало веселое пламя и оживило комнату, Эмилия спросила Аннету, навела ли она справки, как ей было приказано?

— Да, барышня, — отвечала та, — но ни одна душа ничего не знает; а старик Карло (говорят, он много чего таит в себе) скорчил странное лицо и несколько раз спросил меня, верно ли, что дверь была когда-нибудь не заперта? Господи, говорю я, это так верно, как Бог свят! Скажу вам по правде, барышня, я сама так испугана, что ни за какие блага в мире не осталась бы ночевать здесь; уж лучше я соглашусь спать на большой пушке, что стоит там на восточном валу.

— Что же ты имеешь особенного против этой пушки, чем она хуже других? — улыбнулась Эмилия, — самая лучшая пушка — прежесткая постель!

— Уж конечно, барышня, на всякой пушке жестко спать, но говорят, будто в глухую полночь является какая-то фигура и стоит возле большой восточной пушки, точно сторожит ее.

— Ну, голубушка Аннета, ты, я вижу, рада верить всякому вздору.

— Милая барышня! да я покажу вам эту самую пушку, вы можете видеть ее отсюда из окон.

— Но это вовсе не доказывает, что ее сторожит какое-то привидение!

— Как! но если я укажу вам самую пушку. Бог с вами, вы ровно ничему не верите!

— В подобных вещах я верю только тому, что сама увижу.

— Ладно, барышня, в таком случае вы сами увидите, стоит вам только высунуться из окошка.

Эмилия не могла не рассмеяться; Аннета казалась удивленной. Заметив в ней чрезвычайную склонность верить всему чудесному, Эмилия не стала даже касаться того, о чем намерена была заговорить, боясь, что Аннета окончательно потеряет голову от ужаса, и вместо того завела речь о веселом предмете: о гонках гондол в Венеции.

— Ах, барышня, уж и не говорите про эти состязания гондол! — воскликнула Аннета, — какие бывало чудные лунные ночи, и вообще как много прекрасного в Венеции! Право, и луна-то там светит ярче, чем где-нибудь. Притом какое наслаждение слушать музыку, песни, какие бывало распевал Людовико под окном, у западного портика! Кстати, барышня, ведь это он, Людовико, рассказал мне про ту завешенную картину, которую вам так хотелось видеть вчера вечером, и…

— Какую картину? — спросила Эмилия, желая вызвать Аннету на объяснение.

— Ну, ту страшную картину, закрытую черным покрывалом…

— А сама ты не видала ее? — спросила Эмилия.

— Кто, я? Полноте, барышня, никогда не видывала. Но вот нынче утром, — Аннета понизила голос, пугливо озираясь, — нынче при дневном свете, знаете, мне вдруг взбрело на ум взглянуть на диковинку, после того, что я наслушалась про нее странных намеков; вот я и дошла до двери и непременно отворила бы ее, но она оказалась запертой.

Эмилия, стараясь скрыть свое волнение, спросила, в котором часу Аннета подходила к дверям комнаты; оказалось, что это случилось вскоре после того, как она сама была там. Из других расспросов она убедилась, что Аннета и, по всей вероятности, тот, кто сообщал ей все эти сведения, не знали страшной истины, хотя с вымыслами было перемешано многое похожее на правду. Теперь Эмилия стала бояться, что ее посещения в таинственную комнату были замечены — двери оказались запертыми немедленно после того, как она побывала там — и что Монтони будет ей мстить за ее любопытство. Ей страстно хотелось узнать, откуда и как взялась выдумка, внушенная Аннете: ведь Монтони мог желать только одного — молчания и тайны. Но она чувствовала, что эти мысли слишком ужасны, чтобы заниматься ими в час ночной, и старалась отогнать их от себя, разговаривая с Аннетой, болтовня которой, при всей ее наивности, была все-таки лучше, чем тишина и безмолвие глухой ночи.

Так они просидели вместе почти до полуночи, причем Аннета несколько раз порывалась уходить. Огонь почти потух; Эмилия слышала в отдалении громкое хлопание входной двери, которую запирали на ночь. Она приготовилась лечь спать, но ей все не хотелось отпустить от себя Аннету. В эту минуту раздался большой колокол у портала. Обе девушки насторожились в боязливом ожидании; через некоторое время звон раздался снова. Вскоре после этого они услышали стук колес по двору. Эмилия почти без чувств откинулась на спинку стула.

— Это граф, — промолвила она.

— Как! в такую пору ночи? Полноте, что вы, барышня? Странное время для посещений! ..

— Пожалуйста, прошу тебя, добрая Аннета, не теряй времени на пустую болтовню. Сбегай ради Бога, узнай, кто приехал!

Аннета вышла и захватила с собой свечу, оставив Эмилию в потемках; за несколько минут перед тем темнота показалась бы ей страшной, но теперь в своем волнении она ее почти не замечала. Она ждала и прислушивалась, затаив дыхание; до нее доносились какие-то далекие звуки, но Аннета не возвращалась. Наконец терпение Эмилии лопнуло, она решила выйти в коридор; не скоро удалось ей нащупать дверь своей комнаты, и когда она наконец отворила ее, то побоялась пуститься в непроглядную тьму коридора. Теперь ясно слышны были голоса; Эмилии показалось даже, что она отчетливо различает голос Монтони и графа Морано. Вскоре послышались приближающиеся шаги; вслед затем луч света пронизал тьму и появилась Аннета; Эмилия бросилась ей навстречу.

— Да, барышня, ведь вы не ошиблись, и вправду это граф приехал.

— Он приехал! — воскликнула Эмилия, устремив глаза к небу и схватившись за руку Аннеты.

— Боже мой милостивый, да не волнуйтесь же, барышня, ишь ведь как побледнели! Скоро мы все узнаем.

— Узнаем, конечно, — промолвила Эмилия, быстрыми шагами устремившись назад в свою комнату. — Мне что-то нехорошо, мне нужно воздуху!

Аннета распахнула окно и принесла воды. Дурнота скоро прошла, но Эмилия попросила Аннету не уходить, покуда за ней не пришлет Монтони.

— Что вы, барышня! Да станет ли он беспокоить вас в глухую пору ночи; наверное он думает, что вы спите.

— Ну, так останься со мной, пока я не засну, — сказала Эмилия, почувствовав временное облегчение при этой мысли, довольно вероятной, хотя она раньше не приходила ей в голову. Аннета скрепя сердце согласилась-таки остаться; Эмилия, поуспокоившись, решилась задать ей несколько вопросов, между прочим: видела ли она графа?

— Как же, барышня! я видала, как он выходил из экипажа. Отсюда я пошла прямо к решетке в северной башне, знаете, оттуда видно все, что делается во внутреннем дворе. Вот и увидала я графский экипаж и самого графа; он ожидал у ворот, потому что привратник спал — при нем было несколько человек верхами и с факелами в руках. Как отперли ворота, граф сказал что-то такое, чего я не могла разобрать, потом вышел из экипажа, а с ним еще какой-то господин. Я была почти уверена, что синьор Монтони уже лег спать, и побежала в барынину уборную — попытаться, не услышу ли чего интересного. Но по пути повстречалась с Людовико, и он сказал мне, что синьор не спит и о чем-то совещается с его, Людовико, барином и другими господами в той комнате, что в конце северной галереи; при этом Людовико приложил палец к губам, дескать; «тут творится что-то необыкновенное, но об этом надо держать язык за зубами, Аннета!». Вот я и держу язык за зубами, барышня, и сейчас же пришла сюда рассказать вам.

Эмилия спросила, кто такой кавалер, сопровождавший графа Морано, и как Монтони принял их, но Аннета ничего не могла объяснить ей.

— Людовико, — прибавила она, — сейчас бегал звать лакея синьора, чтобы тот доложил о приезде гостей.

Эмилия сидела в задумчивости; тревога ее настолько усилилась, что она послала Аннету в людскую, где та могла по крайней мере услыхать что-нибудь о намерениях графа относительно пребывания его в замке.

— Ладно, барышня, я, пожалуй, схожу, — промолвила камеристка с готовностью, — но как же я найду дорогу, если оставлю вам лампу?

Эмилия вызвалась посветить ей, и обе женщины вышли из комнаты. Дойдя до верхней площадки главной лестницы, Эмилия вспомнила, что тут может встретиться с графом Морано и, чтобы избегнуть главного входа, Аннета выбрала другую дорогу, по боковым коридорам к задней лестнице, ведущей прямо в людскую.

Возвращаясь к себе, Эмилия боялась заблудиться в запутанных ходах замка и снова наткнуться на какое-нибудь страшное зрелище. Боязливо подвигалась она вперед и вдруг ей почудилось, что она слышит в отдалении тихие стоны; остановившись, она услыхала их вторично и уже совершенно явственно. Направо в коридоре было несколько дверей. Эмилия шла, прислушиваясь. Дойдя до второй из этих дверей, она услыхала изнутри жалобный голос. Она остановилась, не смея отворить дверь и в то же время не решаясь отойти. Вслед затем раздались судорожные рыдания и наконец вопли, раздирающие душу. Эмилия стояла пораженная и в боязливом ожидании старалась пронизать взором окружающую тьму. Стенания продолжались. Жалость наконец преодолела страх. Не может ли она чем-нибудь помочь страдальцу — мелькнуло в голове Эмилии, и вот она взялась за ручку двери. Ей казалось, будто она узнает этот голос, хотя и изменившийся от горя. Поставив лампу на пол в коридоре, Эмилия тихонько приотворила дверь; за нею было темно, только из отдаленной части комнаты струился слабый свет. Эмилия тихо вошла. Прежде чем она успела дойти до освещенной полосы, ее поразила фигура г-жи Монтони, склоненная над туалетным столом, в слезах и с носовым платком у глаз. Эмилия замерла на месте.