Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

Вскоре Брижит осенило, что на всем можно неплохо заработать, и, недолго думая, она принялась проталкивать собственную коллекцию под названием «Мадраг». Нацелясь главным образом на «таких же женщин, как я, которых не мучают комплексы и которые знают цену своей женственности», Бардо, не мудрствуя лукаво, шумно разрекламировала то, что сама носила вот уже несколько лет.

Все это — составные части массового помешательства, известного как «бардопоклонничество» — «Bardolatrie».

Теоретически это слово должно означать «обожание Бардо». По крайней мере, так оно понималось во французском и вскоре легко проникло в английский. Разумеется, правильнее было бы писать «Bardotolatrie» — правда, в таком виде оно, согласитесь, смотрится довольно неуклюже и тяжеловесно. Однако в укороченном варианте, при прямом переносе из французского в английский, возникает путаница в значении: заглянув в Оксфордский словарь, вы найдете, что «Bardolatrie» означает «обожание барда».

Брижит вся эта шумиха неизменно казалась великой глупостью. Всякий раз, когда кто-нибудь рассказывал ей об этом, она отвечала ироничной фразой: «Когда я снималась в кино, меня постоянно критиковали то за мой комический стиль, то за мою прическу, то за то, как я одевалась, как я жила. И вот теперь, когда я на всем этом поставила точку, люди начинают превозносить все то, за что раньше меня ругали. Ну не смешно ли?».

Но тогда, в те дни, когда дело доходило до одежды, вряд ли она могла рассчитывать на победу.

«Стоит мне выйти откуда-нибудь в простеньком платье или джинсах, я слышу, как люди вокруг начинают ворчать, что, мол, с такими деньгами, как у меня, можно было надеть что-нибудь поприличнее. Стоить мне пересилить себя и надеть самое красивое свое платье, свое самое дорогое пальто и кольцо с бриллиантом, как те же самые люди укоряют меня тем, что я, мол, строю из себя кинозвезду».

И тем не менее смысл «бардопоклонничества» не ускользнул от широких масс. Как это ни парадоксально, но потребовалось довольно долгое время, прежде чем восковая Брижит Бардо заняла свое место среди других фигур мадам Тюссо. Правда, дело отнюдь не в том, что знаменитый лондонский музей запоздал с «бардопоклонничес-твом». Скульпторы музея воссоздали лицо Брижит в воске еще в конце пятидесятых годов, но у них возникли проблему с телом. В те годы женские фигуры выставлялись только одетыми, так что точность воспроизведения не играла особой роли. Немыслимое дело — королева в бикини! Как и Бардо в горностаевой мантии. Но поскольку в музее пеклись о приличиях, то для Брижит была выбрана мини-юбка, купленная по этому случаю в одном из модных магазинов в Париже. И все равно открытые бедра и плечи фигуры не давали администрации покоя. «До этого нам еще ни разу не удавалось создать идеальное женское тело, и, как нам кажется, фигура мисс Бардо получилась у нас не слишком удачно». Так что Брижит полностью увековечили в воске лишь в 1967 году.

Надо сказать, что остальной мир уловил поветрие «бардопоклонничества» гораздо раньше. К концу пятидесятых годов даже знаменитая кукла Барби начала щеголять длинными белокурыми локонами и фигурой точь в точь, как у Бардо, и носила платья в клеточку.

У некоторых людей хватило прозорливости вовремя сообразить, что пресловутая клеточка Бардо пахнет большими деньгами, и в Штатах колеса бизнеса закрутились вовсю. Чего здесь только не производили — купальники, солнечные очки, косметику — все, что угодно, но непременно в клеточку. На прилавках появилось фирменное белье, в комплект которого входил «бюстгальтер Бардо» — господи, свихнуться можно! — детище компании «Миленькие бюстгальтеры». Не верите? А чтобы покупатели, не дай бог, не прошли мимо, компания наняла неотличимых друг от друга блондинок из кордебалета клуба «Копакабана», и те усердно демонстрировали пикантную продукцию.

Иногда достаточно было быть приятелем Брижит.

Жан Букен прилетел из Ниццы в Испанию. У Брижит были там съемки, и он привез ей кое-что из одежды. На вид настоящий хиппи — длинноволосый и с развевающимся шарфом на шее — Букен тотчас привлек к своей особе всеобщее внимание в мадридском аэропорту, особенно, когда, подойдя к кабинке паспортного контроля, никак не мог отыскать свой паспорт.

Испанские власти заявили, что без документов в страну его не допустят. Ну а поскольку Букену меньше всего хотелось, чтобы его отправили назад во Францию, он попытался объяснить, что прилетел в Мадрид по одному важному делу — а именно: встретиться со своей знакомой, Брижит Бардо.

Представители паспортной службы не могли никак взять в толк, что он им говорит. «Брижит Бардо, — твердил Букен, — Брижит Бардо. Я привез ей одежду».

По-прежнему никакой реакции.

На счастье, у Букена оказался постер с ее портретом. Развернув плакат, он поднял его повыше, картинкой к испанцам. «Брижит Бардо, — повторил Букен. — Mon amie. Mia amiga. Моя знакомая».

«А-а-а, — внезапно дошло до испанских пограничников. — Брижит Бардо, — и они закивали головой, — si, si, si».

Так, с одним только ее портретом в руках, Букен прошел через паспортный контроль.

Один из лучших французских журналистов Кристиан Бренкур, который был знаком с ней более тридцати лет, одним из первых понял, что сила притягательности Брижит может проявляться в самых неожиданных ситуациях.

Блестящий репортер и закаленный в боях военный корреспондент, он осознал масштабы ее славы, когда однажды, находясь с заданием во Вьетнаме, стал свидетелем такой сцены. В Дананге американские врачи принесли тело только что убитого солдата. Проверив его карманы, они обнаружили две фотографии: одну — матери, а другую — Брижит Бардо.

«Бринк» и «Бри» — как они называли друг друга — не были любовниками, что, очевидно, и является одной из причин, почему им удалось сохранить многолетнюю дружбу. Они поддерживали друг друга, когда разваливались семьи их обоих, когда кому-то из них требовались забота и внимание. В каком только настроении не видел Бардо сдержанный бородатый Бренкур.

«Когда она злится, то перед вами настоящая фурия, она мечет громы и молнии и ей все равно, на кого направлен ее гнев. Робость ей не свойственна. Она всегда говорит то, что думает. Другие так часто пользовались ею в своих целях, что она научилась, постоять за себя. И ей никто не страшен. Она даст отпор любому, кто станет у нее на пути. И тем не менее, это хрупкая женщина, ей ничего не стоит расплакаться, как девчонке, если у нее что-то не ладится в сердечных делах».

Бренкуру также известно, лучше, чем кому бы то ни было еще, как мучительно тяжко давило бремя славы на плечи Бардо.

«Ей ненавистен этот миф, ей ненавистна эта легенда, что