Свободу медведям - Джон Ирвинг

— А что ты делала? — спросил я ее.

— Думала, — ответила Галлен и подперла подбородок рукой. Как если бы с этой минуты начала думать, чтобы убедить меня.

— О чем?

— О том, что ты собираешься теперь делать, — сказала она.

— У меня нет никаких планов, — повторил я ей. — Но я должен что-то предпринять насчет Зигги.

— Кефф сбил замечательный ящик, — сообщила Галлен.

— Как заботливо с его стороны, — хмыкнул я. — Каким он тебе показался?

— О, Кефф очень переживает, — сказала Галлен.

— Я спрашиваю о Зигги, — нахмурился я, — Кефф меня не сильно волнует.

— Кефф очень расстроен, правда, — сказала она. — Он все время спрашивает о тебе.

— Как Зигги? — повторил я свой вопрос. — Как он выглядит?

— Понимаешь, я его не видела, — сказала она.

Но по тому, как вздрогнули ее плечи, когда она произнесла «видела», я понял, что это не так.

— Весь раздут? — не без раздражения спросил я. — В два раза сильнее, чем я? — И ущипнул себя за приличного размера вздутие на моем смазанном ведьминым зельем животе.

— Кефф никому не позволяет смотреть на него, — сказала Галлен.

— Черт бы побрал этого Кеффа! — воскликнул я. — Чего ему надо? Может, это доставляет ему удовольствие?

— Он был очень мил, Графф, — возразила Галлен.

— И даже с тобой, это уж наверняка!

Затем она рассказала мне, что происходило потом. Как облаченный в защитный костюм пчеловод извлек бедного Зигги из-под платформы. Как его отправили к врачу для вскрытия — посмотреть, нельзя ли его как-то сдуть. После чего мэр произнес над его телом речь. А потом Кефф попросил разрешения сколотить для него ящик.

— Куда его нужно отправить? — спросила Галлен. — Кефф просил узнать у тебя.

— В Капрун, — ответил я, — если, разумеется, Кефф сможет расстаться с телом.

— Кефф ни в чем не виноват, — сказала Галлен, потом добавила, что Зигги, должно быть, сошел с ума.

И тогда я рассказал ей о бредовых записях в записной книжке и совершенно неразумном плане; и обо всех выводах, касающихся О. Шрагта и Знаменитого Азиатского Черного Медведя. Я сказал, что согласен с ней, что бедный Зигги съехал с катушек. Затем я сел на кровати и посадил Галлен рядом с собой.

Поскольку теперь мы сидели рядышком, я заставил ее поведать мне, что говорил доктор о причине смерти Зигги.

— От чего он умер? — упрямо повторял я. — Конкретно?

— От сердечного приступа, — ответила она. — Наступившего от сильного шока.

— Или от слишком большого количества пчел, — сказал я, подумав о том, что в кровь Зигги попало слишком большое количество пчелиного дерьма, которое и образовало тромб, закупоривший сердечный клапан Зигги. Потом меня повело от долгого сидения, и я принялся весь чесаться.

— Намазать ведьминой мазью, Графф? — спросила Галлен.

Осознав необходимость принятия, в конце концов, хоть какого-то немедленного плана, я произнес — так быстро и официально, как только мог:

— Скажи Кеффу, чтобы не было никаких фанфар, цветов и тому подобной дребедени. Гроб должен быть запечатан. Только имя, и никаких эпитафий. Пусть он отправит его поездом в Капрун человеку по имени Эрнст Ватцек-Траммер. Он, я уверен, заплатит за доставку. И принеси мне телеграфный бланк. Я отправлю предупредительное сообщение.

— Кефф спрашивает, не хочешь ли ты чего-нибудь почитать, — сказала Галлен. Будто я и так не начитался досыта.

Она положила смазанное бальзамом полотенце мне на глаза, и это упростило мой ответ ей, поскольку я не мог видеть, как она склонилась ко мне.

— Какую-нибудь книжонку про секс, — сказал я. — Не сомневаюсь, Кефф знает, где ее можно будет взять, если он только не слишком занят — он ведь тратит столько усилий на Зигги и на тебя.

Когда я убрал полотенце с лица и вздохнул полной грудью, Галлен уже ушла, оставив меня одного. С моими сомнениями на ее счет. И с моими кошмарными подозрениями насчет возможной некрофилии Кеффа.

Что делал Кефф

Кефф купил мне книгу и прислал ее с Галлен, полагая, что это вполне благопристойная, познавательная книга о сексе — полезное пособие соавторов-датчан под названием «Азбука любви».

— В ней есть картинки, — не глядя на меня, сообщила Галлен, возможно опасаясь, что я примусь рассматривать их прямо у нее на глазах.

— Небось проштудировала все от корки до корки? — спросил я.

— Ничего подобного, — отчеканила она и оставила меня наедине со странным подарком Кеффа.

На поверку книга оказалась очень благопристойной и познавательной, напичканной рассказами о древних табу и побуждающей к занятию хорошим и здоровым сексом. Но я лишь пролистал ее и получил обманчивое впечатление от книги — из-за дурацкого анекдота.

«В прошлом веке одна дама однажды проснулась оттого, что ее толкали. Кто-то входил и выходил, трогая ее руками по всему телу. Поскольку она никого не ожидала и заснула одна, она ужасно испугалась и потеряла сознание. Позже она пришла в себя и при зарождающемся свете дня увидела, что ее дворецкий (который случайно оказался настоящим лунатиком) накрывает обед для четырнадцати человек на ее кровати. Но, разумеется, подобные вещи вряд ли могут случиться в наше время, когда мало у кого есть домашняя прислуга».

Это полностью сбило меня с толку насчет Кеффа и его намерений.

Но я продолжил читать дальше и моментально избавил свою голову от мрачных мыслей насчет разнообразных планов. Я решил отложить на время написание телеграммы Ватцеку-Траммеру. Эти поразительные строчки начисто отвлекли мое внимание.

«Позволить себе основательно, хорошенько прочихаться — значит позволить себе естественное, непосредственное и откровенное действие, которого многие слегка боятся, точно так же, как они боятся позволять себе быть естественными и непосредственными в их сексуальной жизни».

Утверждалось, что существует связь между способностью непринужденно и откровенно чихать и способностью испытывать наслаждение во время оргазма.

Эта мысль показалась мне настолько забавной, что я решил дождаться, когда придет Галлен, чтобы спросить, не нужно ли мне еще колдовского бальзама.

— Понравилась книга? — невнятно произнесла она.

— Она еще сильнее понизила мой иммунитет, — ответил я, пребывая в прекрасном, игривом настроении. И ожидая, чтобы она приблизилась ко мне с намазанной бальзамом салфеткой. Но она протянула ее мне, чтобы я сам положил ее на лицо, и уселась на краешек постели, в ногах. Она скрестила свои прелестные ножки, лишь на мгновение приподняв край длинной, похожей на фартук юбки.

Но я успел заметить ее ожоги — два хорошо заметных красных пятна на внутренней стороне ног, между икрой и лодыжкой, как раз в том месте, где я обжегся о мотоцикл.

— Откуда у тебя это? — спросил я, резко садясь на кровати, всем своим видом давая понять, что мне, черт побери, хорошо известно, откуда они.

— Кефф починил мотоцикл, — ответила Галлен. — Он учил меня ездить на нем. — А когда я пристально посмотрел на нее, она добавила: — У меня все хорошо получается, кроме запуска. Кефф говорит, что я слишком слабо давлю на стартер. — Но я не сводил с нее глаз, поэтому она продолжила: — Я только заглушила мотоцикл, когда попыталась завести его, и опрокинула на себя. Когда давила на стартер.

— Галлен, — сказал я, — что происходит, скажи на милость?

— Понимаешь, тогда я и обожглась, — ответила она. — Нет, правда! Когда дотронулась до выхлопных труб, понимаешь?

— За каким дьяволом этот проклятый Кефф учит тебя водить мотоцикл? — заорал я.

— Чтобы кто-то это умел, — ответила Галлен. — Чтобы кто-то из нас двоих умел водить мотоцикл. На тот случай, если ты возьмешь меня с собой, когда уедешь отсюда… если, конечно, ты захочешь, Графф. — И она не вскочила с постели, чтобы уйти, когда я придвинулся ближе и коснулся ее. — Только если ты захочешь взять меня с собой, Графф, — повторила она. Но когда я наклонился вперед настолько, что смог прижать ее голову к своему плечу, книжка Кеффа соскользнула у меня с колен и упала на пол. И мы оба уставились на нее, нарушив то интимное настроение, в которое впали оба.

И пока моя Галлен продолжала смотреть на книгу, я отодвинулся от нее и принялся что было силы чихать — я так разошелся, что она оторвала глаза от книги и посмотрела на меня.

Ну да, она покраснела, поскольку прочла эту книгу прежде, чем дать ее мне. Про это чиханье вряд ли кто мог забыть. А когда она пулей выскочила из моей комнаты, мне осталось уповать лишь на то, что я не слишком сильно напугал ее, чтобы она отказалась от своих планов.

Хотя вряд ли это можно было назвать планом — в смысле программы действия, — он казался мне менее выстроенным, чем тот, с которого мы начали с Зигги. Логически объясняя и приветствуя его, я подумал, что это, по меньшей мере, куда более осмысленный план, чем тот, о котором я недавно прочел. К тому же я надеялся, что он отвлечет меня от бредовых идей бедного Зигги насчет зоопарка.