Операция «Людоед» - Андрей Троицкий

– Ни о чем. Пожалуйста… Я вас умоляю…

– Что ты успел ему рассказать? Он спрашивал о Людовиче?

– Он ни о чем не спрашивал. Мы условились поужинать. Только поужинать – и все. Я сказал правду.

– Тогда какого черта он дал тебе тысячу долларов? Мне не дал. Ему, – Зураб показал пальцем на полумертвого от испуга Богуслава, – ему тоже не дал. А вот тебе отслюнявил. С чего бы? А?

– Это пожертвование, – пролепетал управляющий. – Частное пожертвование нашему фонду.

Зураб рассмеялся злым диким смехом. Управляющий ткнулся спиной в стену. Дальше ползти некуда. Зураб шагнул вперед, остановился в шаге от Цыбульского. И несколько раз ударил его подметкой ботинка в грудь и по лицу.

– Этот фотограф русский? – повторил вопрос Зураб.

– Нет… Не знаю… Нет…

Богуслав подал голос:

– Пожалуйста, пожалейте его. Пан Цыбульский пытается что-то вспомнить.

– Плохо пытается.

Зураб пнул управляющего в лицо, сломал ему нос. Затем отступил на шаг, поднял руку с пистолетом, прицелился, чтобы пустить пулю между глаз своей жертвы. И нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул курок, но выстрела не последовало.

– Черт, – Зураб опустил ствол, потянул на себя затвор, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. Патрон китайского производства перекосило в патроннике. – Дерьмо. Вот же дерьмо.

Зураб бросил пистолет на ковер. Повернулся к охраннику.

– Дай свой пистолет.

– У меня нет оружия, только это, – Богуслав показал пальцем на короткую резиновую дубинку, висевшую на поясе. – Мы не смогли получить лицензию, потому что…

Зураб не дослушал. – Тогда принеси топор. Он висит на пожарном щите в коридоре.

Зураб скинул с себя пиджак, развязал узел галстука, расстегнул пуговицы сорочки. Положил вещи на письменный стол. Не хотелось забрызгать кровью дорогой костюм. Цыбульский сидел на полу, привалившись спиной к стене, его колотила крупная дрожь, он не мог произнести ни слова, только клацал зубами. На окровавленном онемевшем от ужаса лице застыла маска смерти, глаза вылезли из орбит и вращались, как заводные, по часовой стрелке. Зураб оглянулся на Богуслава. Оказывается, тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену.

– Принеси топор, – заорал Лагадзе.

– Нет, – прошептал Богуслав.

– Принеси топор или ты сдохнешь.

– Нет.

– Давай сюда топор, – во все горло крикнул Лагадзе.

Охранник отлепился от стены. Нетвердой лунатической походкой дошагал до двери, свернул в коридор, пошел в неправильном направлении, вернулся назад. Прошагав несколько метров, остановился возле красного пожарного щита. Здесь висело конусообразное ведро, короткий багор, огнетушитель и, наконец, тот самый пожарный топор с массивным обухом и полукруглым остро заточенным лезвием. Непослушными слабыми руками Богуслав вынул топор из держателей. Он замер на месте, борясь с приступом тошноты и головокружения. Но, кажется, стало еще хуже. Пошатываясь, Богуслав пошел обратной дорогой, держа топор перед собой в вытянутых руках. У порога кабинета Зураб подскочил к охраннику, вырвал топор.

Цыбульский, почуяв, что доживает последние мгновения жизни, завыл тонко по-звериному, прижал к животу колено здоровой ноги. Закрыл голову руками. Зураб встал над своей жертвой, раздвинул ноги в стороны, будто собрался рубить суковатое полено, а не человека. Он занес топор над головой. Лезвие сверкнуло в воздухе. Крик Цыбульского оборвался на высокой ноте.

…Без четверти десять Колчин увидел, что водитель фургона, на котором приехал Зураб, вылез из кабины. Это был высокий кавказец выхоленный, с напомаженными волосами, одетый в серый дорогой пиджак и темные брюки. Колчин успел сделать несколько фотографий водителя перед тем, как тот скрылся за дверью гуманитарной миссии. Через четверть часа водитель и Зураб, распахнув настежь обе створки входной двери, выволокли из приюта огромную коробку, в которой, судя по маркировке, находился проекционный телевизор японского производства. С лестницы спускались медленно, осторожно ставили ноги на нижние ступеньки, держа коробку снизу. От натуги лица Зураба и его водителя сделались красными. Опустив груз на тротуар, водитель открыл задние дверцы, коробку снова подхватили снизу, задвинули в грузовой отсек фургона. Водитель и хозяин залезли в кабину, фургон сорвался с места, исчез из виду. Колчин набрал номер Цыбульского, но никто не взял трубку. Тогда Колчин соединился с Буряком, доложил о том, что Зураб только что уехал. – Я торчу на прежнем месте, – ответил Буряк. – Возможно, Цыбульский еще появится. Подожду.

Колчин выкурил сигарету, набрал номер управляющего и услышал длинные гудки. Отсюда, с улицы, нельзя понять, находится ли Цыбульский на рабочем месте, окна его кабинета выходят во внутренний дворик, тесный и узкий, как школьный пенал. Тогда Колчин вытащил пистолет, передернул затвор и взвел курок. Он привстал с сиденья, сунул пистолет под ремень. Натянул тонкие лайковые перчатки, открыл боковую дверцу и выпрыгнул на тротуар. Он не имел права покидать «Шевроле» без приказа Буряка. Но для себя решил, что приказы на то и существуют, чтобы время от времени им не подчиняться. Нужно хотя бы попытаться войти в «Приют» под каким-то надуманным предлогом, узнать, что там происходит или уже произошло. Колчин перешел улицу наискосок, поднялся вверх по ступенькам. Он не стал терзать электрический звонок, просто потянул на себя дверь, которая осталась не запертой. Возле двери за столом охранника никого. Колчин остановился, осмотрелся по сторонам. Верхний свет горит, лестница, ведущая на второй этаж, ярко освещена.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – крикнул Колчин.

Тишина. Ни ответа, ни привета.

– Курьер принес билеты на завтрашний поезд. Эй, отзовитесь. Слышите меня? Вы заказывали билеты до Познани?

Колчин подошел к лестнице, шагая через ступеньку, поднялся на второй этаж. Кабинет Цыбульского в середине левого коридора. Колчин дошел до двери, толкнул ее ногой, сам отступил назад, вытащил из-за пояса пистолет, выключил предохранитель. Он шагнул к распахнутой двери, пригнулся, заглянул в кабинет. – Черт возьми, – прошептал Колчин. Он убрал пистолет, зашел в кабинет, бегло осмотрелся. Господи, столько крови увидишь разве что на мясокомбинате в конце рабочей смены.

Посередине комнаты на ковре валялся пожарный топор, рядом с ним стреляная гильза, ближе к рабочему столу пистолет «Вальтер», хромированный, с костяными накладками на рукоятке. Цыбульский, свернувшись калачиком, лежал на боку у дальней стены. Ему здорово досталось перед смертью. Правя рука управляющего разрублена точно посередине плечевой кости. Рукав пиджака то ли вырван с корнем, то ли срезан топором. Наружу выглядывает неровный мясной обрубок. Предплечье и кисть руки повисли на лоскуте кожи. Видимо Цыбульский в последнюю секунду жизни инстинктивно защищался рукой от смертельных ударов топора. Правая нога прострелена в голени. Бедро левой ноги разрублено. Смертельными, видимо, оказались три последних удара. Лезвие топора дважды рассекло голову в височной части, разрубило ключицу и подключную артерию. Светло серая стена кабинета в россыпи кровавых брызг. Ближе к двери, спиной вверх лежал молодой человек в форме охранника, черной рубашке с шевроном на рукаве и серых наглаженных брюках. Кажется, его звали Богуслав. Охранник раскинул руки по сторонам, уткнулся носом в мягкий ковер, сжал пальцы в кулаки. Под головой лужа густой почти черной крови. Видимо, Зураб, вогнал лезвие топора точно в лоб охранника, сильно изуродовал лицо. Но, покидая кабинет, решил подстраховаться. Он почему-то не был до конца уверен, что парень мертв. Тогда Лагадзе поднял топор и надвое разрубил позвоночник Богуслава, словно сухую ветку. Лезвие топора вошло в спину в районе двенадцатого позвонка. Колчин вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат в форме зажигалки, сделал несколько снимков. Шагнул к двери, но неожиданно остановился. Полез в карман за мобильным телефоном, набрал номер Буряка.

– Я нахожусь на месте, – сказал Колчин. – Не в машине, а в самом кефирном заведении.

– Я же приказал тебе не высовывать носа…

Колчин перебил своего куратора.

– Наш друг на встречу не придет, – сказал он. – Понял?

Кавказец сделал и нашего клиента и его охранника. А пана строителя только что вывезли отсюда. В какой-то коробке из-под телевизора. Только сейчас до меня дошло, что это была за коробка.

– Вывезли? – переспросил Буряк.

– Да, он был здесь. Его прятали. В подвале или на чердаке, теперь это не имеет значения. А теперь срочно уходи. Беги оттуда, пока не поздно.

Последовала долгая пауза. Видимо, Буряк обдумывал сообщение.

– Хорошо, – сказал он. – Ты тоже не стой столбом. Увидимся в полночь на старом месте. Удачи тебе.

Колчин сунул в карман трубку, вышел из кабинета, прошел коридором до лестницы, спустился вниз. Погасил верхний свет. Закрыл за собой дверь и спустился с крыльца.