Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

Мадлен, продолжая говорить, не замечала, что у нее из глаз текут слезы. И только когда они начали капать на грудь, Мадлен открыла ящик стола и достала платок. Эмили стояла бледная, темные круги под глазами резко выделялись на фоне почти белой кожи. Мадлен вытерла слезы.

Эмили, потрясенная, смотрела на кузину. Наконец она заговорила:

— Я всегда думала о тебе как о родной сестре. Если бы я потеряла тебя, мне было бы так же больно, как если бы я потеряла Алекса или Себастьяна. Я не провела и недели без тебя с того самого дня, когда ты приехала из Франции. Возможно, именно поэтому я волновалась из-за Фергюсона, к тому же все случилось так неожиданно. Еще вчера я думала, что мы всю жизнь проведем вместе, а сегодня… — Она глубоко вздохнула. — Ты выйдешь замуж, станешь герцогиней… Я представить себе не могу, что останусь здесь совсем одна. Но если ты никогда не была счастлива в этом доме, то это к лучшему. Я могу только пожелать тебе счастливой семейной жизни и обрести в браке то, что мы не смогли тебе дать.

Мадлен никогда не слышала от нее подобных слов. Наверное, впервые Эмили открыто признала свою вину. Мадлен взяла еще один платок из ящика стола и протянула ей. Они обе едва сдерживали слезы.

— Я солгу, если скажу, что была несчастна здесь, — медленно проговорила Мадлен. Слова давались ей с трудом, но она должна была сказать правду. Только честность давала им надежду на примирение. — Дело в том, что моя жизнь во Франции… для меня стала прекрасной сказкой, о которой я мечтала, сидя в дальнем углу и наблюдая за тем, как все танцуют. Эта мечта оберегала меня от опрометчивых поступков, когда желание убежать из дому и присоединиться к труппе бродячих актеров становилось слишком сильным. И театр был мечтой. Я просто хотела верить, что в этой жизни есть что-то кроме магазинов и рукоделия.

Эмили слабо улыбнулась сквозь слезы. И она, и Пруденс испытывали те же чувства. Они тоже изнемогали от скуки.

— Я хотела верить, что если бы мои родители были живы, то моя жизнь была бы более интересной и захватывающей. Это общество совершенно не подходит мне, я лишняя здесь и мне хотелось бы думать, что там была другая жизнь, которую у меня украли.

— Но, как у герцогини, у тебя будет другая жизнь, — сказала Эмили. — Я не думала, что ты все еще мечтаешь вернуться во Францию. Я до сих пор скучаю по отцу, но это другое: потеряв его, я не лишилась своей жизни, как ты.

Мадлен посмотрел на платок в своих руках.

— Я не хочу возвращаться во Францию. Там никто не ждет меня. Моя семья здесь, а моих родителей уже ничто не вернет.

Потом она подняла голову и впервые встретилась взглядом с Эмили.

— Несмотря ни на что, я по-прежнему считаю тебя своей сестрой.

И это была правда. Мадлен не забыла все радости и горести, которые они делили с детства. Это была Эмили, ее сестра, которая утешала ее в детской, Эмили, ее подруга, которая предложила ставить спектакли в классной комнате, которая сделала ее одинокую жизнь не такой горестной.

— Ты простишь меня? — спросила Эмили. — Мне очень жаль, я не должна была выдавать твою тайну Алексу и маме и быть настолько эгоистичной, чтобы завидовать твоему браку. Я хотела бы время от времени видеться с тобой и Фергюсоном.

Она выглядела такой несчастной, что Мадлен не удержалась от смеха.

— Видеться время от времени? Я буду настаивать на том, чтобы ты проводила с нами целые недели. Я рада, что обрела счастье с Фергюсоном, но у меня и в мыслях не было прекратить общаться с тобой.

— Я так надеялась, что ты не откажешься от меня! — радостно сказала Эмили. Но тут же ее улыбка погасла. — Но, боюсь, тебе придется это сделать.

— Это еще почему?

Поколебавшись, Эмили ответила:

— Я только что закончила новую книгу. Она уже в типографии и к концу недели появится на полках книжных магазинов.

— Замечательная новость. Поздравляю! — Мадлен искренне радовалась за кузину. — Твои романы пользуются неизменным успехом в обществе. Пруденс говорила, что даже леди Харкасл похвалила твою последнюю работу, и Пруденс едва не разболтала, кто настоящий автор.

— Эта книга немного отличается от романов, которые я написала раньше.

— Надеюсь, ты не слишком отошла от своего стиля? Наверное, готические романы порядком надоели тебе, но они получаются у тебя очень интересными.

— Это сатира, — сказала Эмили. — И общество будет сильно разочаровано, когда книга начнет расходиться.

Мадлен нахмурилась:

— О какой сатире ты говоришь?

— О той, которая заставит каждого второго в Лондоне отправиться на поиски автора. Если мой расчет верен и книга выйдет вовремя, то к концу недели все забудут о Маргарите и Фергюсоне. Все будут заняты чтением.

— Но ты никогда не делала ничего подобного! — Мадлен была встревожена. — Почему ты сейчас решила рискнуть всем?

— Это искупление моего греха, — ответила Эмили. — Я буду чувствовать меньше вины за собой, если смогу отвлечь внимание от вашей истории. Кроме того, я не позволю им разоблачить меня.

— Милли, это может быть опаснее, чем игра в театре! — воскликнула Мадлен. — Сцена — это позор, но если ты пойдешь против аристократов, они не остановятся ни перед чем.

Небрежно бросив платок на стол, Эмили встала.

— Неважно. Я не хочу оставаться в Лондоне. Мама может отправить меня в деревню, в конце концов, я годами просила ее об этом. Кроме того, передо мной не стоит задача выйти замуж за герцога.

Последние слова она произнесла с вызовом, но без враждебности. Мадлен была опустошена разговором с кузиной, измучена последними событиями, но в то же время чувствовала себя легко и свободно, словно ревнивое чудовище, однажды поселившееся в душе, ушло навсегда. Как когда-то в детстве, она крепко обняла Эмили.

— Надеюсь, тебя не разоблачат. В любом случае, спасибо за все.

Эмили крепче сжала ее в своих объятиях.

— Я надеюсь, что и тебя не разоблачат. Ты должна рассказать мне все о маскараде, иначе мы с Пруденс обидимся на тебя.

— Особенно Пруденс, — отметила Мадлен.

Они обе рассмеялись. Похоже, их дружба была восстановлена, но пройдет еще немало времени, прежде чем они смогут забыть все те обидные слова, которые наговорили друг другу. И все же теперь ничто не стояло между ними и не мешало полному примирению. Совсем недавно Мадлен не желала видеть Эмили, но сейчас она радовалась тому, что они наконец смогли поговорить. Если бы они провели еще неделю в напряженном молчании, вряд ли потом смогли бы найти нужные слова.

После ухода Эмили Мадлен сосредоточилась на том, что ей предстоит пережить в ближайшие несколько дней. Она хотела действовать немедленно, ожидание раздражало ее. Но уже завтра она отправится на бал, и Фергюсон будет сопровождать ее. Элли ничего толком не рассказала о том, как проходят вечера у Вестбрука. Мадлен подозревала, что там ей откроются такие аспекты жизни высшего света, о которых раньше даже не догадывалась.