Властители и судьбы - Виктор Соснора

— Это Орфей — женоненавистник!

Умерла Эвридика, и Орфей отринул женщин. Он приступил к созданию последней легенды своей юности. Невозмутимый фракиец, Орфей был самым ранимым, самым беззащитным и смущенным в мире. Только благодаря непоколебимой воле он удерживал невозмутимость на своем лице большой птицы.

Моя воля была сломлена. Я удалился, оробев.

Тогда женщина с мясистым носом кинула тирс в Орфея. Но замедлил тирс полет, прикорнул к сандалиям Орфея, будто выпрашивал оправдание.

Тогда другая женщина, с грудями, колеблющимися, как двое повешенных в зимнюю непогоду, кинула камень в Орфея. Но замедлил камень полет, приземлился возле сандалий Орфея, извиняясь.

Заревели вакханки, подпевая Орфею. Этот рев, дребезжанье тимпанов, истерический визг оскорбляющих слух флейт заглушили голос певца. Навалилась вакханалия на Орфея; смердило чесноком, сырой рыбой и винным перегаром.

Так умер Орфей.

Его тело разрывали на части, передвигаясь в сторону расположения вод Гебра; мясистая вакханка придерживала голову поэта за полуседые окровавленные волосы, размахивала его головой, как кувшином, диктуя остальным последнюю песню Орфея.

— Цып-цып-цып, — Аргун призывал кошку, только что избавившуюся от бремени.

— Ты неправильно говоришь. Надо: кис-кис-кис.

Но кошка подошла к Аргуну.

Но вбежал мужчина с неряшливой бородой и сообщил: рожден сын.

Аргун сразу же отправился куда-то: познавать свое состояние в данный момент.

Кошка подошла к Язону, крича.

— Ты совсем еще маленькая мама, — сказал Язон, поглаживая кошку.

Подозрительное поведение; такое поведение у собаки, когда у собаки несчастье: кошка лизала пальцы ног Язона, отбегала на шаг, оглядывалась — не последует Язон за ней? Оглядывалась жалобно.

Забавное животное.

Кошка удалилась в темный угол помещения; возвратилась. Она держала в зубах котенка. Уложила котенка на пальцы ног Язона, крича. Язон осторожно придвинул котенка пальцами — ближе к очагу. На хилой шее тяжелая голова, слепая; тело розовое, кожа голая, просвечивают зеленоватые ребра; лапки голые, как у лягушонка, движения лапок — лягушачьи. По телу котенка ползают крупные муравьи, тело содрогается от укусов.

— Вон оно что, — Язон вынул головню из очага, направляясь в темный угол помещения.

Армия муравьев атаковала беззащитные, содрогающиеся тела котят. Язон снял муравьев. Кошка благодарно взглянула на Язона и пошла к выходу, прогуляться.

— Подожди, — сказал Язон. — Кто же будет выкармливать котят?

Он понял: кошка не уразумела материнских обязанностей; кошка недоумевала, почему человек задержал ее. Язон опрокинул кошку на бок, отстранил шерсть от сосков; двумя пальцами ухватив котенка, приблизил его рот к соску.

— Покорми, покорми ребенка, — уговаривал Язон кошку, порывающуюся прогуляться.

Котята звучно чмокали, разгребая лягушачьими лапками шерсть на животе матери.

Язон утомился. Он выровнял козью шкуру, морщинившуюся на ложе. Он хотел спать. Но кошка взяла котенка зубами и прыгнула на ложе. Тем же способом она переправила на шкуру и остальных. Она возлегла на котят, озабоченно поглядывая на Язона.

— Ну ладно, пользуйтесь, — Язоном опять овладело безразличие, внедрившееся в него в течение последних месяцев. Кошачье семейство оккупировало его ложе. Ну ладно, Язон взял одежду из меха медведя и вышел из хижины.

Солнце заходило.

Солнце было зеленым.

Оно погружалось в море, зеленая окружность, разрезанная надвое диаметром — горизонтом. Семь лучей насчитал Язон у солнца, семь зеленых лучей, направленных в небо.

Таким образом солнце погружалось миллионы лет. По-разному наблюдали солнце миллионы людей. Язон наблюдал безразлично.

Кипарисы немо возвышались над побережьем, как ныряльщицы в пышных купальниках, поднимая над головой руки со сдвинутыми ладонями, подготовленными к прыжку. Урожай лавра был собран. Ряды кустарников лавра просвечивали под лучами зеленого солнца, как чертеж, выполненный зелеными линиями.

Один луч погас.

Упал второй луч, будто подрубленный клинком Посейдона.

Герой направлялся к морю, вынимая из песка исцарапанные ноги. Песчинки мерцали зеленым. Это мерцала слюда, входящая в состав песчинок.

Третий луч падал медленно, как длинная доска, плашмя. Прильнул к дюнам.

Погас третий луч.

Издалека раздался голос Аргуна.

— Язон! — протяжно кричал Аргун. Голос был невнятен. И малореален, как наблюдаемый издали массив леса.

Кричали ночные птицы.

Они кричали тревожно, бодрствующие стражи ночи. Вот о чем они кричали: ночь опасна, безумен человек, не остерегающийся ночи; самое важное — не блуждать по ночам, не вникать в пасмурные замыслы ночи, внушить себе на ночь безобидные сновидения; ибо утро — возникнет; как бы ни была ночь опасна и печальна, утро — возникнет, оно поднимет красные стволы лучей. Мир природы вздохнет облегченно и мощно.

Вот о чем кричали хищные птицы, мудрые оруженосцы ночи.

Шестой луч погас. Он укорачивался, как влага в узком прозрачном сосуде.

А вдоль побережья блуждал краб. Его вышвырнуло на песок прибоем. Он позабыл, где жилище, он отчаянно стучал клешнями, вздымая клешни к солнцу, как бы призывая солнце в свидетели своего отчаяния. Он приучился обитать в море, совершая подвиги во имя своей крабьей утробы. Один из выдающихся крабов моря, он предпринимал попытки перехитрить прибой, подползая к черте прибоя, прыгал в море, но прибой поднимал краба и возвращал на песок, за черту. Что представлял килограмм краба по сравнению с миллионами тонн прибоя?

Седьмой луч, последний, мигал, угасая.

Тогда Язон побежал. Он увидел возле прибоя корабль, погруженный в студенистый ил, разлагающийся корабль «Арго». Язон задался целью: добежать до корабля, пока не погаснет седьмой луч, последний. Не добежал Язон. Когда эллин был в трех скачках от корабля, луч мигнул, как умирающая планета, и погас.

Южная ночь наступает мгновенно.

Язону вновь стало все безразлично.

Тщательно запеленавшись в медвежий мех, Язон уснул под кормой корабля «Арго» — легендарного коня юности героев Эллады.

Ночью корма рухнула.

Так умер Язон.

1963

Фото автора