На веки вечные - Александр Звягинцев

Гаврик так же неожиданно, как и появился, исчез. Видимо, помчался к Ряжской. Оставшись в одиночестве, Ребров с досадой подумал, что ситуация мерзкая, с какой стороны ни посмотри. Жалко ни в чем не виноватую Соню Ряжскую, но жалко и несчастного Хасиса, переломанного судьбой и ставшего просто опасным для окружающих. Но поговорить с Филиным все равно надо.

Он лежал на кровати одетый с томиком Бунина, когда в коридоре поднялся какой-то шум. Вылетев из комнаты с пистолетом в руке, Ребров наткнулся на охранявшего комнату Паулюса капитана. Вид у того был растерянный.

– Что? – резко спросил Ребров. – Что с ним? Нападение?

– Истерика, – развел руками капитан. – Плачет! Его всего трясет.

– Чего вдруг? Вроде все время держался нормально…

– Откуда я знаю!

Черт, ему завтра выступать, ругнулся про себя Ребров, нашел время!.. Но что-то же вывело его из себя? Или кто-то? И что теперь делать? Идти успокаивать, вытирать слезы? Или просто коньяку дать?

– Разрешите, я попробую успокоить господина фельдмаршала? – раздался за его спиной ровный женский голос.

Ребров, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Перед ними стояла красавица Белецкая. Он даже не сразу узнал ее – она была не в обычном строгом костюме, а в цветастом шелковом халате, никак не скрывавшем, а, наоборот, подчеркивавшем все несомненные достоинства ее фигуры.

– А вы кто еще такая? – насторожился капитан, сбитый с толку неожиданным появлением такой великолепной женщины.

Белецкая чуть заметно усмехнулась.

– Я переводчица советской делегации Елена Белецкая. Но вообще-то я психолог, снимать истерики и купировать тревожные состояния – моя специальность. Вот товарищ Ребров подтвердит.

Капитан ошарашенно посмотрел на Реброва. Тот, пожав плечами, согласно кивнул. Потом негромко спросил:

– Как вы здесь очутились?

– Очень просто. Я здесь живу. Вон в той крайней комнате справа. Услышала шум… Ну, так мы будем успокаивать господина фельдмаршала?

– Откуда вы знаете, кто этот человек?

– Фельдмаршал Паулюс? Видите ли, дело в том, что, мне не раз приходилось переводить во время его допросов в России. К тому же я видела столько его фотографий в немецких газетах, столько кинокадров с ним, когда готовила материалы о нем для наших органов…

– Он вас узнает?

– Думаю, да. И это тоже подействует на него успокаивающе, уверяю вас.

– Понятно. Странно, что никто не предупредил нас об этом…

– О чем?

– О том, что вы с ним знакомы…

– Ну, какое там знакомство! Я просто переводила.

В разрезе халата была видна глубокая ложбинка на ее груди. Ребров сглотнул вдруг образовавшийся в горле ком.

– Вы что – прямо в таком виде к нему?

– Ну, во-первых, наряжаться некогда. А потом, уверяю вас, такой вид произведет на него нужное впечатление – собьет с навязчивых мыслей. Так я пошла?

Офицер, чуть поколебавшись, открыл дверь в комнату Паулюса и пропустил Белецкую, которая с порога произнесла длинную фразу на немецком.

Дверь осталась приоткрытой, и Ребров мог достаточно хорошо слышать, о чем говорят в комнате.

– Чего он там? – нетерпеливо спросил Реброва капитан, пытаясь заглянуть в комнату.

– Говорит, что он хорошо помнит Нюрнберг до войны… – шепотом перевел Ребров. – Это был сказочный старинный город, утопающий в цветущих розах, с чудесными средневековыми зданиями… А сейчас это не город, а сплошные руины, над которыми витает неистребимый трупный запах…

– Можно подумать, он не был в Сталинграде, – зло выговорил капитан. – Розы ему подавай!

Белецкая выплыла из комнаты где-то через полчаса. Поправив волосы, спокойно доложила:

– Он пришел в себя.

– А что с ним было? – сухо и деловито спросил Ребров.

– Обычный нервный срыв. Он довольно утомлен перелетом, да и впечатлений слишком много. Единственное, что нужно любому мужчине в такой ситуации… – Белецкая обворожительно улыбнулась, – это женщина рядом. Лучшее лекарство. Ну, я пошла.

Офицер, приоткрыв рот, смотрел ей вслед. Белецкая в своем ярком халате выглядела посреди мрачноватого коридора диковинной птицей.

– Я бы тоже хотел, чтобы рядом со мной была такая женщина, – пробормотал офицер.

– Станешь фельдмаршалом, будет, – усмехнулся Ребров.

– Нам и генерала хватит, – засмеялся капитан. – Ну, будем надеяться, что после такого визита наш фельдмаршал заснет как убитый.

Ребров дошел до двери своей комнаты, чуть поколебался и двинулся дальше. Дойдя до двери, за которой скрылась Белецкая, поколебавшись какое-то мгновение, постучал. Дверь открылась моментально, словно Белецкая стояла прямо за ней.

– Я так и знала, – засмеялась она.

– Что? – рассерженно спросил Ребров. Он понимал, что женщина ведет с ним какую-то свою игру, но злило его не это, а то, что он послушно в этой игре участвует. – Что вы знали?

– Что у вас будут ко мне вопросы. Итак? Может, зайдете?

Она чуть посторонилась.

– У меня только пара вопросов, – зачем-то уперся Ребров, хотя разговаривать, стоя в коридоре, было неудобно. Да и глупо – могли услышать. – В каком состоянии он будет утром?

– Не знаю, – уже серьезно сказала Белецкая. – Он потрясен. Наверное, он в плену много раз представлял себе, как приедет в чудесный сказочный Нюрнберг… И вот приехал, увидел…

– Понятно. Он сможет завтра давать показания?

– Думаю, да. Он довольно холодный и сдержанный человек. Такой срыв почти невероятен для него. Но все, что произошло с ним в последнее время… И еще. Он очень боится, что ему не удастся встретиться с женой и сыном. Хотя ему вроде бы обещали?

– Обещали.

– Обманули?

– Почему обманули? Просто сделать это не так легко.

– Для него это будет удар.

– Я понимаю. Извините, что мешаю вам отдыхать.

– Пустяки, я жуткая сова. Ночь – мое время. Самое мое…

Она вдруг обняла Реброва, и ее глаза оказались совсем рядом с его глазами, и ее запах, запах неотразимо прекрасной женщины, окутал его всего, и он, подхваченный им, перестал сопротивляться зову женщины и ее желанию, потому что это было выше человеческих сил, и в данное мгновение важнее и значительнее всего на свете.

Над столом склонившись низко,Заблудившись в лабиринте слов,Пишет летопись стенографистка,Может быть, для грядущих веков…

Шаланды скучных документовв зал обвинитель привозил,он с парой дюжих ассистентовна стол судейский их грузил.

Я вас не спрошу о всем процессеВсе в процессе мне не разобратьТолько знать хочу: чтоб их повесить,Сколько лет тут надо нам страдать?..

Мы переводчики, мы правим стенограммыНо в новогодний вечер, здесь пред вами – только дамы.И милостиво просим Вашу честь,Запомнить это и учесть.

Глава IV

Суд вызывает фельдмаршала

– Господа судьи! Моей обязанностью является представление документальных доказательств агрессии против Союза Советских Социалистических Республик, организованной фашистскими военными преступниками, сидящими ныне на скамье подсудимых… Среди множества преступных войн, которые вел германский фашизм в своих грабительских целях против свободолюбивых народов, нападение на Союз Советских Социалистических Республик занимает особое место. Можно с уверенностью сказать, что захватническая война против Советского Союза являлась ключевым вопросом всего фашистского заговора против мира…

Доказательства представлял помощник главного обвинителя от СССР Николай Зоря, молодой, ему еще не исполнилось и сорока лет, красавец-мужчина с копной закинутых назад темных волос, в мундире с генеральскими погонами и орденскими планками. Руденко сидел чуть сзади за столом советских обвинителей и внимательно наблюдал за подсудимыми. Геринг, закутавши ноги в теплое шерстяное одеяло, делал вид, что он просто спит и ничуть не интересуется происходящим. Он вообще в последнее время всячески демонстрировал, что мнение русских его не интересует. Когда несколько дней назад Руденко произносил свое вступительное слово, он демонстративно снял наушники и отложил их в сторону. Но правда вскоре, когда Руденко назвал его фамилию, не выдержал, воровато зыркнул по сторонам глазами и снова надел их. «Ничего, – со злым азартом подумал Руденко, – скоро ты у нас проснешься, поймешь, что тут тебе не люлька для сна, а скамья для самых страшных преступников, которая будет погорячее даже той сковородки, на которой черти в аду злодеев жарят…»

Когда Зоря дошел до показаний генерала Вальтера Варлимонта, которые тот дал во время допроса его Александровым здесь же в нюрнбергской тюрьме, лорд Лоуренс его перебил:

– Генерал Зоря, трибунал узнал, что вы собираетесь зачитать показания генерала Варлимонта… Вы должны быть готовы к тому, чтобы генерал Варлимонт был вызван в суд для того, чтобы защита могла подвергнуть его перекрестному допросу.