Тринадцатая сказка - Диана Сеттерфилд

Даже будучи поглощена своими записями, я не переставала удивляться отсутствию мисс Винтер. Джудит на мои вопросы давала один и тот же ответ: она сидит с мисс Эммелиной. А вечером она принесла мне записку от самой мисс Винтер, которая справлялась о моем здоровье и интересовалась, не смогу ли я немного почитать ей вслух перед ужином.

Явившись в ее спальню, я обнаружила на столике у кровати отобранную для прочтения «Тайну леди Одли». Я открыла роман на заложенной странице и начала читать, но, добравшись до конца главы, остановилась, чувствуя, что мисс Винтер хочет мне что-то сказать.

– Что на самом деле произошло той ночью, когда вам стало плохо? – спросила она.

Обрадованная тем, что мне наконец-то представилась возможность объясниться, я начала говорить, торопливо и нервно.

– К тому времени я уже знала, что Эммелина живет в этом доме. Я слышала ее пение по ночам. Я видела ее в саду. Я нашла ее комнату. И в ту ночь я привела к ней одного человека. Эммелину это потрясло. Меньше всего я хотела ее напугать, но наш приход застал ее врасплох, и она… – Я запнулась.

– Не терзайте себя, тут нет вашей вины. Ее вопли и нервные срывы не новость для меня, Джудит и доктора – мы видели все это уже много раз. Если кого и винить, так это меня: мне следовало раньше сказать вам, что она живет в доме. Это все моя скрытность и привычка перестраховываться. Я поступила глупо, держа вас в неведении. – Она сделала паузу. – Вы можете сказать мне, кого вы приводили сюда в ту ночь?

– У Эммелины был сын, – сказала я. – Это он приходил со мной. Он же был тем самым репортером в коричневом костюме.

Теперь, выложив все, что мне было известно, я не устояла перед искушением задать ей вопросы, ответов на которые у меня пока не было, рассчитывая на встречную откровенность.

– Что Эммелина искала в саду? Когда я ее впервые увидела, она пыталась что-то раскопать. Мне известно, что она делала это много раз. Морис ссылался на лисиц, но я знаю, что это пустая отговорка.

Мисс Винтер хранила молчание и полную неподвижность.

– «Мертвые уходят в землю», – процитировала я. – Вот что она мне сказала. Кто, по ее мнению, закопан в саду? Ее ребенок? Эстер? Кого она разыскивает в земле?

Мисс Винтер что-то пробормотала себе под нос. Сказано было очень тихо, но я тотчас вспомнила скрипучую фразу, произнесенную в саду Эммелиной. Тот же самый набор звуков!

– Это вы слышали? – спросила мисс Винтер. – Она это сказала?

Я кивнула.

– На языке близнецов? Я кивнула еще раз.

Мисс Винтер взглянула на меня с интересом.

– Вы делаете успехи, Маргарет. Признаться, тут вы меня удивили. Однако мы должны сохранять последовательность в изложении истории, а это становится все труднее. Мы непозволительно забегаем вперед. – Она помолчала, взглянула на свою больную руку, а потом на меня. – Я обещала рассказать вам правду, Маргарет. И я это делаю. Но прежде, чем я расскажу вам все до самого конца, должно произойти одно событие. Оно произойдет непременно, надо только дождаться.

– А что должно…

Она покачала головой, не дав мне закончить вопрос.

– Предлагаю вернуться к леди Одли и ее тайне.

После этого я читала еще около получаса, но мне было трудно сосредоточиться на романе; да и мисс Винтер, как мне показалось, слушала не очень внимательно. Когда настало время ужина и Джудит постучала в дверь с этим известием, я закрыла книгу, а мисс Винтер произнесла таким тоном, словно наш разговор и не прерывался чтением:

– Если вы не очень утомились, может, этим вечером зайдете проведать Эммелину?

СЕСТРЫ

После ужина я направилась в апартаменты Эммелины. Я впервые появилась там в качестве приглашенного гостя, и первой же отмеченной мною деталью стала какая-то особенная вязкость тишины. Я остановилась в дверях – они обе меня еще не заметили – и теперь поняла, что это вязкое ощущение на самом деле создавалось их шепотом. Они общались на пределе слышимости, когда воздух едва задевает голосовые связки. Слабые взрывные звуки угасали, не пролетев и несколько метров, а приглушенные шипящие вы легко могли бы принять за шум крови у себя в ушах. Временами мне казалось, что их беседа завершена, но вскоре мой слух улавливал новую почти беззвучную тираду – это напоминало зудение мелкой мошки, то подлетающей к самому уху, то отлетающей прочь.

Я кашлянула.

– А, Маргарет… – Мисс Винтер, сидевшая в кресле-каталке у изголовья сестры, жестом пригласила меня занять стул по другую сторону кровати. – Очень мило с вашей стороны.

Я вгляделась в лицо Эммелины на подушке. Она почти не изменилась с момента нашей первой встречи: та же смесь красного с белым – пятна от ожогов, рубцы и шрамы; та же упитанная припухлость; те же спутанные пряди седых волос.

Взгляд ее вяло блуждал по потолку; она никак не среагировала на мое присутствие. Но какая-то перемена в ней все же произошла – неуловимая и не поддающаяся четкому определению. Физически она была по-прежнему сильна. Ее рука, лежавшая поверх одеяла, крепко сжимала ладонь мисс Винтер.

– Как вы себя чувствуете, Эммелина? – спросила я, сильно нервничая.

– Ей плохо, – ответила за сестру мисс Винтер.

Сама она тоже изменилась за последние дни. Однако в случае с мисс Винтер болезнь, иссушая ее тело, одновременно все больше открывала ее истинную сущность. С каждой нашей встречей она выглядела все более тонкой, хрупкой и прозрачной, но при том все явственнее был виден заключенный внутри нее стальной стержень.

При всем том ее рука казалась особенно слабой и немощной по контрасту со сжимавшим ее пухлым кулаком Эммелины.

– Может, мне почитать? – спросила я.

– Да, конечно.

Я прочла вслух одну главу.

– Она спит, – прошептала мисс Винтер.

Глаза Эммелины закрылись, дыхание стало глубоким и ровным. Она отпустила руку сестры, и мисс Винтер тут же принялась ее растирать, восстанавливая кровообращение. На ее пальцах начали образовываться синяки.

Уловив направление моего взгляда, она спрятала руки в складках шали.

– Извините за то, что приходится прерывать нашу работу, – сказала она. – В прошлый раз я была вынуждена отослать вас из дому, когда состояние Эммелины резко ухудшилось. И вот сейчас я должна буду проводить все время с ней, так что наш с вами проект опять откладывается. Но теперь это уже ненадолго. Скоро наступит Рождество, и вы, конечно же, захотите провести эти дни со своими родными. А когда вы вернетесь после праздников, будем определяться по ситуации. Я думаю, – она сделала еле заметную паузу, – …к тому времени мы сможем снова взяться за работу.

Я не сразу поняла смысл сказанного. Слова были вроде бы самими нейтральными, но ее выдал голос. Я быстро взглянула на спящую Эммелину.

– Вы хотите сказать?..

Мисс Винтер вздохнула.

– Пусть вас не обманывает ее внешне крепкий вид. Она уже давно и очень серьезно больна. За все эти годы я привыкла считать, что она уйдет раньше меня. Но когда я сама заболела, прежняя уверенность исчезла. И вот теперь мы с ней мчимся к финишу наперегонки.

Так вот чего мы ждали! Вот какое событие должно было произойти прежде, чем мы сможем закончить историю.

Во рту у меня стало сухо, сердце забилось в каком-то детском испуге.

Она умирает. Эммелина умирает.

– Это по моей вине?

– Вашей вине? При чем тут вы? – Мисс Винтер покачала головой. – Если вы о событиях той ночи, то они ничего не могли изменить. – За этими словами последовал один из ее пронзительных взглядов, которые открывали во мне больше, чем я сама хотела бы открыть. – Почему это вас так сильно огорчает, Маргарет? Моя сестра для вас чужой человек. И я не думаю, что причиной такого расстройства является ваше сострадание ко мне. Скажите, Маргарет, в чем дело?

Тут она была не совсем права. Я ей искренне сострадала, потому что могла, по крайней мере думала, что могу, понять ее состояние. Она вот-вот должна была составить мне компанию, влившись в ряды «ампутантов». Близнец-одиночка имеет лишь половину души. Пограничная полоса между жизнью и смертью темна и узка, и близнецы-одиночки обитают гораздо ближе к ней, чем большинство других людей. Несмотря на своенравный и раздражительный характер мисс Винтёр, я со временем прониклась к ней симпатией. Особенно мне в ней импонировала та детскость, что не была ею утрачена за долгие годы и все чаще проявлялась теперь. С каждым днем она все более походила на ребенка; на эту смену облика работали и ее новая, короткая стрижка, и исчезновение косметики с ее лица, и освободившиеся от груза перстней истонченные пальцы.

Именно этого ребенка, теряющего свою сестру, я видела в ней сейчас, и ее скорбь была сродни моей. Ее драме предстояло разыграться здесь, в этом доме, в ближайшие дни, и сюжет ее во многом совпадал с тем, который определил всю мою жизнь, хотя со мной это случилось слишком рано, еще в несмышленом возрасте.