Мираж черной пустыни - Барбара Вуд

Когда они прибыли на вокзал, люди вокруг останавливались, замирали и разглядывали элегантную и загадочную даму, выходившую из лимузина. Эти восемь недель в Париже были первой встречей Роуз с миром моды за более чем десятилетний срок; она сразу же восприняла все новомодные тенденции. Черная фетровая шляпка плотно охватывала ее головку, скрывая лоб и брови, из-под нее сверкали глаза, на которые было наложено слишком много туши, что делало Роуз особенно загадочной и притягательной. На ней был черный костюм от Шанель с поднятым вверх воротником из лисы, который скрывал нижнюю часть ее лица так, что она отчасти напоминала яркий образ Полы Негри, популярной кинодивы.

Мона знала, что все думают, что ее мать — кинозвезда, в магазинах Парижа люди часто обращались к леди Роуз за автографом. Мона ощущала болезненную неловкость, стоя рядом с матерью, которая привлекала всеобщее внимание, и наблюдая за тем, как из машин выгружают их многочисленные чемоданы и кофры на тележку для багажа. Когда Сати и Нджери вышли из второго лимузина, в толпе французов пронесся гул удивления.

Несмотря на надетое на ней модное платье и туфли на завязках, девятилетняя Нджери произвела сенсационное впечатление: у нее были коротко обритые волосы на голове, множество серег с бусинами, свисающими с ушей. Служанки Роуз, обе африканки в черной униформе, и ее личный секретарь мисс Шеридан, на которой также была тесная шляпка и поднятый вверх воротник, скрывающий часть ее лица, сомкнулись вокруг своей хозяйки, защищая ее от толпы. Все вместе они поспешили за багажной тележкой, мечтая поскорее очутиться в вагоне.

Толпа переместилась за ними на платформу, начала посылать поцелуи, выкрикивать прощальные слова и махать. Мона была стиснута со всех сторон меховыми пальто и оглушена быстрой французской речью. Она теснее прижалась к матери, в то время как мисс Шеридан направилась на поиски носильщика, который мог бы помочь им.

Когда Мона заметила, как Нджери, напуганная толпой на вокзале, прижимается к леди Роуз, ее обида на маленькую африканскую девочку еще больше усилилась.

Нджери впервые привлекла внимание Роуз в прошлом году, когда случайно оказалась на поляне среди эвкалиптовых деревьев и стояла там тихая и напряженная, как газель; она рассматривала хозяйку, сидящую под газибо. Мона с детской ревностью заметила, что мать тронул вид маленькой девочки, одетой в какие-то тряпки, и что она воспринимает ее так же, как диких животных, потому что она заманила Нджери под свод газибо миндальным печеньем. На следующий день маленькая девочка вернулась… со своим братом! И ревность Моны превратилась в гнев, когда она увидела, что ее мама угощает их обоих конфетами.

Дэвид — одиннадцатилетний сын Вачеры, женщины-лекарки — после этого никогда больше не приходил, но Нджери возвращалась каждый день, и Роуз, очарованная малышкой, которая, казалось, жаждет внимания и определенно благоговеет перед хозяйкой, позволила ей остаться.

Когда было решено отправиться в Европу, Роуз попросила тетю Моны Грейс, чтобы та добилась разрешения у Гачику взять с собой Нджери «в качестве компаньонки Моны», как тогда сказала Роуз. Но Мона знала правду: Карен фон Бликсен вызвала бурю сенсаций, когда пустилась в путешествие по Европе в сопровождении маленького африканского мальчика в качестве свиты; леди Роуз хотела того же.

Мона, получавшая гораздо меньше, чем положено, внимания со стороны матери, отчаянно возмущалась вторжением Нджери. На самом деле ее приводили в негодование все африканские дети. Они удостаивались внимания со стороны ее тети Грейс в миссионерской школе, и они же по причине их бедности часто получали ношеную одежду леди Роуз, которую та раздавала в качестве благотворительной помощи. Но больше, чем кого-либо другого, Мона ненавидела брата Нджери Дэвида, считая его самым заносчивым мальчишкой: однажды у реки он заявил Моне, что его мама объяснила ему, что эта земля — его земля и что настанет день, когда все белые люди покинут Кению.

Вот почему Мона просто не может поехать в академию в Англии. Ей надо вернуться в Кению, чтобы доказать Дэвиду Матенге, что это ее земля.

Итак, как только представится первый удобный случай, она убежит.

Машины медленно ползли по гравийной дорожке в сторону величественного особняка, перед которым выстроились в линейку слуги: лакеи в ливреях, служанки в форме, старый Фицпатрик — дворецкий, который сбежал из Кении спустя три месяца после приезда в 1919 году. Мартовский ветер раздувал юбки, как знамена, двадцать слуг молча ожидали приезда хозяев. Они никогда прежде не видели африканцев, поэтому темнокожие красавицы в лимонно-желтом шелке выглядели в их глазах так, будто сошли со страниц сказок «Тысяча и одна ночь». Сати — ее няня — была не столь изумлена, ей доводилось видеть британские поместья и раньше, но две служанки кикую с выбритыми головами, чувствующие себя неловко в своих туфлях и форме, уставились на трехэтажный дом с его башенками и множеством окон, раскрыв от изумления рот.

— Моя дорогая Роуз! — произнес Гарольд, спускаясь по ступенькам навстречу. Он взял ее руку в перчатке и заглянул в глаза, почти скрытые вуалью и меховым воротником. — Ведь это же Роуз, не правда ли?

Гарольд располнел. Он совершенно не был похож на своего старшего брата Валентина, который в сорок один год был все еще атлетически сложен и у которого седина лишь начинала подступать к вискам.

— Тебе, конечно же, не стоило тащить с собой всю Африку! — сказал он в своей шутливой манере. Затем добавил: — Пойдем скорее. Эдит просто сгорает от желания увидеть тебя!

Элегантный отель «Георг V» в Париже привел Мону в трепет своим большим залом при входе и канделябрами. Но этот дом… Это был просто дворец! У нее перехватило дыхание, когда она ступила в темный холл, по сторонам которого располагались средневековые рыцарские доспехи и оружие. На стенах висели гобелены и потемневшие портреты давно умерших людей. Все это заставляло ее думать о Белладу как о каком-то сельском доме. Именно этот дворец мог бы быть ее родным домом, если бы отец не влюбился в Восточную Африку одиннадцать лет назад.

Эдит Тривертон была в художественной мастерской вместе с другой женщиной и двумя девочками и с преувеличенным радушием поприветствовала свою невестку, представила ее леди Эстер и одной из девочек — ее дочери, благородной девице Мелани Ван Ален. Другая девочка была дочерью Эдит, Шарлоттой, кузиной Моны.

— Роуз, как прекрасно видеть тебя вновь после стольких лет! — провозгласила Эдит, целуя воздух у щеки Роуз. — Мы все были совершенно уверены, что вы с Валентином приплывете на первом же корабле, возвращающемся в Англию! Как ты выносишь эту жизнь в джунглях?