Евангелие от Тимофея - Юрий Брайдер

— Нет, я жив.

— Странно… Ты очень, изменился.

— Я стал иным. Даже имя у меня теперь совсем другое.

— Ты как будто доволен этим.

— Нет. Разве бабочка, покинувшая оболочку гусеницы, радуется? Я стал тем, кем и должен был стать с самого начала. Теперь я — Всевидящий Отче!

— Ты? Вот не ожидал! Как же это случилось?

— Едва только ветвяки рухнули, я спустился в Иззыбье. Не хочу смущать твое сердце рассказами о том, что я там увидел. Из моего Дома не уцелел ни один человек.

Трое суток я бродил в одиночестве и встречал только куцелапов, пожиравших изуродованные трупы. Однажды поутру я наткнулся на Феникса. Думаю, он специально подстерегал меня. Противиться его воле я не смог. Феникс привел меня к телу умирающего старика. Не знаю, каким образом жизнь еще держалась в нем. Грудь и живот его были пробиты насквозь, все кости раздроблены, из ушей вытекал мозг. Говорить Отче не мог, но я прекрасно понимал его и без слов. Он очень мучился, страстно желал смерти, но не мог умереть, не дождавшись Продолжателя. Быть может, он мог лежать так, не живой и не мертвый, еще очень долго.

Все случилось быстро и помимо моей воли. Наши руки, взгляды и души соединились всего на мгновение — и я превратился во Всевидящего. Я узнал все, что знал он, его мысли стали моими мыслями, его сила — моей силой. Теперь я могу на равных беседовать с Фениксами, мне понятен язык Незримых. Да и о тебе самом я теперь знаю куда больше, чем раньше.

— Всевидящим открыто будущее?

— В какой-то мере. Мы умеем предвидеть и догадываться, ведь с нами память сотен поколений, а все в этом мире повторяется вновь и вновь.

— Выходит, Всевидящие знали, что ветвяки рухнут?

— Предполагали, скажем так. Однако в их понимании будущее предопределено, и пытаться изменить его — значит, накликать новые, куда более ужасные беды. Точно так же полагают и Фениксы.

— Не думал, что ты когда-нибудь сойдешься с ними.

— Фениксов и Всевидящих связывает древняя, почти забытая тайна. Люди во многом обязаны им и своим нынешним обликом и своим разумом. Если мы можем только догадываться о будущем, Фениксам оно известно досконально. Скитаться из начала времен в их конец им так же естественно, как людям перебираться с занебника на занебник. Они обречены на вечную жизнь. Никто не знает предела их силы. Но здесь Фениксы случайные гости, как и ты. Над этим миром они не имеют власти. Бессчетное количество лет они ищут способ вырваться назад — и все тщетно.

— Так кто же тогда настоящий хозяин здесь — может быть, Незримые?

— Нет. Их могущество также имеет границы. Даже ты обладаешь качествами, которыми не обладают они.

— Что же это за качества, интересно?

— Это мне неведомо. Меня послали за тобой, и я явился. Пойдем.

— Увы. Ты пришел слишком поздно. Я уже наполовину обратился в труп.

— Не беспокойся. Делай все так, как я скажу. Верь мне. Ведь я здесь не один. Со мной таинственная сила Фениксов и запредельный разум Незримых.

— Тогда приказывай.

— Встань!

Без всякого труда я приподнялся и даже смог отодвинуть от себя тяжеленную кафедру.

Кровь Головастика, перемешавшаяся с кровью Ягана, нестерпимо жгла мои еще совсем недавно совершенно лишенные чувствительности ноги.

— Напрягись! — приказал Шатун. — Напрягись так, как будто хочешь взлететь. Рванись изо всех сил!

Я рванулся — и во все стороны брызнули осколки твердой, как гранит, смолы.

Ничто больше не удерживало меня на одном месте. Небывалая мощь ломала и коробила тело. Сейчас я мог голыми руками разметать всю Ставку, но в том не было нужды — вокруг меня громоздились одни руины.

— А теперь следуй за мной, — Шатун взял меня за руку. — Ничего не бойся и ничему не удивляйся.

Неизвестно откуда налетевший вихрь взметнул кучу праха. Что-то прошелестело над головой, закрыв на секунду свет, — и кроваво-золотистая, невыразимо древняя и вечно юная птица возникла перед нами среди запустения и скверны.

Смутно помню, как мимо меня медленно поплыли вниз ветвяки — четвертый, пятый, шестой и, наконец, седьмой, самый короткий и тонкий, на котором никто никогда не селился.

За все это время Феникс ни разу не взмахнул крыльями. Он не летел, а возносился — строго по вертикали, равномерно и плавно, как будто увлекаемый вверх невидимыми канатами. Шатун по-прежнему сжимал мою руку, словно стараясь удержать чужую, демоническую силу, все еще переполнявшую мою бренную оболочку.

Вновь я ощутил себя человеком — слабым, уязвимым, запуганным, но все же человеком — только на макушке занебника. Расстилавшееся вокруг мрачное, однообразное пространство было крышей этого мира, местом столь же непригодным для жизни, как внутренние области Антарктиды.

Ледяной ветер свистел в переплетении голых сухих ветвей. Эта серая, хрупкая, равномерно всхолмленная твердь смыкалась на горизонте с непроницаемо-тусклой полусферой, ничем не напоминавшей купол небес.

Три живых существа окружали меня — человек, наделенный нечеловеческими свойствами, бессмертная птица и мерцающий волшебным светом призрак. Птица владела тайнами времени, призрак — тайнами пространства, но оба они, как и я, были здесь чужаками. Шатун, хозяин этого мира, связывал нас троих в единое целое.

Он сказал:

— Не все слова, которые я сейчас произнесу, будут понятны тебе. Это слова Незримого. То, что ты сейчас видишь перед собой, лишь искаженное отражение его сущности. Вселенная, которую он покинул, устроена совсем по другим законам, чем наша. Теперь он одновременно находится сразу в нескольких пространствах. Приготовься. Ты увидишь мир его глазами.

Голова моя закружилась, и я едва устоял на ногах. Серое замкнутое пространство истаяло, словно туман под напором могучего вихря.

Удивительные виды открылись моему взору. В фиолетовом небе горела косматая звезда, и свет ее отражался на глыбах чистейшего бирюзового льда.

Но этот голубой мир был словно картина, написанная на прозрачной кисее, — сквозь него просвечивало иное небо, багровое, бушующее, наискосок прочерченное серебристым следом кольца-спутника.

Пространства сменяли друг друга, как театральные декорации, и не было им ни числа, ни счета. Я видел горы, лазурные, как небеса, и небеса, тяжелые и темные, как гранит.

Желтые водопады низвергались в дымящиеся пропасти, вулканы изрыгали огонь и дым, на черепичных крышах замковых башен играли отсветы полярного сияния, пыльные бури заметали древние руины.

Однако не было ничего, даже отдаленно похожего на Землю.

— Все эти миры существуют один подле другого, но никогда не пересекаются, — продолжал Шатун. — Но есть один мир, под названием Тропа, который развернут поперек всех остальных. Неизвестно, кто, когда и зачем сделал это.