Пепел Марнейи - Антон Орлов

Сейчас я думаю: возможно, в тот последний момент меня остановил дремучий глубинный инстинкт, гласящий, что Страж Мира Сонхи неприкосновенен? Меня остановил, а Унбарха – нет… Но не буду утверждать, что я знал, с кем имею дело. Я ведь, кажется, собирался быть честным… Если я и ощущал нечто в этом роде, то на неосознанном уровне, не отдавая себе в том отчета.

Проигнорировав, как обычно, приглашение явиться на Верховный Совет Магов и объяснить свои неприемлемые действия, якобы нарушающие какие-то заплесневелые священные соглашения, я занялся делом. Кое-кого подкупил, кое-кому напомнил о старых долгах, и в конце концов узнал следующее: светловолосого ученика зовут Хальнор Тозу-Атарге, ему четырнадцать лет, происходит он из весьма благочестивой семьи, живущей в Орраде, из рода прямых вассалов Унбарха. В школу был взят, когда ему исполнилось семь, так как магические способности проявились в раннем возрасте. Ожидается, что в скором времени он сдаст экзамен и станет одним из младших боевых магов своего господина.

Характеристика не обнадеживала. В самый раз, чтобы испортить мне настроение. Отсюда следовало, что Хальнор Тозу-Атарге должен оказаться юным фанатиком, безмерно преданным Унбарху и шарахающимся от всего, что не укладывается в рамки привитого сызмальства «благочестия». Что с таким существом можно сделать? Разве что держать в темнице, желательно в цепях, и разговаривать через решетку, сохраняя бдительность, иначе он плюнет тебе в лицо, швырнет миской или отколет что-нибудь еще столь же непримиримое. Но я решил, что все равно его украду, и будь что будет.

Плыли однажды по озеру три утки в поисках хлебушка, и спросила одна: «Почему мы голодные?» А вторая ответила: «Потому что вода родит рыбу, а не хлебные крошки». А третья молвила: «Давайте же, сестры, не будем лениться, а нырнем и добудем себе еду!» Отсюда мораль: если птица ты водоплавающая, ищи пропитание в воде, а не в воздухе».

– Он, что ли, с ума спятил? – спросила Лиузама.

– Кто?

– Да Тейзург! Только что рассуждал об одном и вдруг приплел каких-то уток…

– Судя по всему, Тейзург действительно был до некоторой степени сумасшедшим, но про уток – это уже Евсетропид Умудренный, – объяснил Гаян. – Его почерк. Здесь даже материал свитка другой, более грубый на ощупь и прозрачный, как стекло. Вот, посмотри. Видимо, просто так прежний текст было не соскоблить, и он применил колдовство.

«Я предпринял несколько попыток его похитить, но, увы, не преуспел. После экзамена Хальнор был зачислен в элитную Чистейшую Стражу, которая подчинялась лично Унбарху и повсюду его сопровождала. Думаю, в мирное время мои старания были бы вознаграждены, но, как вам известно, мы с Унбархом воевали и были взаимно готовы к любым пакостям.

Дважды удача мне издевательски ухмыльнулась: отчаянные вылазки, я ухожу с добычей в когтях – и оба раза добыча оказывается не та! Естественно, пленников я убивал, на что они мне сдались, а Унбарх по этому поводу рвал и метал – и то утешение.

Вы, почтеннейшие и беспристрастнейшие, вняли тогда речам Унбарха и досовещались до того, что, ежели истребить сообща зло, которое зовется Тейзургом, вскорости наступит Золотой век. Что ж, вот он и наступил… Нравится? Только не говорите, что вы хотели вовсе не этого, или что Унбарх ввел вас в заблуждение, или что того требовало некое Великое Равновесие – отмазка на все случаи, когда другие отмазки не выдерживают критики. Право же, это будет несерьезно для таких почтеннейших и беспристрастнейших.

Благодаря вашей неоценимой помощи Унбарх захватил мои земли и вытеснил меня в Подлунную пустыню. Я понимал, что мне, по всей вероятности, предстоит уйти на ту сторону, и был к этому готов. Не в первый раз. Умру, а потом вернусь, чтобы начать все сначала, в этой игре есть своя прелесть. К тому времени, как я снова достигну дееспособного возраста, отвоеванные у меня города созреют для мятежа.

Я ведь лучший правитель, чем Унбарх. Да, подати, казни, одиозные последствия магических опытов – а где, скажите на милость, этого нет? При всем том же самом я дозволял своим подданным устраивать праздники, ходить в театры и смотреть выступления бродячих артистов (лишь бы меня не честили, а там пусть вытворяют, что хотят), одеваться, кому как вздумается, развлекаться любовными интрижками. А Унбарх в своих владениях все, что можно, позапрещал, а что никак нельзя было запретить – регламентировал до такой степени, что народ всех сословий у него жил, словно в клетках, хотя были те клетки незримые и нематериальные. Благочестие, одним словом, хотя не вижу я в подобных вещах ни чести, ни блага.

В своей стране он насаждал такие нравы из поколения в поколение, но мои люди привыкли к другой жизни. Когда они увидят, что налогов меньше не стало, а прежние удовольствия недоступны – начнется брожение умов, и меня встретят не как «Тейзурга-от-которого-хорошо-бы-избавиться», а как героя-освободителя.

Забегая вперед, скажу, что сей расчет оправдался, и результат превзошел самые смелые ожидания. Да вы, впрочем, и сами об этом знаете. Грустно… Я бы предпочел более скромный результат и живого Хальнора. Или, точнее, Хальнора-человека, а не Хальнора – болотного кота, утратившего разум и память.

Вашими стараниями, почтеннейшие и беспристрастнейшие, я оказался заперт в Марнейе. Уму непостижимо, около сотни высших магов Сонхи, отринув свои склоки, объединили усилия в помощь Унбарху – и ради чего? Чтобы очутиться вместе со всем миром Сонхи в нынешней прискорбной ситуации? Надеюсь, вы и сами понимаете, что раньше я был о вас лучшего мнения».

Примечание на полях: Исправил вознегодовавший на сие слово Е. У.

«Марнейя не представляла собой ничего из ряда вон выходящего. Скучный глинобитный городишко в оазисе, примитивное земледелие, завалящее скотоводство, несколько тысяч жителей. Единственная достопримечательность – мой дворец, окруженный великолепной двойной колоннадой. Построили его демоны, хотя зодчим был человек – знаменитый Аклаху Сеор-Нан-Татрому из Халцедоновой Нанги, которой давно уже нет на свете.

Надо заметить, для Марнейи я был добрым правителем, так что местные жители меня любили и даже боготворили. Никаких податей, все равно с них нечего взять. Если случался неурожай или погибал скот, я отправлял туда караваны с продовольствием, так как мне было совсем не нужно, чтобы городишко вымер. Все, что требовалось от марнейцев – это чтобы они мне прислуживали, когда я туда наведываюсь, да в мое отсутствие сметали песок и соскребали птичий помет с дворцовых ступеней.

И не творилось в этой дыре никакого «распутства, от коего окрестные пески содрогались», это уже плод нездоровой фантазии Унбарха. Вернее сказать, мало ли, что там происходило, у меня во дворце, местных жителей оно не касалось. Ну, разве что они по собственному почину завели обычай приводить ко мне девушек, созревших для замужества, чтобы я лишал их невинности. Это, кстати, всем чрезвычайно нравилось, недовольных не было.