Тень автора - Джон Харвуд

– Нам всем приходится платить, Джерард. До третьего поколения. Ты ведь сам знаешь.

– Тогда почему вы пощадили мою мать? Почему не обратились в полицию?

– Знаешь, Джерард, поговорку: блюдо нужно есть холодным. Вы ведь и так гнили там, в Мосоне… А что бы бедная Алиса делала без своего любимого?

Комната бешено вращалась перед моими глазами. Она, видимо, была сумасшедшей изначально: вытащила труп Энн из подвала и закопала его в саду, вместо того чтобы позвонить по телефону 999?

– Откуда вы узнали, где искать тело Энн?

Молчание. Она была совсем близко, ей достаточно было перегнуться через монитор, чтобы достать меня.

– Энн не было в подвале, – произнесла она наконец. – Эта сказка была придумана для тебя. – Голос ее зазвучал отрывисто. – Энн перенесла девять операций и еще семь лет лечилась от радиации. Последствия радиации лечили радиацией. Они это называют терапией. Это хуже, чем пытки ада. Ты видел, где твоя мать прятала аппарат. Она включала его на всю ночь, в шести дюймах от головы Энн. Они содрали с нее всю кожу, пытаясь остановить рак. А потом она умерла.

– Но… Но вы говорили в своем письме, – начал я, однако страшная догадка остановила меня. Почти все, что я знал, пришло из того письма. Все ложь, все обман; наживка, чтобы заманить меня в эту западню. Как и то отчаянное послание, что я нашел в подвале. Как и Алиса.

– Все обман, – обреченно произнес я. – Все, что я здесь нашел.

– Нет, Джерард, обманом была только записка из подвала. Все остальное настоящее.

– Вы украли мою жизнь, – сказал я.

– Но твоя мать украла мою. По крайней мере, теперь я знаю – благодаря тебе, – что она потеряла ребенка, его ребенка, которого она действительно любила… И запомни, Джерард, ты сам обрек себя на это рабство. Я тебя не заставляла. Подумай о том, какая у тебя могла быть жизнь, – девушки и прочее. Но ты предпочел стать моими глазами, моими ушами, моей куклой. Влюбленной куклой.

Я содрогнулся, подавив в себе приступ тошноты.

– Почему тогда вы выпустили меня?

– Ты поджег мой дом, пришлось импровизировать на ходу. Ну а теперь кукле пора обратно в коробку. Видишь ли, аппарат до сих пор работает.

– Не хотите же вы сказать… Вы ведь не станете…

– Неужели?

Она вновь двинулась вокруг стола. У меня бешено задрожали колени, я уже обеими руками держался за стол. Сквозь пелену вуали я вдруг разглядел какие-то темные неясные очертания, на лицо совсем не похожие.

– Ты в самом деле не любишь мертвых женщин, Джерард? Может, мне пора снять вуаль?

– НЕТ! – Эхо моего вопля разнеслось по комнате.

– Это не слишком учтиво с твоей стороны, Джерард. Пожалуй, пора уложить тебя в постель. В комнате Энн. Ты можешь доползти туда сам, если хочешь. А утром я, может, и отпущу тебя.

Я вдруг расслышал тихий вой, как будто ветер гулял в деревьях за окном. Какой-то далекий голос подсказывал мне, что под вуалью скрывается пожилая женщина по имени Эбигайл Хамиш, которая, при всем своем безумии, не сможет остановить меня, если я найду в себе силы бежать. Но я понимал, что ноги не понесут меня, а если фигура в вуали схватит меня, то я просто умру от ужаса.

Но, подчинись я ей, и меня ждала бы медленная и мучительная смерть – как было с Энн. Я подумал о флюороскопе, который поджидал меня внизу, и в то же мгновение – как бывает за секунды до автокатастрофы, когда кажется, что время замерло, и ты медленно приближаешься к роковому столкновению, – перед глазами возникли и провода, спрятанные под кроватью в комнате матери, и следы от вырванных страниц в дневнике Энн, и пришло наконец понимание того, как меня вели, шаг за шагом, с самого начала. Я был уверен, что страницы из дневника вырвала моя мать, стараясь скрыть доказательства своей связи с Хью Монфором, после чего вернула его в тайник. Я видел, но так до конца и не понял, что каждый раз, когда моя мать включала свою настольную лампу, включался и флюороскоп. Выбрасывая рентгеновские лучи на обе стороны перегородки…

Но ведь лампочка была разбита. Мысль промелькнула, но показалась бессмысленной. Таким же бессмысленным казалось мне когда-то объявление о розыске Хью Монфора. Мне тогда даже в голову не пришло, что моя мать, одинокая и беременная, могла попросить поверенного дать такое объявление. Она думала, что Хью бросил ее, в то время как он уже был мертв. А труп закопан где-то в подвале.

Вместе с Энн.

И никакой записи о смерти Энн, ни одного упоминания об Эбигайл Хамиш в дневнике Энн.

«Я пыталась уберечь тебя».

– Вы убили их обоих, – сказал я. – Энн и Хью.

Мне казалось, я слышу, как бьется мой пульс.

Фигура в вуали замерла.

– Он приполз сюда на коленях… – прошептала она. Я не расслышал остальное, только мне показалось, что прозвучало что-то вроде «несчастного случая».

– И Энн, – повторил я. – Вы и ее убили.

– Можно и так сказать, – произнесла она и подняла затянутые в перчатки руки.

– В ту ночь Филли спала на чердаке. Где до этого спала с ним. – И потом еле слышно добавила: – Видишь ли, из-под двери не пробивался свет. Я думала, что меня никто не увидит.

Вуаль приподнялась, облако каштановых волос соскользнуло с ее плеч и с мягким шорохом опустилось к ногам. В свете лампы показалась лысая голова мумии с туго натянутой кожей, зияющими черными дырками-ноздрями и единственным глазом, буравившим меня сквозь пораженные лепрой ткани. И это мгновение, запоздавшее ровно на полжизни, пронзило меня пониманием всего ужаса моего заблуждения, ибо до меня наконец дошло, что Алиса Джессел, Энн Хадерли и Эбигайл Хамиш – одно лицо.

Какое-то время мы оба не двигались. Ветер заметно усилился, и его гул, казалось, доносился из-под пола. Даже не гул, а треск. Она развернулась, проскочила к двери и открыла ее. Я увидел оранжевое сияние в коридоре у подножия лестницы. Воздух был раскален до предела.

Какое-то мгновение она стояла, держась за ручку двери, а потом спокойно вышла на лестничную площадку. Мне казалось, что она что-то говорит, но слова тонули в треске пожара. Потом она взялась за перила и стала спускаться по лестнице. Я чувствовал, как жар обжигает мне лицо, но не мог двигаться. На меня хлынул густой дым. Я расслышал собственный крик: «Алиса!» – и упал на колени, задыхаясь. Подул горячий воздух, дым рассеялся, и сквозь пелену слез я увидел, что на лестнице никого нет.

Опять повалил дым, и мне пришлось вернуться в комнату, захлопнув за собой дверь. Настольная лампа излучала голубой свет; повинуясь слепому инстинкту, я пополз к портьерам. Раздвинув их, я увидел французские окна, узкую террасу и ночное небо; а чуть ниже – парапет и мерцающие под ним верхушки деревьев. Я распахнул окна и вдохнул свежий воздух. Дым стал рассеиваться.

Но где же пожарная бригада? Я слышал только звуки огня и никаких сирен, голосов, позывных. У меня закружилась голова; я пополз к парапету – это была кирпичная стенка высотой не более двух футов. Распластавшись за ним, я со всей силой держался за стену. Меня так и тянуло вниз, в полет, который должен был закончиться приземлением на стеклянную крышу оранжереи. В отсветах пламени бушевавшая вокруг дома растительность напоминала джунгли. Но именно они скрывали от соседей происходящее. Пока ни одно из стекол не лопнуло, но ждать оставалось недолго.

И никакой пожарной лестницы. Терраса тянулась по всей ширине дома, и с обеих сторон ее обрезала крыша. Единственной возможностью спасения представлялся дикий прыжок с левого угла, где деревья близко подступали к дому. Я представил себе, как ныряю в джунгли, и терраса как будто покачнулась подо мной.

Сирен по-прежнему не было слышно. Огонь, должно быть, бушевал в задней части дома, но ему недолго было добраться и к фасаду. Нужно было спешно искать другой выход. Я отполз от парапета, умудрился встать и поплелся обратно в комнату. Воздух здесь нагрелся, треск огня становился все громче, под дверью мерцала оранжевая полоска пламени, пожирающего лестницу.

Настольная лампа все еще горела. Я взглянул на мои письма к Алисе – свою растраченную жизнь; подумал о роскошной библиотеке Виолы, гибнущей внизу. Но была единственная вещь, которую я хотел спасти. Я схватил рукопись Виолы и сунул ее за пазуху, думая о том, что то же самое сделала Энн, но потом вспомнил, что и этого не было.

Куда бежать? Из-под двери повалил черный дым. Я понятия не имел, куда ведет другая дверь комнаты – та, что находилась в дальнем углу. Решив, что лучше разбиться, чем сгореть, я бросился к окнам и оттуда – на террасу, готовый прыгнуть. Я увидел маячившие внизу руины беседки, подумал об Алисе, мисс Хамиш, Стейплфилде – обо всем, что мне было дорого в этой жизни. Все оказалось фантомом, все ушло. Больше ничто не держало меня на земле, и не было другой жизни, которую можно было бы прожить заново, тогда чего же было бояться? Я мог просто закрыть глаза, прыгнуть вниз и исчезнуть навсегда.