Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл

— Нет. — Битель смотрела на дочь, пытаясь предугадать ее реакцию. Наверное, расплачется и запричитает — сама Битель плакала и причитала, когда услышала новость. Но сейчас она немного привыкла, как пациенты хосписа, которых она иногда навещала, привыкают к постоянной физической боли. — Лола, — мягко сказала Битель. — Мы разорены. Мы потеряли все наши деньги. Вот, теперь ты знаешь все.

На секунду Лола застыла, но тут же зашлась истерическим хохотом:

— Ой, мам, вечно ты драматизируешь ситуацию! Как мы можем разориться? Я вообще не понимаю, как это!

— Это означает, что у нас нет денег, — терпеливо повторила Битель.

— Не может такого быть, у нас же всегда были деньги! Папочку что, уволили? — Лолу начала охватывать паника.

— Он сам ушел, — сказала Битель.

— Когда? — встревожилась Лола.

— Три месяца назад.

— Почему вы мне не сказали?

— Не хотели расстраивать, боялись отвлечь от работы.

— Папа найдет другую работу, — растерянно пробормотала Лола.

— Может, и найдет, — ответила ей мать. — Но это не решит наших проблем. Во всяком случае, полностью.

Страх не позволил Лоле уточнить, что имелось в виду. Битель повернула ключ зажигания, и остаток пути они проехали молча.

Виндзор-Пайнс был построен как маленький город. Если в Атланте бесконечные торговые центры средней руки и заведения быстрого питания тянулись паучьими лапами на долгие мили, в Виндзор-Пайнсе были только дорогие бутики и магазины высшего класса, а в центре можно было видеть торговые представительства фирм «Мерседес», «Порше» и «Роллс-ройс». Здесь были отель «Времена года» и белоснежное здание муниципалитета, отделенное от дороги зеленым газоном с эстрадой-раковиной. «Город» Виндзор-Пайнс, появившийся на картах в 1983 году, насчитывал пятьдесят тысяч жителей и располагал двенадцатью площадками для игры в гольф — в пересчете на душу населения больше, чем в любой другой точке Джорджии.

Особняк семьи Фэбрикан стоял на самом краю одного из полей для гольфа, в огороженном жилом массиве с ограниченным въездом, и представлял собой результат диковинного смешения разных стилей — в основном эпохи Тюдоров, поскольку Битель обожала «английскую деревню», но с реверансом великой плантаторской архитектуре в виде высоких белых колонн у входа. При доме был гараж на три машины, над ним — центр развлечений со столом для пула, гигантским плоскоэкранным телевизором, баром и секционными кожаными диванами. Просторная кухня с мраморными столешницами переходила в огромную смежную комнату. Помимо нее, в доме имелись гостиная и столовая, которыми практически не пользовались, четыре спальни и шесть ванных комнат. Покрытая белым гравием дорожка, подновляемая каждую весну, плавно поворачивала ко входу с колоннами. Когда они свернули к дому, Лола ахнула от изумления: справа и слева от дорожки в газон были воткнуты таблички «Продается».

— Вы продаете дом? — в ужасе воскликнула она.

— Не мы, а банк.

— Что это значит? — внезапно осипнув, спросила Лола, начиная понимать, что мать не шутит. От ужаса у нее перехватило дыхание, слова давались ей с трудом.

— У нас забирают все, — сказала Битель.

— Но почему? — взвыла Лола.

— Поговорим об этом позже, — сказала мать. Открыв багажник, она устало вытащила чемоданы дочери и понесла к дому, сделав на полпути передышку. Казалось, Битель стала ниже ростом, словно высокие колонны, громадный особняк и чудовищность ситуации придавливали ее к земле. — Лола! — позвала она. — Ну ты идешь?

Сэм Гуч никогда не ждал прихода Рождества с замиранием сердца. Все его знакомые на Рождество уезжали, только он застревал в городе с родителями. Зато Минди называла это время года самым лучшим в Нью-Йорке: все разъезжаются, по улицам разгуливают одни туристы, да и те в их квартал забредают редко. После Нового года, вернувшись в школу, Сэм слушал в классе болтовню учеников про экзотические каникулы. «А ты где побывал, Сэм?» — обязательно спрашивал кто-нибудь, и кто-то другой непременно отвечал: «Сэм совершил восхождение на Эмпайр-Стейт-билдинг».

Однажды семья Гуч выбралась на Ямайку, но Сэму тогда было всего три года и он почти ничего не запомнил, хотя Минди иногда припоминала ту поездку Джеймсу, упрекая его за общение с растаманами.

Возвращаясь со Скиппи после прогулки в парке на Вашингтон-сквер (Скиппи совершил там нападение на здоровенного ротвейлера, наполнив хозяина странной гордостью), Сэм размышлял о том, почему и в этом году они остались в Нью-Йорке. Отец как будто ждал денег за свою книгу, но их рождественские планы от этого не поменялись. Как обычно, ранним рождественским утром они поедут в Пенсильванию, к маминым родителям на традиционный рождественский ужин — жареная говядина и йоркширский пудинг, а потом — поездка на Лонг-Айленд, к отцу Джеймса. Джеймс происходил из еврейской семьи, не отмечавшей Рождество, поэтому там предстоял ужин в китайском ресторане.

Скиппи он водил на поводке-рулетке. На прогулке псу нравилось отбегать от хозяина как можно дальше. Сейчас он пулей влетел в дом номер один по Пятой авеню, отмотав рулетку на несколько футов, и Сэм, войдя следом за ним, обнаружил, что поводок опутал ноги Роберто.

— Воспитывай свою собаку, парень, — резко сказал Роберто.

— Это мамина собака, — напомнил ему Сэм.

— Она относится к нему как к ребенку, — пробурчал Роберто. — Кстати, тебя искала миссис Райс. У нее сломался компьютер.

Когда Сэм постучался к Аннализе Райс, она разговаривала по телефону.

— Мне очень жаль, мама, — говорила она, — но Пол хочет куда-то ехать с этими людьми… — Она жестом пригласила Сэма войти.

Всякий раз, оказываясь в квартире Райсов, Сэм пытался делать вид, что ему нет никакого дела до обстановки, но всегда испытывал благоговейный ужас. Холл был выложен блестящим белым мрамором, штукатурка на стенах походила на иней. В холле было нарочито пусто, только на одной стене висела поразительная фотография: тучная темноволосая женщина с белокурым младенцем, настоящим ангелочком, на руках. Женщина выглядела как любящая мать, но в ее взгляде читался вызов, словно на тот случай, если у зрителя возникнет сомнение, что ребенок ее. Сэма гипнотизировали ее огромные груди с сосками размером с теннисные мячики. Странные создания эти женщины! Из уважения к матери и к Аннализе он целомудренно отводил глаза от фотографии. В холл можно было попасть и с другой стороны, по широкой красивой лестнице — такие можно увидеть разве что в старых черно-белых фильмах. В доме располагалось несколько двухэтажных квартир, но там лестницы были узкие, витые и крутые, такую ни за что не преодолел бы человек старше семидесяти пяти лет. А ширина этой лестницы тянула, по прикидке Сэма, футов на шесть, на ее ступеньках свободно можно было бы пировать целой компанией.